Лиза кивнула. С Мариной она была знакома довольно поверхностно, знала лишь, что она сестра одного из людей Парамона, тоже фарцовщика, и пару раз болтала с ней о косметике. Витя откинул вату на край стола и, взяв сиротливо скучавшую на уголке кухонного диванчика пачку сигарет, закурил.
— Уволокли во время потасовки, нашли только ночью в лесопарке. Избитую и изнасилованную. Сейчас едва живая.
Воздух словно выкачали, лишив возможности дышать. Внезапный страх — животный и какой-то абсолютный — вмиг окутал пеленой обхватившую себя руками за плечи Лизавету. Качнувшись в сторону, она прошептала, с отчаянием взглянув на Пчёлкина:
— Скажи, что ты шутишь. Скажи.
— Я на совсем опущенного похож? — Витя вмиг озлобился, и, не найдя пепельницы, дрожавшей рукой стряхнул пепел с сигареты в фикус на подоконнике. И Лиза, которая раньше бы при таком жесте парня непременно начала вопить и читать мораль, ринувшись спасать цветок, сейчас словно и не заметила его действий. — Нам надо поговорить. Серьёзно.
— Вить… — девушка уже хотела было возразить, протяжно вздохнув, но Пчёлкин не дал ей этого сделать, грубо перебив на полуслове:
— Ты понимаешь, что, если тебя хоть пальцем тронут, то я по сто второй могу пойти?{?}[102 статья: умышленное убийство по УК РСФСР от 1960 г.]
Он никогда не говорил ей банального «люблю», ни разу за все те полгода, что они были вместе. И сейчас она вдруг поняла, что и не надо ей этого слова из его губ, что она и так всё прекрасно знала. Этот вопрос, произнесённый с такой злобой и болью, в один миг затмил все вдруг показавшиеся глупыми и лживыми признаниями в любви, о которых она раньше так мечтала.
Витя встал из-за стола и, подойдя к окну, открыл его. Докурив, он выкинул бычок на улицу и повернулся к сгорбившейся к подруге, которая сейчас напоминала запуганного воробья. На какой-то миг во взгляде его промелькнула жалость, но давать ей волю было нельзя.
— Если ты не уйдешь, то рано или поздно то же самое произойдет и с тобой. Если повезёт, и не убьют. Это не просто моя прихоть.
Слеза помимо воли скатилась по щеке, и девушка зло вытерла её тыльной стороной ладони, оставив на коже влажный след. Как же она хотела поспорить, и как боялась сейчас сказать хоть слово поперёк!..
— Слушай, — Пчёлкин подошёл к девушке, и, присев перед ней на корточки, крепко сжал её тонкое запястье, — ты можешь хотя бы раз в жизни сделать что-то ради меня? Сделать так, как я тебе говорю?
Стало плохо. Так плохо, что захотелось взвыть от жалости к самой себе, которая накатила огромными волнами. И тогда Витя предпринял последнюю попытку, надавив ещё сильнее:
— Ты понимаешь, что я за тебя боюсь? — вопрос прозвучал так чётко и пронзительно, что по коже девушки побежали мурашки — Витя явственно почувствовал это, всё ещё сжимая тонкую руку. — Раньше я ни слова поперёк не говорил, но теперь это уже не шутки.
— А… а ты как же?
— Мне есть, куда идти.
Лиза в отчаянии помотала головой, сжав губы. Конечно, ему было, куда идти, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.
— Ну вот почему всё именно так, а? — девушка взглянула на всё ещё сидевшего перед ней Пчёлкина, и следующий вопрос сорвался с её губ столь тихо, что его едва ли можно было услышать. — Неужели ты не можешь всё бросить?
Внезапно парень улыбнулся — так устало и обречённо, словно разговаривал сейчас с нерадивым ребенком, которому всё надо было объяснять по десять раз.
— Знаешь, чем ты меня привлекла? Наивностью. Помнишь, когда-то давно я тебе говорил про то, что здесь трудовую нельзя просто взять и забрать? С тех пор ничего не изменилось. У тебя ещё есть шанс, и, если ты сама им не воспользуешься, это сделаю я, и тогда тебе же будет хуже.
— Я не хочу без тебя…
— Я знаю. Не всегда приходится делать только то, что хочется.
