От дверей раздалось покашливание, молча развернулся. Один из местных завсегдатаев, старший в той компании, что замолчала при появлении Киры, стоял в дверях рядом с Шасимом, прося о разговоре. Кивнул ему на стул, Шасим пропустил здоровяка к столу.
- Разговор есть к тебе, Сабир. Говорят, девка твоя тебя напрягать стала. – Замечаю, как сжались тонкие пальчики на рукояти столового ножа. Ну, что напрягаешься, девочка, я его сам убью. - Так я с предложением. Откупные за неё отвалим. Себе с ребятами заберём...
Договорить он не успел. Он не просто на моё глаз положил, он ко мне подошёл, как к терпиле какому, что свою женщину уступит. Злость и напряжение последних дней наконец-то нашли выход. За порогом распахнутой двери стояла гробовая тишина. Его дружки хоть и видели, и слышали всё, а говорил он громко, но заступаться на лезли. Он на мое пасть раскрыл. И сейчас я ему эту пасть ломал, за то, что думать посмел, что глаза поднял на чужое, что представил... Остановился, только когда этот рыжий совсем дёргаться перестал.
- Эту дохлятину вышвырнуть, мне воды руки помыть. - Боюсь оборачиваться, потому что понимаю, что увижу испуганные глаза и явное желание исчезнуть и никогда меня не видеть на лице.
Медленно поворачиваюсь... Сидит на самом краешке стула, вся, как натянутая струна. Глаза мерцают, отливают хищной зеленью. Как кошка перед броском в драку. Тонкие ноздри дрожат, выдавая кипящий в крови азарт. Да неужели! Мягко делаю шаг обратно к столу, стараюсь запомнить её такой, не спугнуть. А она оказывается совсем не тихоня!
- Хочешь пнуть ублюдка пару раз? - щедро предлагаю ей.
- Нет. Бессознательное тело пинать, это позорно. - Отвечает совсем не так, как я мог бы предполагать.
- В следующий раз, остановлюсь на моменте, когда тело ещё трепыхается, обещаю. - Цепляюсь за разговор и любуюсь проступающей несмелой улыбкой.
- Можно чистые салфетки и лёд, пожалуйста. - Очень вежливо говорит она официанту.
Тот только согласно кивает и испаряется, чтобы притащить запрошенное. Не понял, ей зачем? Но официант оборачивается за пару минут, буквально пока я снял испачканный пиджак и мыл руки.
- Руку можно? - смотрит на меня и ждёт. Протянул ту, которой мутузил урода. Она приложила завёрнутый в салфетку лёд к костяшкам, придерживая мою руку снизу, чтобы не была на весу. - Нужно подольше подержать, чтобы припухлости не было.
- Обязательно. И печень поесть, чтобы кровь быстрее восстанавливалась, да? - а сам взгляда от неё не отвожу.
- Здесь же не умеют её готовить. Зачем брать? - приподнимает бровь она.
- А дома мне не готовят. - Намекнул на её бойкот кухни.
- Зато не обвиняют, что я на основании допуска на кухню, решила что я владычица морская и золотая рыбка у меня на посылках. - Съязвила, глядя на меня Кира.
Рука с холодным компрессом лежит на столе. Возомнившее о себе тело вынесли и даже незаметно навели порядок. Смотрю на неё и еле улыбку сдерживаю. То есть эта хитрюга вывернула так, что выходит не она обиделась и меня пустым столом наказывает, а это чуть ли не я запретил, чтобы не зазнавалась. Да уж, это так уметь надо!
Я хотел было спросить её о календаре, но сегодня одни приключения в программе. Над моей головой гудел непонятно как и откуда залетевший шершень, вроде осень на дворе, поздно для всей этой братии. Аллергии у меня нет, но приятного всё равно будет мало.
Охрана растерялась, официант побледнел. А вот Кира полезла в сумку. Достала из неё леденец, которые постоянно брала и, немного подержав его во рту, выложила на открытую ладонь. Руку она протянула почти к моему лицу, и только тогда я понял, что она собирается сделать. Шершень естественно очень быстро спикировал на конфету, и Кира отправила его вместе с конфетой в окно, услужливо и расторопно открытое официантом.
- А если бы укусил, пока несла? У тебя же аллергия? - тут же спросил эту победительницу.
