- Я понимаю. Но он ведь поверил - я знал, что поверит, - слова сорвались с губ непроизвольно.
- Откуда? - Сириус был удивлён.
Гарри почувствовал себя даже не то что не в своей тарелке, а в чужом кофейнике.
Вольдеморт двадцать четвёртого июня разговаривал с Пожирателями точно таким же свистящим шёпотом, чтобы вызвать в них страх и чувство вины.
«Что со мной происходит?»
- Ну… я так чувствовал. Это было жестоко, да, но я не мог больше слушать, как он оскорбляет всех вас, - Гарри смущённо покосился на крёстного и близнецов.
- Это было в самый раз! - Сириус ободряюще хлопнул Гарри по плечу. - Если уж он тебя за несколько минут так достал, представляешь, каково тем, кто его уже больше месяца слушает?..
- Представляю, - машинально ответил Гарри.
Сначала делать, потом думать - что за гадкая привычка… «Хотя если б я сначала думал, я бы вообще ничего не стал делать в этой жизни. Одни только домашние задания. Потому что всё остальное неизменно шло наперекосяк, что можно было бы предугадать, пошевелив мозгами…». Следуя этой логике, подобное обращение с Кричером должно было также привести к неприятностям…
- Чёрт, кажется, здесь опять неотлипное заклятие… - Сириус, сунув руки в карманы, хмуро смотрел на старый гобелен на стене. Гарри подошёл ближе и прочёл надпись, вившуюся по верху буквами размером с человеческую голову: «Древнейший и благороднейший дом Блэков. Toujours pur».
- А что значат вот эти слова?
- Чисты навеки, - отозвался Сириус. - Здесь вся моя семья…
Генеалогическое древо, вышитое на портрете, ветвилось, рябило в глазах - нитки повыцвели и вылезли местами.
- Тебя здесь нет…
- Я был здесь, - Сириус брезгливо ткнул пальцем в одну из аккуратных, словно прожжённых сигаретой дырочек на холсте. - В шестнадцать лет я сбежал из этого склепа, и меня выжгли с древа. Прожил лето у твоего отца… лучшее лето в моей жизни… потом дядюшка Альфард, чуть ли не единственный вменяемый здесь, оставил мне наследство - видишь эту дырку, здесь был дядюшка - за это его и выкинули отсюда, настоящие Блэки выродкам и отступникам не помогают…
Гарри пришло в голову, что здесь вряд ли было веселей жить, чем у Дурслей.
- А почему ты сбежал?
- Меня тошнило от них всех, - голос Сириуса был усталым; так мог бы говорить Сизиф, в очередной раз толкающий свой камень вверх, в гору, и понимающий, что всё бесполезно, сколько бы ты ни старался, всё рассыпется в прах, всё придётся начинать сначала, заранее зная, что ничего не выйдет во веки веков… - От их твердолобости, от их высокомерия. От родителей с их манией насчёт чистоты крови, с их вечной убеждённостью в своём превосходстве, от братца-идиота, который во всё это верил…Вот он… Регулус.
- Он умер пятнадцать лет назад?
- Как и многие другие Пожиратели, - пожал плечами Сириус. - Родители всячески поощряли его сделать это, они гордились им… Он был счастлив, пока не понял, что дело тухло пахнет. Запаниковал, захотел выйти из игры… сам Вольдеморт его за это и убил - ну, или велел кому-нибудь из других своих приспешников. Можно подумать, из Пожирателей уходят на пенсию!
- Ланч! - провозгласила миссис Уизли, входя в комнату с большущим подносом, на котором возвышалось несколько многоярусных конструкций из бутербродов и пирожных.
Все проявили большой энтузиазм при виде еды; Гарри и Сириус же предпочли остаться у древа Блэков.
- Давно не разглядывал его… Вот Финеас Найджелус, видишь?.. Мой прапрадедушка... самый нелюбимый из всех директоров Хогвартса... Вот Арамина Мелинорма... кузина моей матери... пыталась протащить в Министерстве билль о разрешении охоты на магглов... Дорогая тётя Элладора... это она начала милую семейную традицию рубить головы домовым эльфам, когда они становятся слишком дряхлыми и уже не могут носить подносы с чаем... Естественно, в семье рождались и приличные люди, но родственники быстренько от них отказывались. Вот Тонкс, например, здесь нет. Наверное, поэтому Кричер её не слушается - по идее, он должен повиноваться всем членам семьи...
- Вы с Тонкс родственники?
- Да, её мать Андромеда - моя любимая двоюродная сестра, - подтвердил Сириус, не отводя глаз от гобелена. - Кстати, и Андромеды тут нет, смотри...
Он указал на ещё одну прожжённую дырочку между «Беллатрикс» и «Нарциссой».
- А вот её родные сестры никуда не делись: они были достаточно благоразумны, чтобы выйти замуж в приличные чистокровные семьи, в то время как глупышка Андромеда полюбила магглорождённого, Теда Тонкса, и, следовательно...
- Погоди, если Кричер не слушается Тонкс, потому что её нет на фамильном древе, почему он слушается тебя? Тебя же тоже выжгли с него…
Сириус пожал плечами.
- Может, потому что от Андромеды официально отреклись, а от меня нет. Хотели, но всё никак не собрались, а потом Регулус погиб, и род прервался бы, если бы и я не был больше Блэком. Хотя, если честно, я толком не знаю, почему.
Гарри рассматривал гобелен; от старого холста веяло пылью, плесенью, дымом и кровью.
Уборка одной только гостиной заняла три дня, а комнат было ещё много… Дом сопротивлялся отчаянно, каждой мелочью, каждой усыпляющей музыкальной шкатулкой, каждой кусачей табакеркой с бородавочным порошком внутри, каждым ядовитым кольцом - Рон едва не укололся одним таким. Это была война с домом номер двенадцать - по крайней мере, Гарри чувствовал себя, как на фронте; чувство опасности не покидало его, непрестанным холодком пробегая по позвоночнику даже тогда, когда он ложился спать в уже давно очищенной комнате Фреда и Джорджа. Словно дом мог сдвинуть стены и превратить в кровавые - грязнокровные и чистокровные вперемешку - лепёшки своих непрошеных гостей. Одно было плюсом - здесь Гарри больше ничего не снилось. Может быть, как раз дом был тому причиной - казалось, это агрессивное строение обладает собственным разумом, ограниченным, как у кошки или собаки, но имеющим одну чёткую цель, вокруг которой крутились все куцые мысли: «Убить. Отомстить. Защититься». Гарри было с каждым днём хуже здесь, где он почти слышал эти мысли-обрывки, то и дело стряхивал с рук липкую, затхлую ненависть, где от срубленных голов домовых эльфов несло болью и радостью одновременно, где даже в вычищенных, свободных от всякой нечисти и мусора комнатах нельзя было находиться подолгу - обволакивало чувство собственной ошибочности, коренной и непоправимой, росла и крепла уверенность в том, что здесь, в этом доме, находиться нельзя, табу, закон, надо уходить, пока шкура цела… пока дом не наказал тебя за своеволие и нахальство. Гарри подозревал, что больше никто здесь ничего подобного не чувствует - хотя бы потому, что только Гарри стал периодически обнаруживать себя неподвижно сидящим на каком-нибудь продавленном диване в никому не нужной пустынной пыльной комнате и остекленело пялящимся в стену напротив, слушая тихий шёпот дома: «Защититься. Убирайся. Убить. Отомстить. Убирайся отсюда».
