- Может, ты мне что-нибудь объяснишь? Ты сейчас его вернешь, чтобы он продолжал целовать тебе руки по утрам, пока ты, прямо из его постели, не уйдешь под венец?
- Откуда ты… про руки? – смутился Олег.
- Утром видела в машине.
- Ясно. Давай, объясню, - он нашел в телефоне и увеличил на весь экран Светину фотку: - Вот это – Светлана.
Наташа оторопела:
- Эта?... Сколько ей лет? Что у нее с лицом? Она ждет от тебя ребенка?
- Ребенка – да. Лет – тридцать восемь. С лицом – травма. Она искала, от кого родить. А я хотел, чтоб Мишка перестал бояться, что я заведу семью ради детей. Так и срослось.
- Я не знала,… - растерянно произнесла Наташа.
- А полезла зачем? – взгляд брата был осуждающим. – Раз Светка так себя повела, то свадьбы не будет. Я ей скажу… потом, а то сейчас наговорю лишнего….
До Москвы Олег добирался на электричках. Ярику раз десять позвонил, в последний раз – уже с московского вокзала. Но Миша на студии так и не объявился. Самарский поезд отходил с Казанского в полночь. В полупустом плацкартном вагоне Олег сидел, обхватив руками плечи, и бесконечно повторял про себя: «Минь, ты же умный у меня, правда? Ты - сильный, да? Ты глупостей не сделаешь, я знаю!» В седьмом часу утра, после длинного перегона, на котором нет сотовой связи, пришла смс-ка: шесть пропущенных звонков из Сатарок. Он набрал номер сразу, не думая: прилично ли звонить в такую рань? Трубку сняла Мишкина мама:
- …Да, Миша дома, умывается с дороги. Подозвать?
- Не надо! – Олег почувствовал, как горло стискивает спазм. – Пусть отдыхает! Передайте, что я еду на «самарском», - и нажал «отбой».
Кусая губы, чтоб не разрыдаться вслух, он ткнулся лицом в подушку и накрыл голову курткой. Плечи его дрожали, и без того влажноватая наволочка быстро насквозь промокла от слез. Он так и уснул. Даже верней – отрубился. Под куцее одеяло забирался вагонный сквозняк, металлическая скоба полки больно впивалась в лодыжку. А он видел какой-то хороший, добрый сон. И только помнилось во сне, что что-то важное должно еще случиться, какую-то беду они должны обойти стороной, чтобы всё было в порядке. Проводница еле добудилась его перед Сатарками.
- Поднимайся, студент! В Сатарках стоим две минуты, одного тебя ждать не будут!
Олег спросонку не мог взять в толк, кто здесь – «студент», и куда торопиться?
- Беги, умывайся! – жалостливо ворчала проводница. - Вот ведь ездят – без вещей, без чемоданов, голодные, невыспатые…. Как там живут в этой Москве?
На вокзале Олега не встретили. Беспокойно вглядываясь в лицах прохожих, он спешил по заснеженной улочке. День был пасмурный, и под низким серым небом желтовато тлели фонари. У Олега колотилось сердце. «Только бы – пьяный! Только бы жив!» Одним духом он взлетел на второй этаж и зазвонил, с трудом держась, чтоб не начать стучать в дверь кулаками. Отворил ему Евгений Иванович - в замурзанной спецовке и пилотке из газеты, какие делают себе доморощенные маляры.
- Здравствуй, Олег! А Миша мне с ремонтом помогает, раз приехал. А то я в декабре еще растележился и всё никак не закончу, а мать – бранится….
Олег энергично пожал его руку, скинул ботинки и шагнул в комнату, которую называли громким словом «зала».
Мебель была сдвинута к стене и укрыта газетами. Мишка в старой, еще доармейской рубашке с закатанными рукавами держал в руках развернутый рулон обоев. При виде Олега он вспыхнул и потупился. Олег, закусив дрожащую губу, смотрел на него тревожно и пристально. Мишкины щеки зарделись. Он быстро вскинул и тут же снова спрятал взгляд - застенчивый и одновременно торжествующий. Лицо Олега посветлело. С огромным облегчением он медленно выдохнул, закинул голову и на несколько секунд прикрыл глаза.
Евгений Иванович – простой, рабочий, деревенский человек. Пару минут назад он и в мыслях не держал, что бывают вот такие – «голубые». Ну, может, в бесящейся с жиру Москве да за границей - есть. А в Сатарках – откуда?! Пьяницы запойные – бывают. Наркоманы встречаются: растят коноплю на делянках, пока участковый их не шуганёт. «Не от мира сего» мужики – тоже попадаются, кто инопланетян ловит, кто всемирный заговор изобличает. Даже баптистов две семьи живет на выселках. Но этой городской заразы - мужиков на каблуках да в бабских шмотках – не! Да и в Мишке он был уверен. Парень с восьмого класса шлялся по девчонкам. Матери подружек набЕгались к ним со скандалами. С одной Мишкина мама даже дралась во дворе, за волосы друг дружку таскали: причитала гостья, что Мишка ее Настю обрюхатил. А сын - уперся: «Не я! Наговор!» Ругались, визжали. Потом та тётка еще в два дома приходила с тем же обвинением: зятя подбирала. И нашла, к слову сказать, свадьбу сыграли и без Самсоновых.
