Гарри прикусил губу, признавая правоту близнецов по всем пунктам, и закрыл глаза.
Отвечать не было нужды; никто не знал лучше них троих сейчас, что он раскаивался каждую минуту прошедшего месяца - проклятого, дьявольского месяца - и продолжает казнить себя за всё сделанное, ежесекундно, непрестанно. Но он всё-таки не удержался и спросил:
- А если я убью кого-нибудь ещё… случайно… так бывает… - «Фу, как звучит-то. Словно о тараканах речь…» - Вы не перестанете меня любить? Вы… вы же будете со мной?
Он чувствовал их улыбки, не поднимая головы.
- Мы с тобой даже тогда, когда ты думаешь, что ты один.
- Если хочешь прямо, то мы никогда не перестанем тебя любить.
- Но я… я же убийца… и насильник…
- Кто сам без греха, пусть первый бросит в тебя Ступефаем, - невозмутимо парировал Фред.
- Конечно, если ты сделаешь убийства и изнасилования своим маленьким хобби, нам будет трудно с этим примириться, - невозмутимо добавил Джордж. - Но «трудно» не значит «невозможно».
Гарри очень хотелось сказать что-нибудь слезливое, слащавое и звучащее неестественно - просто потому так звучащее, что язык человеческий для выражения чувств приспособлен плохо, ибо люди предпочитали развивать его в абсолютно противоположную сторону; но он сдержался, чтобы не изгадить момент - один из тех, которые могут позволить вызвать Патронуса.
В конце концов, розовые слюни - это такая особенная вещь, которая всегда и всюду бывает лишней. В этом, надо думать, состоит их предназначение во Вселенной.
* * *
Успокоившись и пригревшись, Гарри не заметил сам, как заснул; и когда перед ним снова возник Седрик, ему даже подумалось сначала, что это наяву, хотя умом Гарри отлично понимал, что в реальности такого быть не может, потому что не может быть никогда. Седрик, подогнув одну ногу под себя и покачивая второй, сидел на краю стола в Большом зале - отчего-то совсем пустом, как тогда, когда оба уходили из комнатки за Залом, с полчаса как ставшие чемпионами.
- Седрик? - осторожно подал голос Гарри, которому упорно мерещилось, что всё это происходит наяву.
Седрик слегка склонил голову к плечу и лукаво улыбнулся; у Гарри защемило сердце от этого жеста, слишком знакомого, слишком мирного, слишком… седриковского.
- Знаешь, Гарри, о чём я больше всего жалею?
- О чём? - заворожённо спросил Гарри. Ему было всё равно, о чём говорить - лишь бы Седрик был рядом… лишь бы не умер снова.
Звучало так, будто Седрик ожил; но во сне Гарри было плевать на то, что мёртвые не оживают. Седрик был здесь, труп ли, живой ли - это сейчас не имело никакого значения.
- О том, что так и не подарил тебе плюшевую мышку, - совершенно серьёзно сказал Седрик. - Обещал ведь…
Гарри жадно всматривался в лицо своего единственного брата, заново узнавая каждую чёрточку - ямочки на щеках, непослушную прядь волос, упавшую на левую скулу, мягкий изгиб губ, приподнятые, разлетающиеся кончики бровей, высокий лоб с еле заметной вертикальной морщинкой… это был он, это был ныне мёртвый Седрик Диггори… только отчего-то пепельно-серый, словно сотканный из клубов сигаретного дыма, почти прозрачный, воздушной акварелью прорисованный на фоне безлюдной, тёмной огромной комнаты…
- Мышку? - удивлённо повторил Гарри. - Ты умер и думаешь о плюшевых мышках?
В этом сне казалось вполне естественным беседовать на подобные деликатные темы; Гарри был отчего-то уверен, что такой вопрос не покажется Седрику бестактным.
В конце концов, пока Седрик был жив, им доводилось разговаривать и о более щекотливых предметах, чем смерть кого-то из них.
- Ну-у, я мог бы подумать о судьбах мира, о жизни и смерти, о загробном мире, о грехах и благодеяниях, - нарочито заунывным тоном перечислял Седрик. - На худой конец, я мог бы найти Мерлина где-нибудь - он ведь тоже умер - и дознаться наконец, что делал слон, когда пришёл Наполеон…
- Мерлин умер раньше, чем родился Наполеон, - машинально сказал Гарри. - Откуда ему знать?
- Мерлин знает всё, - проникновенно сказал Седрик. - Уж поверь мне, котёнок, я мог бы узнать всё об этом животном, которое вечно себе на уме и с никому не ведомыми целями шляется по полям. Но…
- Но?
- Но мне это не интересно. Пусть о судьбах мира и всём прочем думает кто-нибудь другой. А я лучше подумаю о плюшевой мышке.
- Но ты же умер и в любом случае не сможешь её мне подарить…
- Не ограничивай никого в правах по жизненному признаку, - менторским тоном указал Седрик. - Не будь расистом.
Гарри несмело улыбнулся, и Седрик ответил ему тем же.
- А почему ты пришёл ко мне?
- Потому что это нужно нам обоим, - невнятно объяснил Седрик.
- Смерть плохо на тебя повлияла, - мстительно сказал ничего толком не понявший Гарри. - Ты стал разговаривать, как Кровавый барон.
Седрик беззаботно рассмеялся.
- Значит, это какое-то наше особое свойство, и никуда тебе не деться.
- Наше?
- Наше. Я же теперь призрак, как Кровавый Барон. Ну… почти как он.
- Призрак? - это довольно много объясняло. - Но я точно знаю, что я не должен быть в Хогвартсе. Зачем мы здесь? Я же был где-то в другом месте…
- У нас обоих много связано с этим местом, - Седрик спрыгнул со стола и для вящей убедительности своих слов топнул ногой по полу. Звук от соприкосновения подошвы ботинка с каменным полом был именно такой, какой должен быть, когда живые люди поступают таким образом. - И какая, собственно, разница, где? Главное…
- Что главное?
- Самое главное-разглавное, Гарри…
…- Гарри! Просыпайся! Мама зовёт ужинать, - Джордж бережно тормошил Гарри.
- А? Что? Ужин? Какой ужин?
- Самый обыкновенный, - весело отозвался Фред от дверей. - Мы уже идём, мам, всё в порядке… нет, никому не стало плохо, через пару минут спустимся…
Гарри только слышал, что миссис Уизли что-то говорит, но не мог различить её слов. Впрочем, угадать их по ответам Фреда было нетрудно.
- Нет, мам, вам всем показалось - никто не кричал и не плакал. Это дом шутит, наверное… ну что значит «дома не шутят»? Этот - может, Сириуса спроси… Ну не будешь спрашивать, тогда тем более… да спустимся мы сейчас, не беспокойся…
Миссис Уизли наконец ушла; всё это время Гарри позволял себе внаглую лежать на Джордже, прижавшись спиной к его груди. Сомкнутые руки Джорджа на талии Гарри были одним из самых, пожалуй, потрясающих ощущений в жизни последнего: тёплые, сильные, живые, тяжёлые - достаточно тяжелые, чтобы удержать его, лёгкого, как мыльный пузырь, невесомого… почти как призрак… удержать от того, чтобы взлететь и умчаться с ветром куда-нибудь далеко-далеко, где холодно, нет ужина, приготовленного миссис Уизли и можно, не рассчитав, въехать лбом в дерево.
Фред присел на кровать рядом с братом и Гарри. Близнецы одновременно поцеловали Гарри в виски - так синхронно, словно репетировали заранее.
