Герцог приблизился к Камилле, протянул к ней наманикюренный палец и, согнув его крючком, поддел ворот ее мантии, украшенный драгоценностями. Камилла не отпрянула, постаралась сидеть ровно, поскольку в ее планы не входило быть задушенной таким нелепым способом.
— Сегодня ты получила удовольствие, — грубым голосом пролаял герцог. — Мне это известно. От меня ничего не скроешь.
Наверняка он, безусловно, ничего не знал, в противном случае действовал бы более решительно и оперативно. Просто ляпнул наобум, чтобы посмотреть на реакцию.
— Вы содержите целую армию любовниц, ваша светлость, а мне совсем не уделяете внимания, на которое имеет право законная супруга, — с достоинством произнесла Камилла в ответ. — Так почему же вы укоряете меня и отказываете мне в получении удовольствия?
— Женщины были созданы исключительно для того, чтобы ублажать мужчин, — с сознанием дела заявил герцог, проигнорировав вопрос жены. Его толстые губы над седоватой бородкой скривились в подобии улыбки, но холодные голубые глаза не изменили своего выражения. — Уже так давно меня не ублажала именно ты, моя супруга. — Он оглядел ее с ног до головы и фыркнул: — Какая жалость, что ты успела одеться, прежде чем Вильмос привел тебя ко мне. А вот любопытно, не хотелось бы тебе снова прошествовать по дворцу голышом, выставив напоказ свои прелести? Или боишься, что тебя увидит в таком пикантном виде твой любовничек, а?
Не вытаскивая палец из-под ворота Камиллы, герцог подошел еще ближе. Его длинная мантия тяжелого бархата, подбитая по подолу черным мехом, прошелестела по тонким туфелькам Камиллы, и она вздрогнула от неприятного ощущения.
— Ты назовешь мне его имя, милочка, — проскрипел герцог. — Я сумею заставить тебя трепетать от страха.
А Камилла уже и без того внутренне сжималась от ужаса: в его руках была ее жизнь. Но он, казалось, ничего не замечал. Ему хотелось лишь одного — раз за разом заново унижать Камиллу, ломать ее волю; так жестокий мальчишка, движимый странным любопытством, методично отрывает крылышки у пойманной мухи, а затем ловит следующую и делает с ней то же самое.
— Я припру тебя к стенке, Камилла, и ты скажешь мне его имя.
— Да, ваша светлость, — тихо проговорила Камилла, ненавидя себя за то, что ему все-таки удалось запугать ее, но его ненавидя еще больше.
Левая рука герцога грубовато прошлась вверх-вниз по нежной щеке Камиллы, при этом он постарался сделать так, чтобы перстни с большими камнями, нанизанные на его пальцы, вошли в тесный контакт с ее кожей. Оправленные драгоценные камни отразили упавший на них свет и засияли сердито и отрешенно — рубины, топазы, аметисты, изумруды. Скрепленные между собой квадратные золотые пластины с густыми вкраплениями необработанного турмалина обвивали запястья герцога.
Камилла уставилась на украшения мужа, которые он просто обожал, поскольку предпочитала их зрелище зловеще ухмыляющемуся лицу сластолюбца и извращенца. Герцог находился так близко, что она явственно различала пряный запах гвоздики, которую он обычно любил жевать, а умащенная ароматическим маслом бородка почти касалась ее лица.
Несколько долгих минут прошло в молчании. Наконец герцог вытащил палец из-под ворота Камиллы, и она внутренне вздохнула с облегчением. Однако на этом ее муки не закончились. Муж не опустил руку, а провел тем же самым пальцем вниз по шее и внезапно очень больно сжал ладонью ее грудь и принялся щекотать сосок прямо через шелк мантии. Камилла застыла в ожидании и крепко зажмурила глаза. Неужели именно сегодня он изберет ее предметом своей похоти? Это был бы самый лучший вариант, ведь если ей удалось забеременеть от юного грума, то муж должен хотя бы один разок совокупиться с ней. Вот только сможет ли она достойно справиться с этой ролью? Впрочем, она неплохо подготовила себя, поджидая Вильмоса, поэтому не сомневалась, что у нее все получится. Ради достижения цели можно и пострадать в объятиях ненавистного мужа.
