— Рен, не делай мне ничего. Прошу тебя, — голосом испуганного ребенка попросила Марисса, в душе отлично понимая, что умолять его бесполезно.
Ответа не последовало. Остановить его ни слезами, ни мольбами было невозможно. Сопротивляться тоже было тщетно: она прекрасно знала, какой громадной силой он обладал. Она была перед ним, как маленький потерявшийся котенок перед огромным разъяренным тигром.
На каждом углу стола были прикреплены металлические захваты, в которые Ринар поместил запястья и щиколотки девушки. От звука защелкивающихся оков Мариссу начала сотрясать крупная дрожь. Она молчала и только смотрела на Рена своими аквамариновыми расширенными от страха глазами. Ее воля была парализована. Обнаженная, беспомощная, пристегнутая накрепко к стальной поверхности, на которой, как Мари догадывалась, испытывали все немыслимые муки множество человек, она уже была раздавлена. Раздавлена жестокостью и бессердечием этого мужчины, к которому так стремилась всем сердцем. В этот момент она поняла, что ситуация уже вышла из-под контроля, от нее уже ничего не зависит. И ей только оставалась полностью полагаться на милость этого сильного и страшного человека. Ее воля сломалась в тот самый момент, когда она четко осознала, что все ее протесты безрезультатны, потому что она не вправе ничего решать. Она ровным счетом ничего не значит для него. Потому что на ее волю нашлась другая, более мощная и безжалостная, как стихия, как ураган, который разрушает, сметает все вокруг себя.
— Я давно заметил, что ты не дорожишь своей жизнью, — твердый ледяной взгляд Ринара, завораживающий холодный голос, жесткая властность вызывали в ней безграничный первобытный ужас.
Откуда-то в его руках появился нож, не маленький перочинный, как у тех юнцов в парке, а большой охотничий, каким разделывают туши животных. Острое лезвие коснулось горла девушки, гладило, ласкало его. Марисса вздрогнула всем телом, ощутив на шее порез и щекочущую тоненькую струйку крови, стекающую по коже вниз. Она сжала зубы и зажмурила глаза: "Он сейчас убьет меня. Для него это так просто". Остро заточенный кончик ножа обвел ямочку у основания ее шеи, прочертил красную полоску по впадинке между грудей и замер под левой грудью, впиваясь в кожу. Ринар вдруг заметил, что девушка расслабилась, черты ее лица разгладились и приобрели выражение полнейшего смирения перед неизбежным. Он свирепо ухмыльнулся.
— Надеешься, что все произойдет быстро?
Нож продолжил свое путешествие вниз, медленно, очень медленно, царапая атласную кожу вокруг пупка, еще ниже, он зацепил лямочку трусиков, оставляя неглубокий порез на одном бедре, затем на другом. То, что Рен виртуозно владеет ножом, сомнений не оставалось. Вот только что он собирается делать? Неизвестность сводила с ума.
Выдернув из-под нее порванный кусочек ткани, Ринар разозлился. Ее безучастность просто выводила из себя. Он обхватил ее за затылок, до боли сжимая его пальцами, и вынудил приподнять голову.
— Открой глаза и посмотри на меня, — со зловещей мягкостью в голосе приказал Рен.
Марисса подчинилась. В ее глазах читалась все та же покорность и безразличие. С бессознательным вызовом, отчаянно желая заставить его прекратить эту жестокую и бесчеловечную игру, она вымолвила:
— Убей меня. Чего ты медлишь? Тебе нравиться надо мной издеваться?
— Ты действительно хочешь умереть? Хорошо.
Тяжелая рука Рена легла на шею девушки, его пальцы одним четким движением нашли сонные артерии и пережали их. Через мгновение в сознании у Мари помутилось, на глаза пала серая пелена, она судорожно пыталась вздохнуть. В мозгу взорвалось: "Нет! Я хочу жить!" Но его железная рука беспощадно сжимала, душила, убивала…
Дальше было погружение в бездонную темноту и смутное, невероятно долгое ощущение падения в вязкую, пульсирующую, как кипящая смола, и бесконечную, как Вселенная, пропасть абсолютного небытия.
Марисса лежала на кровати в своей комнате. Она выглядела опустошенной, холодной и абсолютно безразличной ко всему происходящему. В целом, она не сильно пострадала, если не считать синяков на шее, царапин и неглубоких порезов. Но морально чувствовала себя убитой. Почему ему так необходимо было утверждать свою власть над ней с помощью насилия? Ломать, подавлять. Тогда как она за одну его мальчишескую озорную улыбку, которой он встречал ее пробуждение, готова была отдать всю себя. Нет, ему надо было разрушить ее эмоциональную защиту, показать ей ее бессилие перед ним, освободить от права выбора: как жить ей и что делать.
За окном стояло сырое осеннее утро. Ветер стих, только капли дождя все барабанили по крыше, навевая еще большую тоску на девушку. Светлана принесла Мари завтрак, на который та даже не посмотрела.
— Зачем ты вернулась? — спросила Света Мари, сочувственно посмотрев на нее и ставя чашку ароматного кофе на кровать рядом с ней. — Я же еще тогда тебя предупреждала.
— Спасибо, Света. Все не так просто, как ты думаешь. Он опять не оставил мне выбора. А ты? Что ты делаешь в этом вертепе?
— Со мной тоже не все так просто, — вздохнула Светлана.
Милая и симпатичная девушка вызывала у Мари дружеские чувства. Света значительно осмелела, видимо, привыкнув к Мариссе и уже была не против поболтать.
— Тушкан подобрал меня на улице. Сама я из детдома. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я была совсем маленькой. Я случайно осталась жива. Когда я достигла совершеннолетия и смогла вернуться в квартиру, оставленную мне родителями, то обнаружила, что возвращаться некуда. Руководство интерната проводило какие-то махинации с жильем воспитанников, да так, что и не подкопаешься. Я сидела у входа в метро вместе с такими же бездомными, какой оказалась сама. Вот тогда ко мне подошел Костя. Он мне как-то сразу понравился, и я рассказала ему свою историю. Тогда он привел меня сюда. Сказал, что я смогу тут жить в отдельной комнате с собственной ванной и даже буду получать деньги за работу. Но только есть одно условие — я должна быть глуха, слепа и нема. Он сразу предупредил, что если стану болтать — это будет стоить мне жизни. Короче, деваться мне все равно некуда. А тут — хорошее жилье, бесплатная еда, и платят действительно хорошо.
— А еще тебе очень нравиться Тушкан? — с улыбкой спросила Мари, вспомнив, как застала их однажды на кухне.
— Да, — Света смутилась. — Костя Ритушин. Он хороший, правда. Если бы не он, мне бы туго здесь пришлось. А так он сразу всех предупредил, что я его. И меня тут никто не трогает.
— Понятно. — Мари вздохнула. — Да, согласна. Среди них он наверно самый нормальный. Держись его.
