— А может прямо сейчас? Зачем ждать, пока я расстанусь с Лоренсом? — отвечаю я. Мой голос звучит на удивление ровно. Наши взгляды смыкаются; я беру его за руку и приставляю ее себе между ног, тру ею свою промежность сквозь джинсы. — Ты этого хочешь, да?
Его глаза на секунду отрываются от моих, отвлекшись на движения моих пальцев. В них горит похоть, и я осознаю, что никогда еще не ощущала себя такой дешевкой. Он встает между моих ног. Так близко, что я, поймав его за подбородок, притягиваю его лицо к себе — будто бы собираясь поцеловать.
Когда наши губы почти что соприкасаются, я откидываюсь назад и смотрю ему прямо в глаза.
— Даже если Лоренс бросит меня, тебе я не дам. — Я улыбаюсь. — Я не трахаюсь с рабочим классом.
Оттолкнув его в сторону, я соскакиваю на пол и, когда мои ступни мягко приземляются на паркет, бегу к выходу из квартиры, затем спешу к лифтам и нетерпеливо, настойчиво жму на кнопку. Поняв, что лифт прибудет нескоро, я, не желая задерживаться здесь ни секундой дольше, озираюсь в поисках лестницы. Вижу дверь справа и бросаюсь к ней, распахиваю, лечу по ступенькам вниз со всей скоростью, которую только способна из себя выжать. Темп такой бешеный, что в конце концов я пропускаю пару ступенек и падаю у подножия лестницы на колени. В ступоре я приваливаюсь спиной к стене. Поднимаю руки и смотрю, как они бесконтрольно трясутся. Эмоции, которые грозились выплеснуться наружу с момента, когда Ронан привез меня к «Плазе», наконец-то вырываются на свободу и обрушиваются на меня с такой силой, что стены начинают кружиться.
Все потому, что я был гребаным идиотом. Меня ослепила твоя красота и твое вранье, и я не осознавал, что за твоей безупречной внешностью пусто. Что ты годишься только для хорошего траха.
Когда все начинает расплываться перед моими глазами, я шепчу себе:
— Как же ты прав, Ронан. Как прав. — Я закрываю лицо руками, и с моих губ срывается всхлип.
И я начинаю плакать.
— Блэр? — слышу я голос Лоренса, когда он открывает дверь.
Я в ванной. Вода остыла, но заставить себя пошевелиться я не могу. Не знаю, сколько времени я вот так сижу — голая, обхватив руками колени — и смотрю на серебряный кран, на его гнутые ручки, размывающиеся перед глазами в одно пятно. Избегая смотреть на Лоренса, я перевожу взгляд на свое тело и замечаю, что оно покрыто крошечными мурашками.
— Надеюсь, ты не возражаешь против того, что я здесь.
— Нисколько. Я рад, что ты пришла. Увидеть тебя — это первое приятное событие за сегодня.
— Не стоит говорить мне такие вещи.
— Почему?
— Потому что из всех людей на земле уж ты-то мог бы не лгать мне. — Я наконец-таки поднимаю голову, и наши взгляды мгновенно сталкиваются. — Хочешь узнать, почему я здесь? Не потому, что мне хочется быть с тобой. Просто я не хочу быть одна.
Его глаза не отрываются от моих ни на миг. Он смотрит так, словно видит меня насквозь, все острые, разломанные осколки моей души.
— Что случилось в промежуток времени между сейчас и моментом, когда утром я ушел от тебя?
Лоренс опускается на колени около ванны. Поднимает руку, тянется ко мне, но убирает ее, когда при его прикосновении я вздрагиваю. Боковым зрением я вижу, как его ладонь сворачивается в кулак.
Я наклоняюсь вперед, упираюсь подбородком в свои коленки.
— Я сидела на скамейке в парке и наблюдала за одной маленькой девочкой, которая играла сама с собой. Она гонялась за собственной тенью, пыталась поймать ее. Знаешь, она выглядела такой… счастливой. Я смотрела, как она смеется, слушала ее смех и думала о том, что ведь когда-то и мне казалось увлекательным гоняться за собственной тенью. Что было время, когда мне хватало наивности верить в то, что в жизни нет ничего лучше, чем провести целый день в парке. Когда я была хорошей, достойной, невинной…
Мой голос обрывается.
— Мне хотелось подбежать к ней и обнять ее. Попросить, чтобы она держалась за это состояние как можно дольше, потому что мир — это жестокое, злое место, которое постепенно поглотит тебя целиком, разобьет все твои мечты и превратит твои сны в кошмары. И однажды наступит день, когда ты проснешься, посмотришь в зеркало и не узнаешь себя. Ты увидишь, что маленькая девочка, игравшая со своей тенью, исчезла, а ее место занял человек, которого ты ненавидишь, который вызывает у тебя отвращение. Человек вроде меня. Так что, отвечая на твой вопрос, нет, ничего не случилось. Кроме того, что мне в очередной раз напомнили, кто я есть.
— Посмотри на меня, — приказывает он этим своим сильным голосом.
Нет.
— Посмотри на меня, Блэр.
Нет.
Он поднимается со своего места возле мраморной ванны и уходит.
Я закрываю глаза. И хотелось бы сказать, что я рада его уходу, но я слишком устала, слишком вымоталась эмоционально для того, чтобы врать себе. Внезапно под мои коленки и спину проскальзывают сильные руки. Оказавшись в воздухе, я открываю глаза и впитываю его идеальный профиль, пока Лоренс выпрямляется, не заботясь о том, что промочит костюм, а затем ставит меня на пол. Оборачивая мои плечи нагретым пушистым полотенцем, он произносит:
— Ты замерзла.
Кутаясь в полотенце, я с благодарностью впитываю его тепло.
— Почему ты так добр ко мне? — Я смотрю ему прямо в глаза. — Неужели я так хороша в койке, что ты не замечаешь, насколько я недостойна тебя и всего этого отношения? — Нелогично, знаю, но его доброта меня злит.
Его глаза темнеют. Подойдя ближе, он крепко берет меня за прикрытые полотенцем плечи.
— Не говори о себе в таком тоне, Блэр.
Запрокинув голову, я смеюсь. Пустым, горьким смехом. Таким же пустым и горьким, как я сама.
— О, а вот и он, комплекс папочки.
Отпустив полотенце, я прижимаюсь к нему всем телом. Трусь грудями о его торс, целую его шею и челюсть, овевая отравленным дыханием его кожу и оскверняя ее своими прикосновениями.
— Такие милые великовозрастные мужчины, как ты, просто обожают спасать девушек вроде меня, да? Так вот знай: мне не нужно спасение. Мне не нужно, чтобы ты защищал меня. Мне нужно от тебя одно: твои деньги. Ни больше, ни меньше.
Его хватка начинает причинять мне боль, чему я только рада. Накажи меня, Лоренс. Вперед. Будь как все. Покажи, насколько я тебе омерзительна.
Мои губы растягиваются в глумливой усмешке.
— Так что давай, отымей меня и перестань притворяться, будто тебе не все равно. Покажи, как сильно ты меня хочешь. — Обеими руками я хватаю его лицо, мои ногти впиваются в его плоть, пока я трусь промежностью о его набухающую эрекцию. — Ах ты, ублюдок. Да тебя это охереть как заводит, да? — Я целую его. Целую так, словно хочу разорвать его, ранить его, уничтожить своими зубами, своим языком, своей грязью.
