Он наклоняется, оставляя поцелуй на моём лбе, и я
слышу его тяжёлый вздох. Его руки, нежно и в то же
время так сильно обнимают меня, и я задыхаюсь от
полноты спектра любви к нему. Он удивительный, и я
до сумасшествия хочу избавить его от маски, за
которую он привык прятаться из-за своих страхов
прошлого. Справлюсь ли я? Не знаю. Но попытаться-
то я могу.
Я киваю и отстраняюсь от него, идя на поиски уборной.
Приходится просить о помощи официанта и мне
указывают путь. Как только я вхожу туда, то тут же
открываю кран с холодной водой и плескаю себе в
лицо, поднимая голову и смотря в зеркало.
Почему он отрицает существование в себе хороших
черт? Он уверен, что его не за что хвалить, не за что
им восхищаться. Почему? Какие грехи он замаливает?
Этих девушек, которых чуть не убил?
Я глубоко вздыхаю, приказывая не думать об этом.
Обтерев лицо полотенцем, я выхожу из комнаты, двигаясь к нашему столику.
Я сажусь в кресло, и Ник отвлекается от своих
мыслей, поворачиваясь ко мне.
— Все хорошо? — уточняет он.
— Да, все хорошо, — киваю я, беря в руки приборы, чтобы показать ему, что не хочу бояться его. Хотя
аппетита нет, я все же пробую уже остывшие равиоли
с грибами.
— Почему ты так хочешь найти во мне что-то светлое?
— спрашивает он.
— Потому что я знаю, что это в тебе есть, Ник, — я
уверенно встречаю его взгляд.
— А если нет, Мишель? Если все это лишь прикрытие, чтобы я выглядел не таким жутким?
— Вряд ли человек будет тратить тысячи, даже могу
предположить миллионы, чтобы помогать людям. И
ещё, вряд ли человек, делающий это только, чтобы
отбелить себя, едет ради мальчика, чтобы самолично
проследить за всем. Отрицай, что ты имеешь доброту, отзывчивости и делаешь это нехотя. Только вот ты
обманываешь себя, убеждая, что ты злой и жестокий.
Продолжай, но я буду решать сама, как видеть тебя, — чётко отвечаю я.
— Ты так веришь в меня, — качает он головой, задумчиво смотря мимо меня.
— Нам всем нужен человек, который будет верить в
нас. Иначе для чего партнёры?
— Только для секса, — хмыкает он.
— Прекрасно, — я стараюсь быть равнодушной, но его
слова ударяют по внутренностям, что они сжимаются, отвергая съеденную пищу.
— Если ты поел, то, может, отвезёшь меня? — спрашиваю я, вытирая рот салфеткой и откладывая
её.
Он молчит, только смотрит на меня, впиваясь глазами
в мои глаза. Борьба. Вечная борьба с ним. Он
заявляет, что это только секс, хотя сам говорит, что я
нужна ему. Врёт. Хочет обезопасить себя, только вот я
это вижу. И во мне ещё больше вскипает желание
противостоять его тёмной стороне. Я с вызовом
поднимаю подбородок и скрещиваю руки на груди, изгибая вопросительно бровь. Он усмехается одним
уголком губ, а затем качает головой, отводя взгляд.
— Ты упёртая, да? Хорошо, сдаюсь, Мишель. Между
нами больше чем секс, это я должен был сказать? — произносит он.
— Нет, ты должен это знать. И впредь, если решишь
снова вывернуть все так, когда я с тобой общаюсь
нормально, то я встану и уйду, Ник. Да, я знаю, что ты
против чувств и якобы их не испытываешь. Но у тебя
есть слабости, и я вижу их. Поэтому ненавижу, когда
ты такой. Мне хочется врезать тебе, — зло произношу
я.
— Уйдёшь? Прямо так возьмёшь и уйдёшь? — издевается он.
— Да. Хватит, Ник. Серьёзно, это ненормально. Ты
хороший человек, и мне плевать на твою жизнь. У нас
отношения, так будь хотя бы немного честен со мной в
них, — заявляю я.
— Я наелся, — он пропускает мои слова мимо ушей, подзывая официанта. Я не могу побороть в себе
раздражение на его изменившееся настроение. Ему
смешно, он играет в какие-то игры сам с собой. А мне
противно на это смотреть.
Как только он расплачивается, я подрываюсь с места, яростно натягивая на себя пальто и, не дожидаясь его, иду к выходу.
— Злючка, — смеётся он, догоняя меня и открывая
дверцу машины. Я смеряю его надменным взглядом и
опускаюсь на сидение, пристёгиваясь.
Мы выезжаем молча, как и продолжаем путь так же.
Да, я злюсь. Ведь я открыта для него, я рискую
отношениями с родителями ради него. А ему, мать его, весело! Чёрт бы его побрал. Придурок!
Я громко фыркаю, с яростью поправляя ни в чём не
повинное пальто.
— Хватит пыхтеть, крошка, — подаёт голос Ник, едва
сдерживаясь от хохота.
— Я не чайник, чтобы пыхтеть, — язвительно отвечаю
я.
— Ты очень горячий чайник. Как мне нравится, когда
ты так заведена. Трахнул бы прямо сейчас, — он
продолжает насмехаться.
— Задолбал, — я разворачиваюсь и ударяю его
ладонью по плечу, что он резко тормозит.
— Мишель! — он возмущённо поворачивается ко мне, а я хочу снова ударить его.
— Что, Мишель? Задолбал ты со своим хорошим
настроением, когда мне его испортил, — бурчу я.
— Ты решила податься в садисты? — он уже открыто
смеётся.
— Придурок! — кричу я, ударяя его снова по плечу. — Как же ты меня бесишь сейчас!
— Ну все, крошка, — он перехватывает мою руку, только замахнувшуюся для нового удара.
— Не все, — я пытаюсь вырвать её, но он крепче
сжимает запястье.
— Крошка, какая ты буйная,— улыбается он, целуя
мою ладонь.
— А ты лгун, — фыркаю я.
— Нет, всего лишь говорю все так, как сам вижу. И
если наши мнения расходятся, то это не ложь, а
разное видение ситуации. Я знаю кто я, Мишель. Но
ты пока и не догадываешься, насколько я бываю
жестоким, поэтому я не придаю значения твоим
словам. Я напомню тебе, я садист. Я обожаю
причинять боль, — его голос спокоен и это начинает
немного охлаждает меня
— Да будь, кем хочешь, — я прикрываю глаза от
усталости, резко накатившей на меня.
— Но я же тут. Я рядом с тобой, а не в том месте, где
могу получить своё личное наслаждение, верно? Так
что успокойся, Мишель, — он снова целует мою
ладонь и отпускает её.
Я тру запястье, отворачиваясь и не желая больше
обсуждать эту тему. Просто сил нет на спор с ним о
его же душе. Я для себя все решила, а он пусть что
хочет, то думает и говорит. Только я буду верить в
другое.
Мы в тишине доезжаем до университета, где я, не
говоря ни слова, сама успеваю выйти из машины.