Другое дело — плод! Тут ничего страшного нет.
Плод — это груша, яблоко, персик, «картошка»; арбуз, дыня, слива! Лежит «картошка» в мешке и начинает гнить, ее берут и выбрасывают, чтобы от нее не загнили и другие.
Ничего трагического нет, самая обыкновенная вещь, так и должно быть. Из остальных «картошек» все же выйдет весьма вкусное пюре, которое можно съесть, запить старым вином и… поцеловаться с сожительницей, чтобы создать настроение, нужное для производства новых, подлежащих уничтожению «плодов». Недаром апологеты буржуазного величия постоянно твердят о том, что они представители ума и знаний. Умны, действительно, но и бессердечны до бесконечности.
Я извиняюсь пред читателем за это отступление и маленькое увлечение. В мои задачи не входит метать громы по чьему бы то ни было адресу, я хочу только представить на суд публики факты, и пусть кто-нибудь другой делает оценку этих фактов. От этого изложение делается сухим, может быть, малоинтересным, но зато таким образом мне, может быть, удастся избегнуть упреков в преувеличенной оценке фактов.
Надежда моя основывается на том, что я говорю по возможности только о фактах общеизвестных, в существовании которых едва ли есть возможность сомневаться.
Покончив на этом с вытравливанием и подкидыванием, мы обращаемся к третьему шагу, на который принуждена решиться «горничная», уволенная своим сожителем за беременность.
Этот третий шаг заключается в мировой сделке. Доведенная до крайней нужды и не видя никакого исхода, она приходит к своему бывшему сожителю и молит дать ей хоть что-нибудь:
— Не дайте хоть с голоду умереть!..
Ей сначала говорят (через новую «прислугу»), чтобы она пришла «завтра», а назавтра объявляют — дома нет, потом — занят… И так до тех пор, пока уже не остается никакого сомнения, что просительница не будет «заноситься» и с благодарностью и смиренно примет всякие условия. После этого ей выдается какой-нибудь пустяк и отбирается подписка приблизительно такого содержания:
«Я, такая-то, служила у такого-то и уволена им за сношения с посторонними мужчинами, отчего я и забеременела. За свою службу от такого то я все получила сполна и никаких претензий к нему не имею и иметь не буду».
Таким образом, девушка подписывает клевету на себя. Но не думайте, читатель, что клевета эта включается в подписку ради издевательства. Нет, она необходима для ограждения интересов противной стороны, иначе подписка не имеет никакого значения. Закон признает право на часть средств сожителя за ребенком, а не за его матерью. И если бы в подписке было сказано, что такой-то уплатил своей сожительнице, скажем, 100 рублей на прокормление прижитого с ним ребенка, причем она больше никаких претензий иметь не должна, — такая подписка не имела бы значения, так как не исключает возможности иска со стороны ребенка и его законных покровителей и опекунов.
Поэтому нужно в подписку включать клевету на мать, чтобы избавить себя от претензий дитяти. И эта клевета подписывается матерью беспрекословно. Нужда заставляет ее забыть все ради каких-нибудь ста рублей. Эти сто рублей необходимы ей, чтобы завтра не умереть с голоду.
Что будет потом, дальше, — она не думает, не может думать, так как настоящее безвыходное положение заслоняет от нее будущее. А будущее разное бывает, но всегда печальное и мрачное.
Содержанки
Между содержанками собственно и одиночками-проститутками нельзя провести более или менее определенной черты, если не брать так называемых дам полусвета, которых мы не касаемся, т. к. жизнь этой категории продажных женщин достаточно исчерпана и крупными и мелкими талантами.
А исключив эту категорию проституток, приходится сказать, что остальные содержанки не выходят из черного тела, в огромном большинстве они даже не в состоянии освободиться от врачебно-полицейского надзора и, находясь на содержании у одного лица, официально числятся проститутками. Да и в действительности большинство из них не перестает заниматься проституцией, «прирабатывать» к той сумме, которая получается от покровителя.
