— Что у тебя с Прайсом?
Я открыла рот от удивления и тут же закрыла. Что? Он свихнулся?
— Почему ты спрашиваешь? — прищурилась.
Грек раздул ноздри, но мгновенно взял себя в руки. Однако немного выпяченный подбородок говорил о том, что Кавьяр, как минимум, раздражен.
— Отвечай, — прозвучало, как приказ.
— Это тебя не касается.
Я быстро выскочила за дверь, не дав Клио остановить меня, и стремительно направилась вниз.
Бродила неподалеку от отеля примерно около двух часов, трижды вспомнив, что не поела, и столько же раз позабыла об этом. Но отнюдь не ужин волновал меня в тот сложный момент. Чем ближе я подходила к обшарпанному зданию гостиницы, тем решительнее становилась.
«Я должна уехать…»: с такими мыслями поднялась на второй этаж.
Встав напротив двери, глубоко вдохнула и на выдохе вошла в номер. В комнате было темно и достаточно свежо. Это я забыла закрыть окно. Оно и к лучшему — из-за жары не уснула бы.
Но спать я не собиралась. Поэтому, игнорируя лежащего на кровати Кавьяра, зажгла свет. Он тоже не спал. Просто курил, полусидя, и смотрел в стену напротив.
Молча достала из-под кровати рюкзак и, дрожащими от волнения руками, сунула в него свою кофточку и полотенце. Еще раз оглядевшись, удовлетворенно кивнула, и пошла к двери.
— Далеко намылилась? — хрипловатый голос и по спине прошла легкая дрожь. Каждый раз так нервничаю от его тембра, что себя ненавидеть начинаю. — Быть может, поделишься планами?
— Не думаю, что это нужно, — пробормотала себе под нос, но грек услышал и поднялся.
Пожалуйста, не приближайся, пожалуйста…
Спиной ощутила тепло, исходящее от тела Клио. Меня вгоняла в ступор властность Кавьяра. Никак не получалось вырваться из его лап. Очень хотелось покинуть это место поскорее. На моем теле остались следы от рук грека, но измучить еще и душу не позволю.
— А я как раз другого мнения, — в волосы выдохнул. — Давай договоримся.
— Что? — опешила я и повернулась к Кавьяру лицом.
Он тут же в своей любимой манере впился в меня взглядом, таким волнующим и одновременно пугающим.
— Обещаю, что не прикоснусь к тебе, если ты сама, конечно, не попросишь. От тебя, в свою очередь, требую серьезного подхода к нашему общему делу. Никаких эмоций. Только холодный расчет, — грек сунул руки в карманы светлых брюк и отвернулся. — После того, как я разберусь с Мухамедом и Уильямсом, мы разойдемся. Каждый своей дорогой.
Ну почему мне стало так обидно от слов Кавьяра? Даже кулаки от ярости сжала, едва себя сдерживая. Ведь он играл со мной, чувствуя себя богом.
Что теперь? Какого хрена? Где моя рассудительность? Где мстительность?
— Как же я тебя ненавижу, Клио, — процедила сквозь стиснутые зубы. — Просто ненавижу.
Кавьяр рассмеялся, достав очередную сигарету.
— Какая жалость, мелкая, — покачал он головой и, выпустив тонкую струйку дыма, взглянул на меня уже серьезно. — А мне казалось, ты кипятком ссышь от моего присутствия.
— Казалось! — рявкнула, швырнув в него рюкзак, который он удачно поймал.
— Ты все такая же истеричка.
— Только с тобой, Кавьяр. Ты убиваешь во мне человека!
Кривоватая ухмылка.
— А может, напротив, пробуждаю тебя от долгого сна? — выдал, подмигнув.
— Не обольщайся, придурок, — подошла к нему и оттолкнула в сторону. — Уйди. Я хочу спать.
— Угу, очень заметно. Прямо с ног валишься от усталости, — прокомментировал Клио, но все же оставил меня в покое. — Сладких снов, моя маленькая убийца…
Два года назад. Касабланка. Особняк Кавьяров
Звенящая тяжелая тишина убивала все, что могло остаться в человеке. Сколько прошло времени с того дня, когда Клио так жестоко ошибся? Кажется, месяц. Да, так сказал Тео. Младший Кавьяр выглядел не лучше своего брата, а вот Александр, явившийся в особняк, искренне не понимал сыновей. Более того, мужчина негодовал, и это было мягко сказано. Размахивая руками и дико крича, Александр вышагивал по комнате, выплевывая злобные проклятия в адрес Клио.
— Паршивый щенок! Как ты мог ее отпустить? Она же все расскажет! Нас раздавят, понимаешь?! Никто, никто в «Черном Кресте» не спустит тебе эту оплошность! А ты… — повернулся к Тео. — Ты-то чем думал?
— Отец… — попытался объясниться британец.
— Молчи! — брызгая слюной, выкрикнул Александр. — Вы оба думаете членами, а не головами! — посмотрел в потолок. — Боже, что мне делать с этими идиотами?
Клио, до этого с мрачным видом глядевший в окно, повернулся к отцу.
— Убирайся, — отчеканил он спокойно.
Александр захлебнулся гневом и, побагровев, выпучил глаза.
— Ты… — прошипел он, ткнув в сторону старшего сына пальцем. — Наглец… неблагодарный ублюдок… столько времени впустую…
— Прошу тебя, — прикрыв глаза и едва себя сдерживая, проговорил Клио. Стоявший рядом с ним Тео напрягся. — Лучше уйди. Иначе…
Александр, прекрасно знавший вздорный характер сына, направился к двери.
— Я уйду, — кивнул он, оглянувшись. — Только не пожалей об этом. Если та стерва расскажет о нас… ну ты сам все знаешь.
Еще несколько минут Клио буравил взглядом закрывшуюся за отцом дверь, а затем, не мигая, вымолвил:
— Выйди.
И Тео поспешил покинуть гостиную, прекрасно понимая, каково сейчас его брату. Ему самому было невыносимо паршиво. Паршиво без Летти. Но об этом никто не говорил вслух. Чувства — это не то, о чем стремился беседовать Клио. Он никогда об этом не заговаривал. Никогда не жаловался и от других требовал того же. Клио не загонял себя в рамки морали и общепринятых правил, избегая ограничений.
«Живи, как хочешь. В конце все равно ждет смерть…»: девиз Кавьяра, которым он успешно пользовался, ни о чем не задумываясь. Но в последнее время, казалось, что все вселенское дерьмо свалилось на его плечи, вынуждая прогибаться под такой тяжестью. Тео чувствовал, что Клио потерял, упустил нечто важное. Но признать это, значило, проявить слабость. А Клио не любил быть слабым…
Как только грек остался один, тут же сорвался с места и принялся все громить. Разбил лампу, швырнув ее в стену. Туда же отлетел и деревянный стул. Этот грохот, эта агрессия помогали Клио освободиться от тяжести в груди, но заполнить пустоту не удавалось. Громко закричав, грек подбежал к небольшому овальному зеркалу и ломанул кулаком по гладкой поверхности, по которой тут же пошли трещины. После второго сильного удара на костяшках лопнула кожа. Пронзительная боль в правой руке заставила Клио на время задохнуться. Но тут же, раззадорившись, он с тем же остервенением принялся колотить уже разбитое зеркало. Осколки, звеня, осыпались на паркет. И только тогда, когда Клио перестал чувствовать свою руку, отошел назад и, тяжело дыша, опустился на пол.
