Люби меня

– Нет слов, – цежу я.

Не знаю, чего во мне больше в этот момент: злости или ревности? Наверное, все вместе. Как ни пытаюсь абстрагироваться, обижаюсь на него.

– Ты сегодня как та самая Эсмеральда, – оценивает Шатохин мой образ. – Жгучая.

– Спасибо… Только я больше не хочу быть Эсмеральдой… Красный больше не люблю…

– Хм… А какой любишь?

– Желтый.

– Солнышко, – подбивает он. – Учись лупить вертухи. Если, конечно, собираешься задержаться в этой проклятой семье. Но, честно, чисто по совести я бы тебе дал другой совет.

– Какой?

– Беги.

Не знаю, что на это ответить. По коже не просто дрожь льется. Ее ледяные потоки прошивают меня как серебряные нити. Растворить их мой организм неспособен. От их токсичного воздействия он медленно травится и погибает.

Музыка несколько раз сменяется, но Саша так ни разу и не подходит ко мне.

Мне вроде как должно быть терпимо. Помимо Дани, помогают забыться и не чувствовать себя на этом празднике чужой Лиза, Чарушины, Бойки и Фильфиневич. Вижу, как все они стараются. Последний еще круче Шатохина танцевальные финты выдает. Смеюсь – заставляю себя. Не хочу, чтобы они волновались и жалели меня.

«Все хорошо», – твержу себе минуту за минутой.

Пока в один момент не осознаю, что все… Больше не могу. Истощена.

Никому ничего не сказав, покидаю зал. Забираю пальто и, даже не потрудившись его застегнуть, направляюсь прямиком на выход.

Девятнадцатое ноября, а Одесса дождем умывается. Капли холодные. Ложась на лицо, пробирают до середины тела. Незаметно начинаю плакать. Не могу перебороть свою обиду. Захлебываюсь ею, как ядом.

– Соня!!! – кричит Георгиев мне в спину так, словно уже теряет меня.

И я оборачиваюсь. Несмотря ни на что, оборачиваюсь.

Он какое-то время стоит. Без верхней одежды. С поднятыми к голове руками. Стискивая ее, смотрит на меня и выражает ужас.

Я делаю шаг навстречу. И он срывается.

Налетев на меня, обхватывает ладонями мое лицо. Прижимается мокрым лбом к моей такой же мокрой переносице.

– Все не так. Все не то. Я люблю тебя. Только тебя. Я с тобой. Только с тобой. Ты – мое все, – каждой фразой сердце мое пронизывает.

Сейчас его клинок особенно острый и как никогда горячий. В какой-то мере живительный. А в какой-то… Чересчур болезненный.

Жизнь налажена? Не чувствую этого.

– Понимаю, – все, что я могу ответить.

Я бы хотела заметить, что этот перелом подобен тому, который случился у нас под июльским дождем. Но я не могу. Потому что в этом ощущается пугающее негативное разрушение, как бы крепко мы друг к другу не прижимались, как бы жадно не целовались, как бы неистово не пытались отрицать все плохое.

И секс, уже дома, между нами такой же отчаянный.

– Я люблю тебя… Люблю… – частит Саша между поцелуями, параллельно с толчками, которыми он забивает себя в мое тело. – Люблю… Люблю… Люблю…

А я вдруг понимаю, что одной любви в нашем случае мало.

Именно с этого дня в моей жизни и начинается долгий, безумно выматывающий сезон дождей.