- У меня аллергия только на лекарство. А на пчелиный яд нет. Вот у бабушки была. Поэтому я с детства знаю, как сделать, чтобы никто никого не кусал. - Ей идёт улыбка, я и сам на неё залипаю, как тот шершень на конфету.
Схватить бы её сейчас, утянуть к себе на колени и самому покусать её всю. Чтоб каждый видел, что моя, что не свободна, мои метки. Но холодной водой воспоминание о сжавшемся каменном теле у меня на руках в тот вечер. Я прикрыл глаза, чтобы она не увидела моего взгляда. Потому что почувствовал, как дикая ярость окатывает изнутри. Желание найти и разорвать на куски любого, кто посмел обидеть. Пора в этом поставить точку. Встал изо стола и, взяв её за руку, повёл за собой.
- Езжайте домой. - Осадил охрану, дернувшуюся было следом.
Усадил её на сиденье, сам сел за руль. Меньше часа езды и мы почти за городом. Парк, заложенный в честь какой-то годовщины чего-то, давно превратился в кусок дикого леса на окраине города. С небольшого склона было видно широко разлившуюся реку, и ивы, склонившиеся до самой воды. Внимательно смотрел на девочку. Поймёт или нет, что не в простое место привёз.
Осматривается. Внимательно, настороженно. Подошла к дубу, что стоял чуть в стороне и с таким стволом, что за ним даже я мог бы спокойно спрятаться. А она ведёт тонкими пальчиками по шершавой коре, улыбается, что-то разглядывает. Вот взгляд замер. Рассматривает, взгляд на меня, снова на дерево. Я знаю, что она там нашла. Старые, глубоко вырезанные буквы "С" и "А". Перед тем, как из дома сбежать в шестнадцать вырезал. Чтобы если не выживу и не вернусь, вот такая памятная надпись была.
- Здесь я последний раз был с отцом. Он планировал выкупить землю на той стороне реки. И отсюда показывал будущие владения. - Объяснил значимость этого места я. - Через несколько дней его не стало.
- А место красивое, светлое. - Задумчиво произнесла она, усаживаясь на выпирающий корень дерева. - Для тебя это место памяти. А я здесь зачем?
- Поговорить. - Сажусь рядом, опираюсь локтем на согнутую ногу. - Что тогда произошло? Почему не нашли и не наказали?
- Когда? Кого наказали? - не понимает она.
- Ты носила с собой отраву, чтоб всегда под рукой была. Ты готова была на дурной шаг, лишь бы не пережить насилия. - Не думал, что спросить об этом будет так тяжело. - Снова?
- Что значит снова? Меня никто не насиловал. - Удивляется она, а мне словно дышать легче становится с каждым её словом. - Я вообще этого переживать не собираюсь! Я когда на практике была, в морге дежурила. Вот туда девочку привезли, после изнасилования. Вот после этого я и носила с собой... Чтобы никогда...
- Подожди, какая практика с моргом? - не понял я.- У тебя же экономическое образование!
И потом я сидел и охреневал, выслушивая, как две подружки поменялись местами. И пока та, что с медицинским образованием, помогала третьей подружке из этой компании сохранить ребёнка, та, которая училась на бухгалтера, делала уколы и следила за назначениями в больнице! Да уж, отчаянные.
Но зато теперь понятно, почему такое отношение со стороны названной родни. Такие поступки не забываются. Странно, правда, что замуж среди своих не выдали. Отсюда же и знание языка. И почему её искали через диаспору. Своя же. Напугалась девочка тогда конечно здорово. Но это даже близко не сравнится с тем, если бы беда случилась с ней.
- А зачем ты это спрашиваешь? - вдруг спросила она.
- Нашёл бы и убил. - К чему скрывать? Пусть сразу привыкает, что за каждую её обиду я по полной спрошу.
- Я же тебе никто. - Мои планы её удивили.
А я промолчал, не озвучивая, что для себя уже всё решил. Моя будет. Сама придёт, измором возьму.
Утром проснулся наконец-то выспавшимся. И уже спускаясь вниз, почувствовал вкусный запах с кухни. Кира уже мыла посуду, а на столе стояла тарелка с рулетиками из лаваша и яичницы с ветчиной. Ну, надо же! Чернобурка сменила гнев на милость. Из-под короткого рукава домашней футболки были видны, уже начинающие желтеть, синяки.
- Извини. - Провел пальцами, едва касаясь, только, чтобы обозначить, за что извиняюсь. - И за всё, что тогда наговорил.
