— Браво, Ваас. Можешь мне не верить, но я последний человек на этом острове, которого ты можешь называть лицемерной крысой. Просто прими уже наконец тот факт, что на данный момент, я — самый искренний человек, который находится рядом с тобой и, возможно, самый искренний человек за всю твою жизнь. Так почему ты так поступаешь со мной?
Пират ничего не ответил, продолжая искать правдивость в моих глазах. Я вздохнула, слегка подтолкнув его за затылок, чтобы расшевелить.
— Ну давай же. Тебе же самому станет легче. Обещаю, потом я с удовольствием к тебе и на километр не подойду.
Моя легкая ухмылка все же передалась пирату, который до последнего старался выглядеть холодно и угрожающе. Но его взгляд говорил сам за себя: ему эта игра уже казалась интересной…
«— Иными словами, ты очень забавная зверушка, принцесса!» — вспомнила я слова пирата, но постаралась абстрагиваться от них.
Ваас недовольно вздохнул, скорее демонстративно, нежели правдиво, и приобнял меня за талию одной рукой, притягивая ближе. Хотя ближе было уже некуда. В темной комнате повисла тишина, нарушаемая только нашим негромким дыханием. Не знаю, о чем в эти секунды думал Ваас. Я уложила подбородок на его теплое плечо, наблюдая за происходящим на улице: сегодня там было спокойно, никаких попоек и разборок с возвратами, только несколько патрульных обходили территорию, а на стенах лагеря периодически мелькали красные лучи снайперских винтовок. Сколько мы простояли так, я не знаю — прикрыв глаза, я уже успела погрузиться в свои мысли, но меня вдруг вывел из транса голос Вааса, раздавшийся над ухом.
— Знаешь, чего я хочу еще больше?
Я вздернула подбородок, чувствуя, как на моей талии сжимаются пальцы пирата.
— И чего же? — с опаской спросила я.
Вдруг я почувствовала, как свободная ладонь мужчины скользит по моей руке, обвивающей его шею, и берет мое запястье, слегка отстраняя его.
— Хочу свести его, — без каких-либо эмоций бросил Ваас, проводя большим пальцем по незаконченному татау.
Я уложила щеку на горячее плечо пирата, опечаленно рассматривая свою руку: было в этом татау что-то такое, что придавало мне сил, что заставляло меня чувствовать себя уверенней и опасней, что подавляло во мне страх. Хотя я более чем уверена, что дело здесь было в самовнушении, которое накопилось за эти долгие дни, что я носила татау и слушала наставления Денниса Роджерса о пути воина. И все же при мысли о том, что я лишусь этого отличительного знака, в душе разлилось что-то неприятное, что-то тоскливое: будем честными, я уже не хотела избавляться от татау, пускай я и получила его не по своей воле и оно приносило мне кучу проблем, связанных с гневом Вааса…
А с другой стороны, если бы не это татау, вряд ли бы я сейчас была жива и вряд ли бы вот так спокойно обвивала шею главаря пиратов, словно мы не были с ним гребаными врагами. Как бы странно это ни звучало, но оно связало нас. Это был не просто рисунок на руке — это было напоминание о всех тех роковых ошибках, что я совершила, о всех жертвах, что пали от моего кинжала, о той силе, которую подарил мне путь воина, о мести, которая до сих пор не была свершена…
Я подняла глаза на Вааса, встречаясь с его изучающим взглядом, словно пират мысленно задавал мне вопрос, буду ли я против того, чтобы свести татау. Я вновь посмотрела на свою руку.
«Нет, это всего лишь татуировка, Маша, всего лишь рисунок…» — говорил внутренний голос. — «Твоя сила заключена не в татау. Твоя сила — в тебе самой. Ты и без этого рисунка на теле сумеешь вызволить остальных и покинуть этот дьявольский остров. И там, на материке, тебе не понадобится это лишнее напоминание о ракъят, о Монтенегро и вообще обо всем этом кошмаре, что произошел здесь с тобой и твоими друзьями. Ты ведь вернешься домой? Ты обязательно вернешься домой…»
— Своди, раз хочешь, — тихо ответила я, пожав плечами. Пирата этот ответ более чем устроил.
— Только у нас тут нет никакой анастезии, amiga, если только опять опиатом тебя накачать…
При упомянании наркотика, я бросила испепеляющий взгляд на Монтенегро и вырвала руку из его хватки, вызвав на лице пирата усмешку.
