Ольга Горовая
Любовь как закладная жизни
Пролог
Наши дни
Весенний дождь оказался нежданно теплым. Не зная, что сейчас на улице конец апреля, вполне можно было бы решить, что наступил июнь. Именно в этот месяц лета самые красивые дожди, самые сильные, мощные, полные жизни и эмоций.
Так ей всегда казалось.
И вот этот дождь походил на те ливни. Впрочем, Агния была не очень в этом уверена. Ей не хотелось ни о чем думать или что-то вспоминать, даже дожди. Ноги сами собой брели по стремительным, бурлящим потокам, в которые превратились тротуары из-за этого дождя. Дорогие туфли, наверняка, пришли в полную негодность, но ей не имелось до этого дела. Все на Агнии было дорогим: свободное, струящееся платье из бледно-зеленого шелка, туфли ему в тон, украшения, дурацкая сумочка, болтающаяся на уровне бедра, с золотистой цепочкой вместо ручки. Эта цепочка давила на плечо и раздражала, отвлекая от бесцельного блуждания по улицам, а Агния не хотела отвлекаться. Она не хотела ничего. Ни ощущать этот дождь, хлещущий ее потоками воды по лицу, ни ветер, раздувающий мокрые длинные волосы. Ни лужи, в которые наступала. Она ничего не желала. Только забыть обо всем на свете. И особенно о том, что у нее отобрали.
Голова просто раскалывалась, во рту пересохло, а дождевая вода казалась то горячей, то холодной. Она была уверена, что они уже давно что-то ей подмешивают, куда, как и когда — не знала, но не сомневалась. Только ее это уже не волновало. Понятно, им она очень даже нужна зависимой.
В наушниках, перекрывая шум падающей с неба воды, с достоинством и пониманием звучало трио. Певцы исполняли песню, которая сейчас так подходила под настроение Агнии.
Сегодня была годовщина.
У нее отобрали все, все, что имело значение для Агнии. Все, кроме этих долбанных денег. Тех, как раз, ей оставили в избытке. Даже смешно, ведь когда-то ей казалось, что все проблемы исчезнут, как только она сможет себя обеспечить. И к немуона тогда ведь именно за этим, за деньгами пошла. А теперь…
Теперь ей ничего не надо. И денег этих век бы не видеть. Лишь бы еговернули, егои их ребенка. Только таких чудес и за все деньги на свете не купишь.
Безумно тяжело быть той, кто остался. И, в принципе, уже не важно, что с тобой сейчас делают, как мучают тело. Душа сильнее болит от воспоминаний о том счастье, которое уже не вернуть.
Новый порыв ветра снова бросил волосы в лицо. Это раздражало не меньше, чем трение ремешка-цепочки. Может быть, даже сильнее. Отбросив надоевшие локоны, давно ставшие мокрой мочалкой, за спину, она подняла голову и осмотрела улицу. Поддавшись минутному порыву, прошла еще половину квартала, до первого попавшегося салона, которых нынче стало так много, и зашла внутрь, не заботясь о том, сколько воды мигом оказалось на полу по ее милости. Агнию узнали. Пусть она была не так популярна, как попсовые певицы, и выступала для иного круга слушателей, но и ее лицо было известно и узнаваемо.
Не вынув из ушей бусинок-наушников, она опустилась в ближайшее свободное кресло, не обратив никакого внимания на суматоху, вызванную ее появлением. И выразительным жестом показала, чего хочет.
— Вы уверены? — прочла по губам удивленной девушки.
Агния ограничилась кивком. И так же молча наблюдала за тем, как падают на кафельный пол длинные светлые волосы.
Было больно так, словно бы отрезали ее живые части. Будто пальцы, а не волосы резали. Больно от воспоминаний, как он перебирал эти пряди, как гладил те, успокаивая ее или сам ища покоя, как опускал в ее волосы свое лицо.
Господи! До чего же сильно ей не хватало его! До сих пор…
Девушка замерла с занесенными в руке ножницами, видимо, испуганная ее слезами, тихо струящимися по щекам Агнии. Она махнула, чтобы та не обращала внимания.