Герцог продолжал свои манипуляции, и Камилла почувствовала, как сосок начинает реагировать и затвердевать. К горлу подкатила тошнота, и Камилла сглотнула. Ничего, она перетерпит. Всего один раз, и только, неужели это так много? Она сделает все, что угодно, лишь бы только никогда в жизни не видеть больше его мерзкий член.
Рука герцога по-прежнему обжимала ее грудь, и Камилла, снова открыв глаза, опустила их на его толстые пальцы, терзающие ткань. Другой рукой он внезапно схватил жену за плечо и придавил вниз, заставив ее опуститься на колени, а потом, злорадно хихикнув, спросил:
— Ну что, милочка, ты уже научилась правильно отсасывать? Надеюсь, натренировалась на петушке своего любовника? Вот сейчас мы, пожалуй, это проверим. Говорят, небольшая нехватка дыхания действует возбуждающе, а? Вильмос, придержи-ка ее, пусть усвоит наконец, как надо действовать так, чтобы сделать мне приятное.
Как ни старалась Камилла держаться бесстрастно, ее все же передернуло, с губ сорвался сдавленный всхлип.
Герцог отшвырнул ее от себя и, когда она распласталась перед ним на холодном полу, занес сапог над ее тонкими пальцами, словно прикидывая, как бы половчее размозжить ей кости, потом изогнул одну бровь, словно раздумывая, стоит ли тратить на нее свои силы, и отпихнул Камиллу носком сапога.
— Ты уже не такая забавная, какой была раньше, — покачал он головой, а затем проговорил куда-то в воздух, ни к кому конкретно не обращаясь: — Для ее светлости приготовлен трон. Отвести ее туда и подстраховать, чтобы не сбежала, если ей вздумается проявить строптивость.
Приготовлен трон. Значит, снова спектакль, поняла Камилла, а ей в который уже раз предназначена роль зрителя. Арно бросился к герцогине, помог ей встать, потом подвел к причудливой формы креслу с аляповатыми узорами по дереву и, бросив на госпожу извиняющийся взгляд, прикрепил ее запястья к изогнутым подлокотникам кожаными ремнями, обшитыми мехом. Проделав все это, он тяжко вздохнул и уселся у ног Камиллы, как верный пес, почти касаясь бритой головой ее колен. Каспар занял место у нее за спиной, будто желая защитить, но Камилла хорошо знала, что не может надеяться на деятельное содействие своих охранников — лишь на молчаливую моральную поддержку. И действительно, ей стало немного комфортнее, когда она почувствовала на затылке теплое дыхание Каспара.
Со своего импровизированного трона Камилла могла видеть все пространство помещения подвальной камеры, пол которой был устлан роскошным красным шелком, а на стенах висели эротические гобелены, ранее, как вспомнила Камилла, украшавшие опочивальню похотливого герцога. На гобеленах, естественно, были запечатлены всевозможные сцены плотских утех. У Камиллы они вызывали чувство глубокого омерзения, поскольку ей казалось, что на всех гобеленах женщин, судя по выражению лица, брали силой. Большая чаша и кувшин стояли на одном столе черного дерева, на другом она заметила кубок с вином и высокие бокалы. На почетном месте в этом подвале возвышался заваленный шкурами стол, на котором раскинулась обнаженная Марьяна, чьи бедра и зад опирались на пухлые подушки и поэтому возвышались над остальным телом. Возле девицы лежала кипа свежесрезанных роз на колючих длинных стеблях. Стало быть, костюмированных представлений сегодня не ожидается, мысленно отметила Камилла, ну только если кому-нибудь не придет в голову украсить себя цветами, но это было бы слишком опасно из-за выступающих острых шипов.