— Придется потерпеть, принцесса. Но тебе повезло: эта хуйня еще не большая, так что много своей нежной кожи не потеряешь. Полчаса максимум уйдет, — безмятежно пожал плечами пират, прикидывая в уме.
Я же была готова здесь же рухнуть в обморок: я представила, как мою руку заживо прожигают кислотой, как с нее медленно сдирают сотню лоскутков плоти, как эта плоть лопается и кровоточит, а я кричу, сжимая в зубах импровизированный кляп…
Заметив мое побледневшее лицо, Ваас откровенно залился смехом.
— Да не ссы, принцесса. Все не так страшно. Вон, зацени.
Он показал мне свое предплечье, проводя забинтованным пальцем от запястья до самого сгиба локтя.
— Здесь… здесь… и здесь. Остальное зажило, как на собаке, amiga.
— Так вот откуда эти шрамы…
Я завороженно рассматривала небольшие рубцы десятилетней давности. А ведь Монтенегро сам их сводил, в одиночку… И вдруг заметила еле заметные очертания цапли, акулы и паука — те самые символы, которые наносятся первыми и которые уже давно были четко выведены на моей руке, в том же чертовом месте, что и у пирата. Я осторожно коснулась их пальцами.
— Это ведь… Было татау, да.
Это был не вопрос, поэтому Ваас лишь безмятежно пожал плечами, и я продолжила вести пальцами вдоль его руки. Спустя непродолжительное молчание, я решилась поднять глаза на пирата.
— Больно?
— Бля, принцесса, им хуеву тучу лет… — ответил Ваас, натянуто ухмыляясь.
— Я не про шрамы, — отрезала я.
Моя ладонь неуверенно легла на каменную грудь пирата, чувствуя, как мужчина напрягся еще сильнее, и тогда я переспросила.
— Больно?
В ладонь отдавался каждый удар его сердца. Это ощущение успокаивало, и в то же время было так странно осознавать, что у такого человека в принципе есть сердце, как бы поэтически и абсурдно это ни звучало.
— Нет, — спустя затянувшееся молчание ответил пират. Холодно и твердо.
Лжет.
Но что я могла ответить?
— Я рада… — кивнула я, смотря в глаза напротив нечитаемым взглядом. Искренне и по факту.
— Окей, принцесса, запизделись мы с тобой, не находишь? — хлопнул в ладоши пират и приобнял меня за плечи, подталкивая к кровати, — Но твоей татушкой мы явно займемся не сегодня, amiga. Спать хочу пиздец. Да и ты всю прошлую ночь от меня по джунглям пряталась, видела бы ты свою рожу с синяками под глазами. Разве принцессы должны так выглядеть, а?
— Иди ты, а… — бросила я в ответ издевкам Вааса и завалилась на кровать, отвернувшись от него.
Пират ничего не ответил, тихо посмеиваясь, и занял свою половину.
Вскоре я почувствовала, как постель прогибается под тяжестью тигрицы, которая улеглась между нами.
***
Я проснулась, когда на улице уже во всю сияло солнце и галдели пираты. Сколько я спала? Часов десять? Я действительно была вымотана событиями последних двух дней, и мне требовался отдых, как физический, так и моральный. Но, стоило признать, раны на спине стали болеть намного меньше после обработки. Из душевой доносился звук включенной воды. Адэт в комнате не было: скорее всего, Ваас выпустил ее, и тигрица ушла на охоту в свою привычную среду обитания. Вскоре главарь пиратов вышел из душа — я позвала его, когда он собирался выйти на улицу.
— Слушай…
Пират замер, раздраженно вздохнув, и медленно обернулся ко мне, опираясь запястьем о косяк двери — его выражение лица отлично давало мне понять, что лучше бы я пиздела побыстрее.
— Я остаток жизни проведу в твоей комнате?
— Amiga, не еби мне мозги с утра пораньше своими дибильными вопросами, окей? Чего ты хочешь? — без особого интереса спросил главарь пиратов.
— Хочу выходить на улицу, дышать свежим воздухом, а не сидеть здесь, взаперти, как Хатико.
— О-о, а знаешь, чего хочу я? Чтобы ты не сбегала от меня, солнышко, — мило улыбнулся Ваас.
