Я сажусь в прохладный салон, и он закрывает за мной дверь машины.
— Хороший автомобиль.
— Да, мне нравится.
Ему не приходится далеко ехать, он останавливается перед заброшенным баром, все окна закрыты ставнями. Молодой человек выбегает из темного дверного проема, Джек бросает ему ключи от машины, и кладет свою ладонь мне на поясницу, ведет к темной двери.
Я смотрю на него снизу-вверх.
— Мне кажется здесь закрыто.
— Закрыто для некоторых и открыто для других.
Дверь изнутри открывается. Швейцар с уважением кивает Джеку, и тут же подскакивают два метрдотеля, которые раболепно суетятся перед ним. Мы проходим через боковую дверь и попадаем в помещение, которое своим интерьером напоминает паб. Пахнет пивом и грязными тряпками. Стулья перевернуты на столах, чтобы утром могли вымыть пол.
— Что это за место? — спрашиваю я.
— Какой-то игорный притон.
— Что?
— Ага. Когда бар закрывается, реальная жизнь начинается в задних комнатах.
— Незаконный игорный бизнес?
— Что-то наподобие этого. Присаживайся, — приглашает он, и я сажусь на один из высоких стульев перед баром.
Он направляет за барную стойку.
— Ты хочешь шампанского?
Я отрицательно качаю головой.
— Меня немного подташнивает от запаха шампанского.
— Что бы ты хотела? — мягко спрашивает он.
— Виски.
Он кивает, берет два стакана, ставит их на стойку и тянется за бутылкой. Он говорит, что раньше работал в баре, поэтому наклоняет бутылку именно так, как делают бармены в шикарных ночных клубах, поднимая ее высоко и наливая. Потом ставит с глухим стуком бутылку на деревянную поверхность стойки. Мы поднимаем наши бокалы (не чокаясь), выпиваем. Он полностью опрокидывает свой, и снова берет бутылку, наполняя стакан. Жилка пульсирует у него на горле, и он выглядит беспокойным и раздраженным.
— Так что насчет твоей идеи по поводу свидания?
Он делает большие глотки.
— В это время ночи? А?
Мне действительно нужно перестать пялиться на него, даже если у него такое же прекрасное сердце, как его внешность.
— А что плохого в это время ночи?
Он смотрит на меня своими удивительными, бездонными зелеными глазами и выпивает весь стакан одним залпом.
— Я бы хотел произвести на тебя впечатление и пригласить в шикарный ресторан.
Он наполняет себе очередной стакан.
Я смотрю на его стакан, потом перевожу взгляд на него, пытаясь вспомнить его тем, каким он был на пляже с теплой улыбкой, но не могу, потому что мужчина, стоящий передо мной кажется совершенно другим, он и близко не стоял к тому мужчине на пляже. От этого мужчины исходит опасность и ожидание. Моя кожа горит от его взглядов. Я понимаю скрытый подтекст нашего совершенно бессмысленного разговора — глубокие сексуальные затаенные чувства.
— Следует ли тебе столько пить? Тебе все равно придется отвезти меня домой, — говорю я, пытаясь скрыть как-то свою настороженность.
— Я не повезу тебя, Лили. Я повезу тебя туда, где буду трахать, — он улыбается, но его глаза хищника не улыбаются, по-прежнему оставаясь голодными. В этот момент он выглядит адски сексуально.
Я торопливо опускаю голову, разглядывая жидкость в своем стакане. Мои бедра непроизвольно с силой сжимаются.
Он опирается локтями на стойку и наклоняется ко мне вперед.
— Итак, расскажи мне о себе.
Я поднимаю глаза и облизываю губы. Его глаза тут же опускаются на мои губы.
— Не о чем рассказывать, на самом деле. Жизнь проходит впустую, — я поднимаю свой бокал и выпиваю до дна. Алкоголь ударяет прямо в голову.
Он хмурится, берет бутылку и наполняет оба наши стаканы.
— Откуда ты, Лили?
— Я сбежавший ребенок, который не делает правильные вещи, понятно?
Он стоит передо мной не в одном глазу, словно на него вообще не действует алкоголь.
— Ты делаешь их просто отлично.
— Не многие согласятся с тобой.
— Не важно, кто и что думает. Ты все сделала правильно.
Я допиваю стакан и со стуком ставлю его на стойку.
— Я стриптизерша, Джек?
Он выпивает свой и опускает со стуком вниз, опять наполняя наши стаканы, толкнув ко мне мой стакан.
— Это нормально. Гангстеры и стриптизерши всегда идут вместе, как тост и мармелад. У нас такой же почасовой график работы и налоговый инспектор не многое слышит от нас...
Я ухмыляюсь.
— Ты пытаешься меня напоить?
— А ты как думаешь?
— Да.
Он отрицательно качает головой.
— Ну, это же виски?
— Ты не должна отставать от меня. Я пытаюсь притупить стремление.
Я сохраняю свое дыхание устойчивым.
— Какое стремление?
— Рискую показаться маньяком, одержимым собственной глупостью, в стремление трахнуть тебя, конечно.
Я чувствую, как мои щеки начинают пылать.
— Ты относишься к тем парням, о которых любая мать предупреждает свою дочь.
— А твоя?
Я чувствую, что попадаю на неустойчивую почву.
— У нее не было такой возможности.
— Тебе никогда не хотелось вернуться?
— Нет.
— У тебя есть братья, сестры?
Вот это тест, который именно здесь, Лили проходит с честью. Я долго смотрю ему в глаза.
— Я была единственным ребенком. Можешь ли ты теперь перестать задавать вопросы?
Он смотрит на меня с непонятным выражением, его потрясающие ресницы такие длинные и темные.
— На самом деле я не болтливый. Мне казалось, что ты хотела.
Я слезаю с барного стула.
— Давай поедем к тебе.
Моя грудь поднимается и опускается от азарта, который вспыхивает у него в глазах. Он выходит из-за барной стойки, хватает меня за руку, и мы идем по тому же пути, как и пришли. Снаружи нас, как по мановению волшебной палочки, поджидает его машина. Мы садимся внутрь, и с ревом несемся по пустым улицам.
Останавливаемся у особняка в районе Блумсбери. Он выключает двигатель и смотрит на меня, и я испытываю ощущение от острого удовольствия, пробегающее по телу. Я открываю пассажирскую дверь и выхожу. Ночной воздух кажется восхитительно прохладным. Он подходит ко мне, берет за руку и тянет к небольшой лестнице из мрамора.
Достает ключ и вставляет его в дверь (возможно, ему приходится отключить сигнализацию), но я пребываю в таком одурманенном состоянии от желания, что прихожу в себя, только когда он заключает меня в свои железные объятия и опускает свои губы на мои. От этого ощущения, закручивающегося внутри меня, тело начинает сильно дрожать.
Он отстраняется.