Явление это, по нашему мнению, объясняется все тем же «упрощенным» взглядом на женщину, о котором мы говорили выше. Женщина нужна только как самка, как субъект противоположного пола. На такое дополнение своего я, конечно, не стоит разоряться, для этого годится каждая женщина, не страдающая каким-либо уродством необходимых органов. Отсюда и установились известные отношения к содержанкам не как к любовницам, а как к своего рода «работницам» или прислуге, на которую возложены специальные обязанности. В сущности, содержанка занимает то же положение, что и горничная-сожительница, — разница только в том, что первая живет в доме своего «господина», а вторая — на отдельной квартире. Но эта разница в полной зависимости от семейного положения покровителя. Холостой и живущий на отдельной квартире — содержит горничную, а женатый или живущий в семье — имеет содержанку.
Но и к горничной, и к содержанке отношения одинаковы, — и в том, и в другом случае это «рабочая сила», хотя и специальная. А при покупке рабочей силы буржуа всегда и везде неизменен, для него это товар, который нужно купить как можно дешевле. Для достижения этой цели, как известно, существует один способ — заставить носителя «рабочей силы» сократить свои потребности до минимума, а если возможно, то расходы по удовлетворению и этих сокращенных потребностей оплачивать не вполне. Для этого «содержанке» нанимается отдельная комнатка, весьма неказистая, и дается рублей десять на прокормление и на туалеты. На эти деньги, в сущности, можно только не умереть с голоду, но сытым и одетым нельзя быть. А поэтому «содержанке» приходится «прирабатывать» на стороне, — она тайно от своего покровителя принимает к себе мужчин или же «гуляет» по панели. Словом, получается что-то вроде известной «потогонной системы». Человек, в сущности, продает себя, но обеспечения своего существования не получает и, благодаря этому, попадает в невозможные условия. Получаемых от «покровителя» средств не хватает на жизнь, а прирабатывать на стороне — значит нарушать его права единственного владельца, за которые он держится весьма стойко по многим причинам.
Во-первых, «прирабатывая», содержанка уже оскорбляет его как собственника, к чему буржуа, а в особенности мелкие, весьма чувствительны. Во-вторых, он охраняет свое здоровье, так как содержанка может заразиться и заразить потом его самого.
Ввиду этого, надзор за ней очень строгий, и, в случае «измены» с ее стороны, расправа бывает жестокая: покровитель кулаками старается доказать и вбить в содержанку сознание ненарушимости его прав.
— В месяц раз десять отколотит, — рассказывала мне одна девушка, бывшая на содержании около года. — Никак не ухоронишься: или хозяйка (квартирная) скажет, или городовой, а то дворник.
Таким образом, девушка-содержанка была бита каждые три дня один раз, а в течение года около ста двадцати раз. Расходовал на нее покровитель 20 рублей в месяц: 10 рублей платил за комнату и 10 рублей давал ей. Двести сорок рублей в год и сто двадцать побоев, всегда очень чувствительных. Если считать по 2 рубля за каждые побои, и тогда ласки ее приходились покровителю даром.
— Уж очень не хотелось в «дом» идти, потому и терпела, — объясняет она.
Но в конце концов, все же не вытерпела и переселилась в «дом».
— Он бьет, а на улице городовые пристают: желтый билет, говорят, возьми, а то в участок.
А она, собственно, потому только и терпела побои и всякие издевательства сожителя, что не хотела брать страшный для всякой женщины «желтый билет». Взять этот билет значит потерять возможность возврата к «хорошей» жизни.
И этим страхом «покровители» также не стесняются пользоваться. Кроме кулачного воздействия, они еще грозят донести полиции и «похлопотать», чтобы «непокорной» выдали «билет».
Из страха пред этим билетом одна девушка, совершенно случайно попавшая на содержание, высидела около 9 месяцев буквально в одиночном заключении. Приехала она в незнакомый ей город в надежде поступить в бонны, но попала в неудобное время, летом, когда буржуа разъезжаются по дачам, — и никакой работы не нашла, прожила все, что имела, и начала голодать. В это время подвернулся «добрый человек» и взял ее на содержание.
