— О-о-ой, не буду! Не на-а-адо! Жгеееется!!
Последняя пара всего по пять прутов дала — Березиха молча ей, Олии, кивнула. Не приказом, скорей вопросом: — за себя, дашь обидчице? Даже не глядя на стонущую, елозящую на лавке товарку (соль, это дело такое — вроде уже и не секут, а словно веретено везде вставлено — вот и крутится, стонет, зад добела жмет девка…) отрицательно покачала головой. Березиха так же молча и вроде равнодушно пожала плечами. а в глазах вроде как одобрение мелькнуло. Или показалось?
Мотнула головой, отгоняя воспоминания. Ладно уж, чего там… Пусть любава-Огнивица там, с кем хочет! Вот вернусь, тогда…
Откинула с лица упрямые волосы, так и лезущие в глаза. Поправила перевязочку кожаную, что поверх головы перетянула — крася-явая вышла! Вроде и ремешок обычный, но конунг Олаф вчера вернул серебряницу-обережницу. Вот ее и вшила посередке — получилось, словно обруч королевны. Такое в листах у Березихи видела!
Еще раз поправила перевязочку, поудобней у борта села, сделала сла-а-а-адкую потягушку и каким-то внутренним слухом — аж зубы у кого-то скрежетнули! Оглянулась: на нее, вытаращив глаза оловянными тарелями, ошарашенно смотрели и конунг, и кормчий, и еще парочка таких же, с отвисшими челюстями.
Сначала чуть было в краску не бросилась — что-то непотребное подумали! Но похоти в глазах не прочитала — смотрели, как… Как на кого? Не поняла, насупилась и шмыгнула в трюм. Хотела величаво шмыгнуть, но уж как получилось… Вытаращились тут… девки не видели…
Видели они девок. Разных и в разном. Только вот… Надтреснутый, просоленный голос старого сказителя-скальда, слышанного еще до похода, лез и лез в уши, бил в глаза:
Длинновласою девой в короткой рубашке
С серебром обережным на волосах,
Приходит валькирия к воину павшему,
С мечом двоеострым, на сильных ногах.
И стройные ноги, и круглые груди,
Чуть открыты живым,
Но доступны герою —
Ему как награда,
Живым — как мечтанье! [2]
…Еще через пару-тройку дней Олия относительно неплохо освоилась на палубе драккара. В какой-то миг она наконец поняла, кого напоминают ей все эти «дяденьки» — рисуночки из нескольких толстых свитков, хранившихся у Березихи. там были истории про пещерных жителей — гономов. Такие же шлемы, такие же бороды, такие же широкие плечи, везде броня, куча всяческого оружия и такая же привычка сразу хвататься за топор. Только размеры не совпадали, но в остальноооом! Даже такие же мастеровитые, хоть и разбойники — вон как ловко орудуют то иглами, чиня парус, то тесаками, строгая весельные болванки, то с мелким перестуком конопатят щели…
А большие гномики то и дело бросали на нее взгляды, толкали друг друга в бок, перемигивались, оглядывали открытые курткой ноги (ага… вам бы ее еще до пупка распахнуть!) и рисовали на лицах весь ход сложнейшего интеллектуального напряжения:
«Девка и есть девка, сейчас бы ее…! — ага, Рыжий тоже хотел — ну так я же не Рыжий-конунг на нее глядит не отрываясь, с ним ссориться оно не с руки — однако и не рабыня уже, можно и по согласию, коль сама мигнет — ага, такая мигнет, яйца в сапоги протекут — гыыы!!! — уж больно на валькирию похожа — не-е, валькирия бы Свену не попалась, весь корабль бы тогда положила, значит не валькирия — а „Туман Тора“? сам же видел — показалось? — а ты проверь — да ну ее на фиг, что мне, баб не хватит — а ляжки-то ух! — а ты погладь — а ты сам погладь — да ну вас всех к Локи! — давай лучше дальше конопатить!»
За дощатым настилом, который служил столом, сидела слева от кормчего. Далековато от конунга, но все равно каждый его взгляд на себе ловила. Уж его-то взгляды от всех друг сразу отличала, даже головы не поворачивая. Борода у него ничего… красивая, хотя и лохматая немножко… Зато когда учил новым мечом махать, несильно за руку хватал, направлял как надо и не лапал куда ни попадя, хотя в движении оно всяко бывает, но руки сильные! И быстрый, с топором будто танцует, не углядишь, в какой руке перебросил и куда двинется… Огнивице бы понравился! Ух сошлись бы на мечах — как бы перья только летели! От кого? Да от обоих… А зачем тут Огнивица? Я и сама с ним еще справлюсь, вот сейчас поедим, опять за меч. только если опять ненароком по заднице плашмя заедет, я ему!!! Я ему дам ненароком! Уппс!
Ага. Перепил один дядя-гном! Садясь рядом, не удержался и с размаху по попе! Гыыы!!! Га-а-а!! А что, свой брат Гертт, чего не шлепнуть одобрительно и по-дружески! По плечу вроде не того, неинтересно, да и плечики без брони, а вот по заааднице! Ух!!!
Гыыы!! Гаа-а! — одобрительное ржание смельчаку. Прааальное решение! Свой и есть свооой! Гаа-а!
Молчит конунг, вроде мясом занят. Молчит кормчий, бороду в кружке утопил. А глаза у обоих никуда не смотрят, но все-все видят и ждут. Ну и как теперь, брат-викинг Гертт? Кулачком по кольчуге?
Олия старательно-спокойно допила остаток кислятины в кружке («Доброе пиво! У Олафа хорошо варят!» Угу… вам бы дед Охрим за такое пиво… затычку от бочки в другое место… кувалдочкой…).
Несуетливо, размеренно вышла из-за стола, перекинув ноги через лавку, гы-ы-ы… гм… ух ты…! Ну дает девка… гм…
Огляделась по палубе — вот! Подобрала толстый кусок доски, весло типа недоструганное и шутнику от всей души по всей хребтине этой плашмей — нннна!!!! Тот аж мордой в солонину ткнулся — гаааа!!! гыы!!! Кушай, брат Свенельд!!!
Отплевывался, глазами крутил ошарашенно, тяжело думал — за нож схватиться или кулаком брату Гертту в ры… ну, в смысле еще раз по заду? — под затаившуюся в коротком, внимательно-приглушенном ржании толпу друзей.
Так же спокойно еще раз ногу через лавку — вот, еще один пойлом чуть не поперхнулся — села, а рядом со своей тарелью — доску. На стол. Типа столового прибора. Намек даже они поняли: радостно грохнула толпа, заржал необиженно и сам Свенельд, облегченно заулыбались конунг и кормчий.
Кто-то стукнул кружкой в ее кружку, кто-то потянулся через стол:
— Правильный ты парень, Гертт!!
x x x
Вот за такими беседами, за уроками, за Делом, которое Епифан решительно отказал называть первым (Первое у тебя было с Березихой — не зря она столько с тобой да над тобой колотилась! — Угу… и колотила… — Мало… — буркнул Епифан. Тему срочно замяли…) вышли к утонувшему между двух крутобоких сопок селу. Сначала не поняла, потом колотнулось сердце: неужто?
Да, это было то самое селение, откуда давно-давно-давно, ну очень давно… тыщу по тыще «пятышек» годов назад, увезли ее в тряской телеге толстая тетка и двое недоступно-холодных дев. Толстая тетка отзывалась на Березиху, а имен красивых дев Олия так и не узнала — да н с кем они и не говорили, свысока поглядывая на людей, уважительно косившихся на острые мечи и тугие луки за плечами… Шептались только — они и есть, стражицы Рода!