Так что если бы пять минут назад Евгению Ивановичу сказали, что сын его – гей, он в лицо бы плюнул трепачу. И вдруг…. Только слепой не понял бы этих взглядов и этих улыбок. Даже если б ребята всё сказали вслух, не стало бы ясней! Слова могут врать. Влюбленные глаза – никогда!
Они застыли друг перед другом, не решаясь сделать встречного движения. Евгений Иванович смутился, сам залился краской не хуже сына, пробормотал:
- Я это… наждачка-то припомнил где: в сарае! – и выскочил из квартиры, схватив с вешалки пальто.
Услышав, как хлопнула дверь, Олег подался вперед:
- Ми-и-инь?
Норовисто раздув ноздри и пряча улыбку, Мишка смотрел себе под ноги.
- Я приехал за тобой! – Олег придвинулся еще на полшага, голос его торжественно звенел: – Я – люблю тебя! Я не могу без тебя! Ты – вернешься?!
- Да! – наконец выдохнул Миша и поднял глаза, сиявшие счастливыми слезами.
Олег притянул его к себе. Мишка, бросив, наконец, свои обои, обвил руками его шею. Они не целовались. Ничего не говорили. Молча стояли, вжимаясь друг в друга. Олег старался удержать дрожание своих плеч. Мишку трясло, ему было – можно.
- Как посмел-то? – уже другим, чуть насмешливым, снисходительно-теплым тоном спросил Олег.
- Она сказала, что ребенку нужен папа, а я – мешаю!
- А меня спросить не надо? А если бы я с ума сошел, пока ехал, пока тебе дозвониться не мог? Об этом не думал?
- Прости! – виновато прошептал Мишка и теснее прижался к Олеговой груди.
- Драть я тебя жалею, а – зря! – улыбнулся Олег. – Отец-то твой чего ушел? Всё понял, что ль? …Сходи!...
Олег проводил друга до прихожей и, когда за Мишкой щелкнула дверь, снял с вешалки оставленный им шарф и двумя ладонями прижал его к лицу.
Сбегая по лестнице, Миша прикидывал, где искать отца – у гаражей или у магазина? Но искать не пришлось. Евгений Иванович курил на лавочке между сараями, в десятке шагов от подъезда. Миша молча подошел. Отец протянул ему пачку «Примы». Мишка взял сигарету и сел рядом, наклонившись над отцовской зажигалкой.
- Что, в городе совсем люди нормально не живут? – Евгений Иванович смотрел в сторону.
- Я больше не приеду! – в ответ сказал Миша. – Деньги присылать - буду, а ездить – нет.
Евгений Иванович обернулся и заговорил торопливо и испуганно:
- Миш, ты что?! Не бросай нас, сынок! …Ведь – квартира, дом в Ключах, огороды…. Кому это всё? Я ж и ничего не говорю! Я ж ничего и не видел! …Олег – хороший парень, вы – дружИте!
Если б за последнюю неделю Мишку не предали столько раз близкие люди, он согласился бы на это «не видел, не знаю». Но сейчас он с духом собрался и… как в прорубь с головой нырнул:
- Пап, ты всё правильно понял. Мы с Олегом живем как семья. Четыре года уже. Мы и из Москвы вдвоем уехали.
- …А Алина?
- Просто знакомая, племянница нашего друга. Мы так придумали соврать, чтобы меньше вопросов.
- … Там с вами дружат?
- Конечно! Друзья – «обычные», не геи. На заводе есть, кто пытается про меня гадости сказать, но таких немного. Ну, за глаза, может, больше….
Они сидели долго. Докурили. Взяли еще по одной. Мишка, выскочивший из дома без шапки и шарфа, продрог. Отец покосился на него, затушил бычок и, вставая со скамейки, хлопнул его по плечу:
- Идём в дом! Матери не скажем, хорошо? И бабке.
- Не скажем! – согласился Миша.
А перед самым подъездом Евгений Иванович обернулся с неловким смешком:
- …Гвозди-то кто дома забивает?
- Я! – честно и твердо сказал Мишка. – А Олег мне запрещает пить.
Стороннему человеку было б непонятно. А в Сатарках в хороших семьях бороться с пьянством – дело женское. Отец облегченно улыбнулся:
- Ну и лады! – и первым пошел в подъезд, удивленно и недоверчиво качая головой.
Заявление из ЗАГСа Олег забрал. Со Светой поговорил жестко. Ей бы извиниться, а она взбрыкнула:
- Не будет свадьбы – не увидишься с ребенком!
Но Олег не поддался, отрезал:
- Как хочешь, дело хозяйское.
Ни ей, ни даже Мишке не сказал, что всё было бы гораздо хуже, если б в Костроме у телефона оказалась не сестра, а пожилая, слабая здоровьем мама…. А Света, бросив после Олегова звонка трубку, в сердцах занесла кулак над округлившимся животом:
