Женщины соблазняют его часто, но он устроен так же, как они, и должен чувствовать, что влюблен сам. Хотя красивая женщина может привести его в восторг, он оказывается импотентом, если при этом нет какой бы то ни было любви.
Странно, как характер человека отражается в его манере любить. Если он нервозен, смущен, неуверен и испуган, то же будет и с актом любви. Если человек расслаблен, любовь превращается в наслаждение. Член Густаво никогда не расслабляется, поэтому он не спешит и проделывает все с уверенностью. В возбуждении он ощущает себя как дома и вкушает соитие спокойно и полностью, до последней капли. Марсель же более неуверен в себе и беспокоен. Даже когда член его тверд, я замечаю, что он все время должен демонстрировать свою силу из опасения, что это скоро прекратится.
Вчера вечером, прочитав несколько эротических описаний Ханса, я вытянула руки над головой. Я почувствовала, что мои сатиновые трусики слегка сползли с талии. Мой живот и лоно ощущались, как живые. В темноте мы с Хансом бросились в долгую оргию. Мне казалось, будто я нахожусь вместе со всеми женщинами, с которыми ему довелось иметь дело. Все, к чему прикасались его пальцы, все языки, которые он когда-либо чувствовал, все срамные губки, которые он обнюхивал, каждое слово, сказанное им об эротике — все это я вобрала в себя как оргию незабытых впечатлений, целый мир оргазмов и лихорадки.
Мы с Марселем лежали в его постели. В полумраке комнаты он разглагольствовал о своих эротических фантазиях, о том, как трудно дается их воплощение. Ему всегда хотелось иметь женщину, на которой было бы множество юбок, под которые он мог бы лечь и заглянуть. Он помнил, как проделал это со своей первой нянькой. Он улегся и притворился, что играет, а на самом деле пялился ей под юбки. Это первое эротическое переживание он запомнил навсегда.
Тогда я сказала:
— Но я не против. Давай сделаем все то, что мы хотим. У нас впереди вся ночь, а здесь у тебя вещей столько, что всего и не перепробуешь. У тебя есть и костюмы. Я с удовольствием для тебя их надену.
— Правда? — обрадовался он. — Тогда и я сделаю все, о чем бы ты меня ни попросила.
— Сперва давай костюмы. У тебя есть несколько крестьянских юбок, которые я могла бы надеть. Начнем с твоих фантазий, воплотим их в жизнь первыми. А теперь я буду наряжаться.
Я вышла в другую комнату и надела разные юбки, которые он привез из Греции и Испании, одну поверх другой. Когда я вошла, Марсель лежал на полу. При виде меня он даже покраснел от радости. Я присела на край постели.
— А теперь встань, — сказал он.
Я поднялась, а он продолжал лежать и все смотрел под юбки мне между ног. Он слегка раздвинул их руками. Я стояла, расставив ноги. Взгляд Марселя возбудил меня, и вскоре я начала танцевать, как танцуют арабские женщины, прямо над его лицом, медленно покачивая бедрами, чтобы он видел, как двигается среди юбок мое лоно. Я все танцевала и двигалась по кругу, а он рассматривал меня и тяжело дышал от волнения. В конце концов он уже не мог сдерживаться. Он притянул меня к себе и принялся целовать и кусать. Через некоторое время я его остановила.
— Не заставляй меня кончить, подожди.
Я отошла и вернулась уже голой, в одних только черных сапогах, готовая воплотить его следующую эротическую фантазию. Теперь он хотел, чтобы я была жестокой.
— Пожалуйста, будь жестокой, — умолял он.
Совершенно нагая, в одних только длинных черных сапогах, я начала приказывать ему делать самые унизительные вещи. Я сказала:
— Пойди и найди мне красивого мужчину. Я хочу, чтобы он взял меня у тебя на глазах.
— Не буду, — ответил он.
— Я приказываю тебе. Ты же обещал делать все, что я захочу.
Он встал и ушел. Через час он возвратился вместе с одним из своих соседей, с очень красивым русским. Марсель был бледен. Он видел, что русский мне нравится. Он уже успел объяснить ему, чем мы тут занимаемся. Русский улыбнулся мне. Мне было вовсе необязательно его возбуждать. Подойдя ко мне, он уже был взволнован моей наготой и черными сапогами. Я не просто отдалась ему, я еще и шепнула:
— Постарайся, чтобы это продлилось подольше.
Марсель страдал, пока я наслаждалась русским, который был большим, сильным и выносливым. Наблюдая за нами, Марсель вынул свой член. Член был напряжен. Когда я уже готова была испытать оргазм вместе с русским, Марсель захотел сунуть член мне в рот, однако я не позволила. Я сказала:
— Оставь это на потом. Мне еще есть о чем тебя попросить. Я не хочу, чтобы ты кончил сейчас!
Русский разговелся, а потом остался во мне и хотел продолжать, однако я отстранилась. Он сказал:
— Я бы желал остаться и посмотреть, если позволите.
Марсель был против, и мы отослали его. Русский благодарил меня, иронично и лихорадочно, и хотел побыть с нами еще.
Марсель бросился к моим ногам.
— Это жестоко. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Это жестоко.
— Но это сделало тебя страстным, не так ли, это сделало тебя страстным.
— Да, но и больно тоже. Я бы с тобой так не поступил.
— Ты сам этого хотел. Это тебя возбудило.
— А чего ты теперь хочешь?
— Хочу заниматься любовью и смотреть в окно, — ответила я. — И чтобы прохожие смотрели на меня. Ты должен взять меня сзади, и никто не будет видеть, чем мы занимаемся. В этом мне нравится именно таинственность.
Я встала у окна. Из другого дома люди могли видеть, что происходит в комнате, и пока я так стояла, Марсель взял меня. Я не выказала ни малейшего признака возбуждения, и все-таки я наслаждалась. Он дышал тяжело и почти терял самообладание, в то время как я приговаривала:
— Спокойно, Марсель, делай так, чтобы никто ничего не заметил.
Прохожие видели нас, но думали, что мы просто стоим и смотрим на улицу. Мы же вкусили такого оргазма, который бывает у тех, кто сношается всюду в переходах или под мостами ночного Парижа.
Мы устали и закрыли окно. Затем отдохнули и разговорились в темноте о том, что помнили, и о снах. Я сказала:
— Два часа назад я села в метро в час-пик, чего я обычно не делаю. Поток людей сминал меня, но я держалась. Тут я вдруг вспомнила случай в подземке, о котором мне однажды рассказала Альрун. Она была уверена в том, что Ханс пользовался людским потоком, чтобы тискать женщин. В то же мгновение я почувствовала руку, которая легонько касалась моего платья, как будто невзначай. Пальто мое было распахнуто, а под ним на мне было тонкое платье, и рука трогала меня легонько через платье, за лоно. Я не отстранилась. Мужчина, стоявший передо мной, был так высок, что я не видела его лица. Да я и не хотела. Я не была уверена в том, что это именно он, и не хотела знать, кто это. Рука ласкала платье и надавливала все сильнее в поисках губок. Я подвинулась, чтобы облегчить эту задачу. Пальцы надавили еще сильнее и проследили форму губок с уверенным, хотя и легким давлением. Я испытала прилив наслаждения. Качка поезда сдавила нас, и я прижалась к его руке. Он осмелел и ухватил меня за лобок. Теперь я уже с ума сход ила от возбуждения, я чувствовала, что вот-вот испытаю оргазм, и незаметно терлась о руку. Казалось, рука ощущала то же, что и я, и продолжала ласкать до тех пор, пока я не кончила. Оргазм заставил меня задрожать всем телом. Поезд остановился, и поток пассажиров исчез. Исчез вместе с ним и мужчина.
