4
Это была самая длинная неделя в жизни Кадира.
Фероваль привязал его поводок к ножке пустой койки в одной из солдатских спален – так низко, что Кадир не мог ни встать, ни сделать шаг. Ночной горшок был поставлен так близко, чтобы Кадир мог справить нужду стоя на коленях.
Сенешаль созвал всех своих людей и пока они стояли напротив, разглядывая Кадира, передал им инструкции госпожи.
Кадир знал, что он отвратителен, но всё же… Не было никого, совсем ни одного человека, кто не отреагировал бы без явного отвращения. Ни один мужчина не хотел использовать его, и возможность умолять кого-то из них представилась лишь через несколько часов, поскольку они приходили в казарму только поздно вечером. Каждый вечер к нему подходил кто-то из них, чтобы накормить питательным зельями и вылить на Кадира ведро холодной воды, потому что госпожа приказала ему оставаться чистым. Большинство из них не смотрело на него, или, по крайней мере, изо всех сил старались не смотреть.
Кадир стал забывать, какого это – не испытывать постоянной боли. Деревянное орудие в его заднице казалось теперь чем-то постоянным и вездесущим. Оно дарило ему новые ощущения, стоило только чуть шевельнуться, чтобы изменить позу, так что на второй день весь его мир сводился только к этому предмету.
На четвёртый день он подумал, что ему, возможно, наконец повезло, когда солдат, пришедший дать ему зелье, посмотрел на него с жалостью.
Тогда Кадир опустил голову на пол и действительно принялся умолять, но мужчина тут же отступил от него. Он выглядел испуганным и раздражённым, и ясно дал понять Кадиру, что хотя и жалеет его, но сняв упряжь должен будет действительно взять его сам, а он никогда бы не опустился до подобного.
Кадир смотрел на спину удалявшегося прочь воина и понимал, насколько он на самом деле отвратителен. У него была самая добрая Хозяйка, которая хотела его, несмотря на то, кем он был и каким уродливым он был. А он предал её самым жестоким образом. И тем не менее, Ракшаса не убила его и не продала, потому что знала, какая судьба ждёт его тогда. Её доброта не знала границ.
Стоя на коленях перед солдатской кроватью, Кадир мысленно поклялся быть для неё лучшим рабом, каким только можно быть, и никогда больше не давать своей Госпоже повода сожалеть о том, что она им владеет. Он мог только надеяться, что Ракшаса внезапно не решит просто оставить его гнить здесь навсегда.
Его молитвы были милосердно услышаны, и Госпожа вернулась, пунктуальная, как всегда, на седьмой день. Между ними не было сказано ни слова, кроме положенного:
- Хозяйка… - и прикосновения лбом к полу.
Но как только они вернулись в карету, выражение лица Ракшасы смягчилось и в глазах появилось сожаление, её пальцы принялись перебирать длинные тёмные волосы раба, Кадир жадно потянулся навстречу её тонкой руке.
- О, мой глупый волчонок. Мне так жаль… Фероваль сказал мне, но я не ожидала… Я хотела проучить тебя, хотела, чтобы ты понял, что очень немногие захотят тебя, но я не ожидала, что никто из них не согласится даже прикоснуться к тебе. Ни один… Я бы не оставила тебя там так надолго, если бы знала, волчонок, прости.
Её доброта сломила Кадира так, как не удалось бы ни насилию, ни страху. Мягкий голос проникал под кожу, и глухие рыдания вырвались из груди против его воли. Ракшаса потянула его за волосы, поднимая на ноги. Кадир сгорбился в тесном пространстве маленького экипажа. Ракшаса наконец прикоснулась ключом к его ремням и распустила упряжь.
- Я больше не хочу наказывать тебя, мой маленький глупый зверёк. Я собиралась сделать это после того, как закончится твой урок, но я не думала, что этот урок окажется так суров.
Фаллос внезапно покинул его тело – более резко и болезненно, чем, должно быть, хотела его добрая госпожа, потому что в этот момент карету тряхнуло. Кадир со стоном упал на колени своей Хозяйки, но госпожа простила ему даже это. Она быстро обмакнула палец в горшочек со своей чудотворной смазкой и вставила его в Кадира без всякого сопротивления. Последовал второй палец, затем третий. Каким-то образом Ракшасе удалось расположить его так, что Кадир теперь стоял на коленях на полу кареты, положив руки на скамью, а его Хозяйка позади него уже приподняла юбку и мягко активировала эстар.
Почувствовать нечто принадлежавшее госпоже на входе в своё тело было благословением, её слова успокаивающим бальзамом скользнули Кадиру в уши:
- Всё в порядке, мой маленький волчонок, я хочу тебя. Мне не всё равно. Я даже не могу дождаться, когда вернусь домой, чтобы показать тебе, что ты всё ещё нужен. Ты сейчас слишком растянут, но не волнуйся, волчонок, у меня есть заклинание, которое сделает тебя таким же тугим, каким ты был раньше, как только мы вернёмся домой.
Эстар госпожи полностью вошёл в его тело, одна её рука придержала Кадира поперёк живота, давая ему близость, которой он так жаждал всю прошедшую неделю. Облегчение затопило его сердце. Ракшаса хотела его. Не имело значения, что больше никто его не хотел. Его хозяйка хотела его. Не было ничего, чего бы он не сделал для своей доброй Госпожи. Слёзы текли по его лицу, боль мешалась с сожалением и облечением.
- Мне так жаль, Хозяйка, мне так жаль… - беспорядочно бормотал Кадир, опустив голову в пол.
- Тихо, волчонок. Я знаю. Ты прощён, - прошептала Ракшаса, притягивая его к себе и почти касаясь губами уха. – Приди ко мне, мой любимый непослушный зверёк. Прикоснись к себе и будь готов кончить со мной, когда я прикажу. Покажи мне, как сильно этого хочешь.
Кадир подчинился, стремясь угодить. Столь очевидная нежность Хозяйки смягчала его боль и действовала мощнее любого возбуждающего зелья. Он никогда бы не предал свою добрую госпожу, если бы знал, как сильно она заботится о нём. Это было всё, о чём он когда-либо мечтал. Он покачивался в такт толчкам своей Хозяйки, боль потеряла значение, он во всю дрожал от потребности и желания к тому моменту, когда Госпожа откинулась назад в оргазме и приказала ему, наконец, кончить.