Лизавета вздохнула и посмотрела куда-то в потолок, сдерживая слёзы. Почему-то она практически не думала в данный момент о себе, голову её занимали совсем иные мысли. Вот сейчас Витя все же перейдет к Космосу, став коллегой Парамона, а не его подчиненным, и что же тогда? Весь этот бизнес напоминал лестницу, поднимаясь по которой, человек, на самом деле, лишь опускался ниже и ниже, на дно. Но как быть, когда не имелось иного пути, когда обстоятельства и специфика жизни оказывались сильнее человека?..
Комментарий к 13. Ты понимаешь, что я за тебя боюсь?
========== 14. Артур ==========
Похороны выпали на дождливый и пасмурный день. Тяжёлое небо, казалось, давило на собравшихся с тройной силой, словно испытывая их на выносливость. Народа было достаточно много — у Марины Томилиной и её брата были хорошие друзья. Были и люди Парамона, и он сам, и более высокие «чины». Первая смерть в результате рыночных стычек не слабо подкосила общий дух, и сейчас мысли каждого, кто стоял вокруг свежей могилы с крестом, были одинаковы: как быть дальше и что делать? Разными были только их порядок и глубина.
На поминки осталось мало народа — несмотря на общий траур, все прекрасно понимали, что родителям и близким куда как хуже, и толпа сейчас совершенно ни к чему.
— Вить, поехали домой? — она осторожно коснулась его руки и подняла взгляд красных от слёз глаз. Ответом послужил кивок и тугая струя дыма, выпущенная изо рта. За долгие часы траурной процессии они не обмолвились и словом, просто не отходили друг от друга ни на шаг. И сейчас он не ответил — лишь осторожно взял девушку за руку и не спеша двинулся по асфальтовой дорожке, ведшей редких прохожих к метро. — Как думаешь, что теперь будет?
Пчёлкин пожал плечами и недобро прищурился.
— Всех девок точно попрут. От греха подальше. А там не знаю.
— А Космос где? — только сейчас девушка поняла, что Холмогорова с ними не было.
— С Парамоном говорить остался.
— Ты заметил, что её в школьной форме хоронили? — вопрос сам собой сорвался с губ, и поздно Лизавета прикусила язык.
— Она же только в десятый класс пошла.
Внезапно Лизавета почувствовала себя какой-то чересчур взрослой. Марина, ещё школьница, показалась ей совсем ребёнком. Ребёнком, которого жизнь затянула в такой ужас и в результате просто растоптала.
— Вить, — девушка вновь подала голос и опустилась на первую попавшуюся лавочку. — Давай поговорим?
— Прямо сейчас?
Ему явно не хотелось вести беседы, но пронзительный взгляд серых глаз вынудил поступиться своими желаниями. И, увидев выжидание в его взгляде, Лиза заговорила:
— Просто мне это давно уже покоя не даёт… Ну, вот смотри — когда я только к вам собиралась подключиться, ты меня горячо поддержал, даже перед Космосом слово замолвил. Теперь ты меня одной из первых из движения исключил. Я уже даже не пытаюсь спорить, смирилась, просто… просто не понимаю, что теперь с нами-то будет? Так и будем вместе жить или…
— Не понял, — Пчёлкин вмиг окрысился, прекрасно сообразив, куда клонила подруга, а та, в свою очередь, не сумела вовремя остановиться, ведомая стрессом и переживаниями.
— Мне не дает покоя сама мысль о том, как у нас все дальше будет. Мы будем и дальше вместе жить, и я у тебя на шее висеть начну? Мы же с тобой уже это обговаривали, ты сам против того, чтобы я шла работать, а я так не могу… это неправильно.
Он схватил её за руку, заставив подняться на ноги, и встряхнул с такой силой, что, казалось, пытался вытряхнуть все мысли из головы подруги. А затем заговорил, стараясь придать голосу как можно большее спокойствие, хотя и давалось ему это с неимоверным трудом.
— Я сделаю вид, что не слышал сейчас этого бреда. Никуда ты от меня не денешься, ясно? И ещё один такой разговор, и я ничего не обещаю. Не у тебя одной нервы.
И он подтолкнул её вперед, в сторону входа в подземку, сделав вид, что не заметил той слабой улыбки, которая промелькнула на девичьих губах. В глубине души у неё словно камень упал с души, несмотря на ту грубость, с которой он ответил ей сейчас. Его чувство собственности по отношению к ней почему-то вызывало чувство спокойствия и умиротворения. Она чувствовала себя в безопасности.