расположены разные виды конфет, трюфеля, да и
всех возможных изделий именно из шоколада.
— Выбирай всё, что захочешь, — шепчет он, обнимая
меня за талию двумя руками и оставляя быстрый
поцелуй на виске.
— Я...я не знаю, тут так много всего, — восхищённо
отвечаю я, оглядывая сладости.
— Кофе будет готов через пять минут, — возвращается Жаклин, и Ник отстраняется от меня.
— Собери нам все своё меню на пробу по две штуки.
Матери положи набор трюфелей, и набор Bella Rose двенадцать штук, а Люси...
Пока Ник продолжает делать заказ, я возвращаюсь к
витрине, где такой богатый выбор конфет и все
настолько разные, что у меня потекли слюнки, глядя
на эту вкуснятину. Всё, что хочешь: и пасхальные
яйца, зайцы, розы, различные фигуры, начинки, фрукты в шоколаде, орехи. А аромат вокруг меня?
Господи, запах корицы и горького шоколада навсегда
впитается в мою кожу, ассоциируясь с Ником.
— Я взял для тебя два вида торта, — на ухо мне
произносит Ник, и я расплываюсь в улыбке, выпрямляясь.
— А ты? — спрашиваю я.
— Себе бархатный, другой я не ем, слишком все
сладкое, — кривится он, а я хихикаю, ощущая, что
снова вернулась та лёгкость между нами, и я вновь
счастлива.
Жаклин приносит наш кофе, и Ник ставит его за
столик, приглашая меня сесть, при этом постоянно
перебрасываясь скупыми новостями с женщиной.
Выходит, что они очень давно друг друга знают. И Ник, если от матери он скрывает, что мы вместе, то от
Жаклин нет. Хотя сторонится меня и больше не
обнимает, но всё же...он ухаживает за мной, предлагая
попробовать трюфельный пирог и другой с
шоколадным муссом. Каждая ложка этих десертов
тает на языке, взрывая сладкой истомой каждый нерв
и растворяя порции шоколада в венах. Безумно
вкусно. Когда я так сильно полюбила шоколад?
Я встречаюсь с глазами Ника, улыбающегося на мои
восторженных комплименты Жаклин. И понимаю, что
лучшего десерта, чем шоколад, я никогда не познаю. И
это его оттенок. Оттенок горького шоколада.
— Не торопись, Жаклин, мы завтра утром приедем за
заказом, — говорит Ник, расплачиваясь за наш
завтрак.
— Вот ты поганец, Николас. Мог предупредить? Я же
Ричарда уже разбудила. Он уши тебе надерёт, — возмущается хозяйка кафе, а Ник издаёт смешок.
— Мне нравится, когда ты копошишься. Это мне
всегда нравилось, — я вижу, что он улыбается, но в
его тоне такая грусть, что я непроизвольно, лишь бы
стереть это из его души, беру его за руку.
— Несносный мальчишка. Ты всегда был таким и
оставайся. И я так рада, что ты заглянул к нам, да ещё
и с Мишель. Ведь Эмбер последний раз жаловалась, что ты гей, — смеётся Жаклин.
— Пусть так и думает, мне спокойнее. До скорого, — кивает сдержанно Ник, и я прощаюсь с Жаклин, следуя
за ним, тянущего меня к выходу.
Мы садимся в машину и вливаемся в поток машин.
— Я не знала, что ты тут жил...ты не говорил, — тихо
произношу я, отрывая взгляд от улочек, выполненных
во французском стиле.
— Да, потому что в то время...что ж сейчас расскажу, если хочешь, — он бросает на меня тяжёлый взгляд, и
я могу лишь кивнуть.
Я знаю, ведь я дура знаю, насколько ему сложно
говорить об этом, но не делаю никаких попыток
оборвать его, сберечь душу и не разорвать мою. Я
ничего не могу с собой поделать, я хочу знать, что
привело его в такую жизнь. Жизнь одиночки с тёмным
наслаждением и любовью к садизму.
Ник паркуется и выходит, помогая и мне выбраться из
спорт кара.
— И где мы? — спрашиваю я, пока мы идём по
тропинке мимо деревьев.
— Я привёз тебя к Ораторию Святого Иосифа, — отвечает он, указывая вперёд, и я поднимаю голову, видя огромный храм, самый известный во всей
Канаде, да и по всему миру.
— Надо же, какой он...намного больше, чем на
фотографиях, — восхищённо шепчу я.
— Да, только подниматься на коленях к нему не
будем, — отшучивается Ник, но я улавливаю
напряжение в его голосе и улыбаюсь ему.
Мы поднимаемся по ступеням к главным дверям, где
уже толпится большое количество туристов, да и
самих жителей, паломников. Я не молюсь...начала, как
только встретила его, но сейчас мне хочется
опуститься на колени и просить прощения за всё.
Внутри храма настолько красиво и даже магически
притягивает душу, что она замирает, впитывая аромат
ладана, а я прохожу к витражам и кресту. Ник идёт
рядом со мной молча, даже осторожно ступая, словно
он тут первый раз. Мы проходим мимо палочек, которые развешаны по стене и символизируют
исцеление монахом Андре. Останавливаемся мы у
стелы со свечами, и я перевожу вопросительный
взгляд на Ника.
— Тут хранится сердце Андре. Многие приходят сюда
за помощью, считая, что он до сих пор может
вылечить любого человека, будь он инвалидом или же
душевнобольным, — тихо рассказывает он, и я
всматриваюсь в свечи, излучающие, как мне кажется, сейчас силу, исходящую от сердца монаха.
— И моя мать была в их числе, — едва слышно
добавляет Ник.
— В числе больных? — спрашиваю я, но он
отрицательно мотает головой.
— Нет, в числе верующих, — сдавленно отвечает он и
разворачивается, уходя от меня широким шагом. Мне
удаётся догнать его только на выходе.
Ник начинает спускаться, а потом резко
останавливается, а я с ним. Он вздыхает, бросая
взгляд на Ораторий, и опускается на ступеньку, упирая
локти в колени и сцепляя руки в замок. Я
знаю...понимаю, как ему неприятно вспоминать это.
— Я был больным, она так считала, — грустно
усмехается Ник.
— Чем? — спрашиваю я, садясь рядом с ним.
— Я не был ничем болен, просто молчал, — он тяжело
вздыхает, я кладу руку на его сгиб локтя и сжимаю его.
Мне необходимо чувствовать его тепло и передать
своё сейчас.
— Ты молчал, потому что... — я предлагаю ему
продолжить, и он поворачивается ко мне с глазами
полными грусти и печали.
— Молчал, потому что не хотелось говорить. Не
хотелось даже открывать рот, чтобы его не смогли
использовать себе во благо. Возможно, боялся, мне
было десять. Мне не хотелось никому ничего
объяснять, оправдываться перед этими людьми, обсуждать это с психологами, работающими с нами.