За полтора часа, что Агния провела в салоне, платье успело высохнуть. У нее теперь была новая прическа, да и дождь прекратился. Поменялось почти все, кроме песни, поставленной на цикл, и надрывной боли внутри.
Расплатившись, она вышла из салона, поймала первое такси и назвала название одного из наиболее дорогих и закрытых в столице ресторанов.
Здесь ее знали куда лучше, чем в том салоне. В конце концов, этот ресторан принадлежал ее хозяину, и Агния даже иногда выступала здесь, по «личной просьбе». Пока она, следуя за официантом, пересекала зал, немногочисленные из-за дневного времени посетители приветствовали Агнию кто взмахом руки, кто кивком. Она так же сдержанно отвечала, не желая ничьей компании.
Сев за небольшой круглый столик у самой сцены, Агни молча поздоровалась с музыкантами и, отказавшись от меню, заказала графин водки и рюмку. Она не любила алкоголь. Но… поминать, так по правилам.
И когда холодная, горькая и тягучая жидкость покатилась по горлу, закрыла глаза, вспоминая.
Десять лет назад
«Он был старше ее,
Она была хороша,
В ее маленьком теле
Гостила душа…»
Машина времени.
Он был ужасно некрасивым. Вроде и не урод. Два глаза, два уха, нос. Все нормальное и даже обычное само по себе. Но вместе это все как-то не складывалось. Не звучало. Нос, кстати, выглядел, вообще, как-то криво. Наверное, ему тот ломали. А может, и не раз. Жесткий ежик волос венчал все это «великолепие», однако его высота не позволяла даже нормально определить цвет шевелюры. Впрочем, кажется, волосы были седыми. Наверное, он довольно стар. И седина, и морщины указывают на это.
Пожалуй, самыми запоминающимися деталями этого лица были: широкий лоб, изборождённый несколькими глубокими горизонтальными и вертикальными морщинами, тот самый, переломанный нос, и тяжелый, массивный подбородок, с грубой кожей, синеватой от пробивающейся черной щетины. И еще — скулы. Они буквально выпирали, делая это лицо еще более гротескно рельефным и негармоничным.
Разумеется, делиться своими наблюдениями с кем бы то ни было, Агния не собиралась. На самом деле, она до ужаса, до дрожащих сейчас коленок, боялась этого старого человека с нескладным и хаотичным лицом. И потому, стараясь взять себя в руки и подавить панику, Агния попыталась сосредоточиться на обстановке и том, что происходило в зале.
Мужчина сидел за столиком и с кем-то разговаривал. Одет он был в джинсы и темную рубашку с закатанными рукавами, но Агния не сомневалась, что эти, простые с виду вещи, стоили очень много.
Руки, которые этот мужчина нагло, вопреки всем приличиям, положил на бордовую с белым скатерть, казались ей огромными и грубыми. Такими же нескладными и хаотичными, как и его лицо. Длинные пальцы, с загрубевшей, потертой и темной кожей на сгибах, медленно и лениво постукивали по столу, пока он слушал своего собеседника, почти незаметного из-за сумрака в пустом зале ресторана. А из-за того, что на все помещение горела лишь одна лампа, на том самом столе, за которым эти двое и сидели — становилось еще темней.
Странно даже, вокруг стоит тишина, зал пустой, а ей не слышно ни слова из того, о чем говорят эти двое. Это вам не залы и аудитории консерватории, где каждый звук многократно умножается и разносится ясным и неизменным. Нет, это совсем другое место.
Она посмотрела направо от себя, где, переминаясь с ноги на ногу и отчаянно потея, стояла Зоя Михайловна, ее преподаватель по вокалу. Это была ее идея привести Агнию сюда, но, походила на то, что нынче Зоя Михайловна не очень-то и уверена в своем решении. Рядом с пожилой женщиной стоял невысокий, щуплый мужчина. Невзрачный и неприметный. Таких неимоверно много в любой толпе. Собственно, подобные личности толпы и создают, безликие и невыразительные, неприметные. Разительно отличающиеся от личностей, выделяющихся на общем фоне. Как тот хаотичный мужчина, к примеру.
