Тогда-то Иоанна и рассказала мне историю своей жизни, вернее, один из ее эпизодов, последствия которого привели ее в монастырь. Воистину, эта история достойна того, чтобы я воспроизвела ее сейчас.
— Я была дочерью довольно состоятельного торговца, — начала Иоанна свой рассказ. — Изредка дела требовали, чтобы отец сам отправлялся в Индию или Африку, ибо он не очень доверял своим агентам. Я всегда с нетерпением ждала его возвращения, потому что не было случая, чтобы он не привез какого-нибудь подарка. Обычно это были вещи, которые поражали мое воображение своим необычным видом или дурманящими запахами. То отец, улыбаясь, протягивал мне веер из душистого сандалового дерева, то с загадочным видом извлекал из своего объемистого саквояжа уродливую куклу — изображение какого-нибудь страшного и всесильного африканского божка, то ожерелье из акульих зубов. Когда я надевала его, то мне казалось, что пасть этой зловещей твари перегрызает мне шею. С приездом отца таинственный дух Востока поселялся в нашем доме. С замиранием сердца слушала я рассказы об экзотических заморских странах, а потом ночью долго не могла уснуть, мечтая стать героиней опасных приключений. И фантазия моя становилась все более необузданной и извращенной.
Мне было уже тринадцать лет, возраст, когда голос плоти начинает уже нашептывать обещания любви, пробуждая в душе неясные желания. К тому времени я была уже знакома с «Декамероном», «Гептамероном» и некоторыми другими творениями человеческого гения, полными галантных непристойностей, и смутные желания, пробудившиеся в моей душе, становились с каждым днем все конкретнее. В своих мечтах я была то Клеопатрой, сладострастной царицей Египта, то царицей Савской, ненасытной в любви, то мудрой Сафо, чьи стихи манили меня, влекли к наслаждению…
Однажды отец, вернувшись из далекого путешествия, привез с собой молодого орангутанга, обезьяну, которая считается ближайшим родственником человека. Это был великолепный самец. Его назвали Цезарем и поместили в большую железную клетку в гости-ной. Целыми днями он почти неподвижно сидел в углу клетки, и глаза его жалобно молили о свободе. Иногда он со злобным отчаянием, яростно рыча, тряс могучими лапами толстые железные прутья решетки, но убедившись в бесплодности своих попыток вырваться на волю, снова надолго затихал.
Каждый день я много времени проводила в гостиной, с любопытством разглядывая обезьяну, ведь я впервые увидела обнаженного самца, половые органы которого, как я узнала из книги, ничем не отличались от человеческих. Я с вожделением останавливала свой страстный взгляд на внушительных размеров члене Цезаря, и желание, пугающее своей отвратительной силой, смущало меня, заставляло трепетать мое тело. Видимо, Цезарь своим звериным чутьем ощущал, что меня влечет к нему. При моем появлении он оживлялся и смотрел на меня, как мне казалось, страстно и вожделенно.
И однажды, о чудо, когда наши взгляды встретились, я, охваченная безумным волнением, увидела, как мощное орудие любви Цезаря медленно поднялось. Похотливо ворча, орангутанг прижался к решетке и призывно протянул ко мне руки, я же не могла оторвать глаз от его изумительного приапа, и душу мою всколыхнуло неудержимое желание потрогать этот символ мужской силы руками, погладить его, поцеловать. То, что случилось дальше, произошло уже помимо моей воли. Неведомая сила подтолкнула меня к решетке, и я, не помня себя, с жадностью схватила рукой напряженный горячий член. Орангутанг, издав яростный вопль, обхватил меня своими длинными и сильными руками, повернул меня спиной к себе, задрал платье, заставил нагнуться и… острая боль пронзила мое тело…
Не могу себе представить, как мне удалось вырваться из страшных объятий обезумевшего зверя. Очнулась я в своей спальне. Платье мое было изодрано в клочья и окровавлено. Первой мыслью было скрыть следы происшедшего от своих близких. На мое счастье в доме никого не оказалось, и я смогла уничтожить окровавленную одежду и обмыть свое тело. Это отняло у меня последние силы и я, с трудом добравшись до своей постели, заснула тяжелым сном…
В течение нескольких дней я всеми способами избегала встречи со своим соблазнителем, и не потому, что его ласки вызывали у меня отвращение: я настолько была ошеломлена случившимся, что не могла понять, что же такое Цезарь со мной сделал, и очень боялась, что мое появление вызовет нежелательную для меня реакцию у орангутанга, и родители что-нибудь заподозрят. И все-таки мне очень хотелось еще раз отведать ласк животного…
Однажды, улучив момент, когда я осталась одна в доме, я, сильно волнуясь, вошла в гостиную. Едва увидев меня, Цезарь издал яростный вопль и бросился на прутья решетки, явив моим глазам свой великолепно напряженный фаллос. Желание сразу охватило меня, но теперь, наученная горьким опытом, я прежде, чем подойти к нему, сама подняла юбку, повернулась задом к решетке, только после этого позволила Цезарю овладеть собой. Боже, какое наслаждение я тогда испытала! Казалось, плоть орангутанга заполнила меня целиком. Животное было великолепно. Не знаю, сколько времени продолжалось это сладостное безумие, но я успела свыше десяти раз почувствовать невыразимое блаженство, прежде чем Цезарь, судорожно сжав мое возбужденное тело, не испустил фонтан горячей жидкости, которая разлилась во мне, заставив истомно трепетать каждую клетку моего тела. Как это было прекрасно!
Я готова была обожествить то, что принесло мне такое блаженство. Опустившись на колени перед клеткой, я взяла в руки еще горячий, чуть вздрагивающий фаллос моего странного любовника, нежно погладила его и, не в силах владеть собой, прижалась к нему губами и начала сосать это чудо природы, щекоча его языком. Эта ласка, по-видимому, очень понравилась орангутангу, во всяком случае, все время, пока я играла с ним, он ласково гладил мои волосы и довольно урчал. Мой язык и губы действовали настолько энергично, что на сей раз обезьяна довольно быстро возбудилась, и спустя несколько минут терпкая влага обожгла мне рот. Восторг снова охватил меня, и я с наслаждением проглотила этот божественный напиток, который опьянил меня сильнее самого крепкого и сладкого вина.
Любовные ласки обезьяны мне настолько понравились, что с этого дня я ежедневно отдавалась ему. Нельзя сказать, чтобы мой любовник баловал меня разнообразием приемов, вряд ли его можно было назвать очень утонченным, но как зато он был силен! Казалось, его орудие создано только для того, чтобы дарить мне наслаждение. К тому же орангутанг оказался настолько понятлив и послушен, что мне не стоило большого труда научить его удовлетворять меня своим языком. Его шершавый язык приносил мне немало радостей, особенно он усердствовал, когда я одновременно пальцами возбуждала его член, причем делала это с таким расчетом, чтобы оргазм у нас происходил одновременно. Иногда в знак особого к нему расположения, я баловала его тем, что сама брала его приап в рот. Этот акт приносил ему, по-видимому, особенное наслаждение, ибо стоило мне подойти к клетке, встать на колени и сложить губы трубочкой, как мой мохнатый Ромео, издав радостный вопль, мчался ко мне, выставив вперед свой божественный фаллос.
