«Нельзя-нельзя-нельзя» — билось в висках, когда он дрожащими пальцами расстегивал молнию на джинсах братишки. Но лишь только он приспустил трусы и увидел возбужденный член Тетсу, как все сомнения покинули его голову: он должен попробовать братика на вкус. Дрожа от возбуждения, Хаято облизывал головку, посасывал ее, наслаждаясь исступленными стонами Тетсу. Братишка не выдержал долго и кончил, наполнив рот своей восхитительной спермой, которую Хаято проглотил, не задумываясь.
«Братишка, ты просто великолепен на вкус… Я хочу пить тебя еще… много…»
Он приник к Тетсу, целуя его солеными губами, глубоко проникая в его рот языком, а в голове стучала одна только мысль: как хотелось заняться с братом сексом, как прекрасен будет Тетсу, когда Хаято войдет в него, аккуратно, нежно, как братик будет ловить ртом воздух, отчаянно стонать от наслаждения… И как он кончит, размазывая сперму по животу, и как приятно будет слизывать солоноватые капли с его кожи…
— Нет-нет. Не здесь. Не так. Не сейчас.
* * *
— Привет, Сатоши! Знаешь, я, наверное, сегодня не приду, — Хаято с трудом стоял на ногах. Он опирался спиной о бетонную стену в переходе и старался поудобнее перехватить телефон, чтобы не мешать двум симпатичным парнишкам в обтягивающих джинсах ласкать его. — Да, отлично потусовались, потом расскажу. Ну все, до завтра.
Высокого длинноволосого парня в кожаной куртке звали, кажется, Тоши. Имени второго, худенького блондина в фиолетовых линзах, он даже не спросил. Они встретились в клубе и решили, что смогут отлично провести вечер втроем в каком-нибудь отеле. Но до отеля нужно было еще дойти. Новые знакомые были так возбуждены, что останавливались через каждые тридцать метров, чтобы хорошенько облапать Хаято. Теперь они зажали его прямо в переходе и, кажется, были намерены трахнуть парня прямо там. Хаято расслабился и попытался сосредоточиться на ощущениях. Тоши держал его сзади, ласкал руками его соски через майку, а блондин уже встал на колени и водил по животу влажным языком в то время как пальцы его сражались с тугой молнией на джинсах… Потом его развернули к стене, и парень встретился лицом к лицу с красавицей-моделью, лучезарно улыбавшейся с плаката, рекламировавшего новый мобильный телефон-миникомпьютер…
— Хаято? — братишка сжал крепко сжал его руку. — Эта модель уже устарела!
— Ты о чем? — рассеянно спросил Хаято.
— Ты уже минуты две пялишься на этот ободранный плакат. Мы пойдем или нет? — Тетсу обеспокоено смотрел на брата. На нем была в тот день узкая серая рубашка, черные джинсы и длинный бежевый шарф, обмотанный вокруг шеи. Они опаздывали на выставку компьютерных технологий.
— Летом меня здесь трахнули, — неохотно признался Хаято. Было неприятно рассказывать о таком, но он не хотел прятать от брата скелеты в шкафу. Раз уж Тетсу познакомился с Кирито… что уж могло быть хуже?
— Да ну? — мальчишка оживился, но было заметно, что новость его не особенно порадовала. — И как это было?
— Один мне отсасывал, а другой трахал. Вбивал прямо вот в этот плакат.
— Вы были пьяные?
— Еще какие.
— Хм. Ну что ж, еще одно условие, нии-чан. Впредь никакого алкоголя, — Тетсу озарил пасмурный осенний день своей неповторимой улыбкой. — Пошли скорей. Если опоздаем, я тебя не прощу.
Он крепко сжал руку Хаято и потянул его за собой.
* * *
— Молодой человек? Вам плохо?
Хаято поднял голову. Молоденькая стюардесса склонилась над ним, участливо заглядывая в лицо.
— Принести Вам успокоительное? — спросила она с заботой.
Парень понял, что несколько минут, пока воспоминания проносились в голове, он попросту рыдал на глазах у всего салона. И даже сейчас не мог остановиться. Слезы ручьем текли по щекам.
— Нет, — он покачал головой. — Спасибо, я в порядке. В полном… Это пройдет. Сейчас… пройдет.
— Тогда принесу вам салфетки, — с пониманием кивнула стюардесса и быстрым шагом заспешила вдоль по проходу.
Хаято смотрел на облака, проплывающие внизу под самолетом, и думал о Тетсу. Чувство вины не отпускало его. Он все-все испортил: жизнь отца, брата… свою жизнь, в конце концов. Сбежал, как трус, не зная, как жить дальше, как смотреть в лицо стыду.
«Неужели ты, братишка, мог бы жить с этим? Неужели ты и правда хотел все бросить ради меня? Нет… у меня нет больше сил. Прости, Тетсу, любимый, прости… Я тебя не достоин».
* * *
Тетсу кинулся к Сатоши, не зная, как унять рыдания, как остановить слезы. Внезапно он осознал, что жизнь не кончилась, нет, она продолжалась. Пускай и без Хаято. И в этом была такая ужасная, такая нелепая несправедливость, что Тетсу отказывался с ней мириться. Нет, невозможно. Ничто не может продолжаться, ничто уже не может быть, как раньше. Мир должен был рухнуть с отъездом Хаято, так почему он до сих пор стоит? Завтра нужно будет идти в школу, продолжать учиться, как ни в чем не бывало. Зачем это теперь? Зачем ему целый мир, зачем вся жизнь, если Хаято уехал навсегда?
— Он уехал, Сатоши! Он уехал! — рыдал мальчишка, уткнувшись в грудь Тоямы, а тот обнимал его одной рукой и гладил по голове.
— Я, кажется, у вас семейный психотерапевт, — пошутил он. — Знаешь, Тетсу, я, пожалуй могу понять тебя, как никто другой.
Мальчик поднял на него заплаканное лицо.
— Думаешь?
— Знаю, — Сатоши попытался улыбнуться, но глаза его оставались спокойными и грустными. — Йоичи бросил меня. Точно так же. Сбежал в Штаты. Почему-то решил, что из-за перелома я не смогу больше рисовать. Вот чушь. Слабак.
Тетсу кивнул. Он всхлипнул еще пару раз и принялся вытирать слезы ладонями.
— Они оба слабаки, — согласился он с Сатоши. — Думают, что пожертвовали собой, своими чувствами. Хотя на самом деле принесли в жертву нас.
— И взяли на себя право решать, как будет лучше для нас, чего нам нужно в жизни, — Сатоши улыбался теперь, видя, что Тетсу тоже его понимает.
— И что ты теперь намерен делать? — спросил мальчишка.
Парень смахнул с носа непослушную прядь волос.
— Для начала выпишусь из этой чертовой больницы. А потом… Знаешь, Америка — это ведь не другая планета, верно?
* * *
Отец сидел, сгорбившись, за рабочим столом, пытаясь работать. Тетсу некоторое время наблюдал за ним в щель из-за приоткрытой двери. Тоо-сан то и дело снимал очки, проводил по глазам рукой, растирал переносицу, как будто натертую очками. Мальчик был уверен, что отец плакал.
— Входи, чего ты там стоишь? — голос отца прозвучал на удивление ласково. Тетсу открыл дверь и замер в проходе, по-прежнему глядя на отца. Акимару-сан выглядел очень подавленно, устало и так измученно, что даже ненависть и гнев, несколько минут назад еще кипевшие в душе мальчика, улеглись и уступили место состраданию. Тетсу было жаль себя, очень, и все-таки ему было жаль и отца.
