А вдруг то же самое случилось с Талией? Могла она сбежать с тайным любовником?
Никто не знал, мать вашу. И я в том числе.
– Может, когда тебе будет не так хреново, ты заскочишь к нам на ужин. Дашь Селене несколько предложений по декору.
– Возможно, – проворчал я. Хотя мы оба знали, что я не покину отель ради того, чтобы дать какой-то совет шлюхе брата, мечтавшей выйти за него замуж.
Арис вышел из комнаты, но вскоре вернулся со стаканом узо. Улыбнувшись, он поставил его рядом с тарелкой.
– Мое предложение мира.
– Кто же знал, что ты можешь быть таким милым, брат?
– Кто-то должен заботиться о твоей депрессивной заднице, – усмехнулся он.
Я залпом осушил стакан и со стуком поставил его обратно.
– Так ты уходишь?
– Да, ухожу. Увидимся завтра.
– Появились какие-нибудь зацепки?
Арис снова помрачнел.
– Если бы появились, ты бы узнал первым, – он тяжело вздохнул. – Мы найдем ее, Костас.
Лишь кости в канаве.
Или свисающие с чана с кислотой волосы.
А может, кольцо с увесистым бриллиантом на дне моря.
Именно так мы найдем Талию в один прекрасный день.
Я презирал себя, ведь с каждым днем терял веру в то, что мы найдем ее живой. Прошло уже столько времени. Мать Талии была в отчаянии. Феникс чертовски близок к сумасшествию. А я просто уничтожен, черт подери.
Год.
Гребаный год.
И лучше мне не становилось. Только хуже и хуже.
– Если хочешь, чтобы я остался и поговорил с тобой, – произнес Арис, – то я скажу Селене, что мы работаем с новыми зацепками. Меня пугает этот твой взгляд, – он стиснул зубы. – Ты не можешь поступить со мной так же, как мама. Не оставляй с отцом в одиночку.
Брат решил, что мне хотелось покончить с собой.
Будто он плохо меня знал.
Нет, мне не хотелось себя убивать...
Я жаждал крови всех и каждого, причастного к исчезновению моей жены.
Если Талия все же ушла по собственной воле, то я разберусь с ее задницей, как только отыщу.
– Уходи, – пробурчал я. – Иди и поиграй в семью.
– Ты ревнуешь, – усмехнулся он.
– Ревную, что тебе отсосут? Да, черт возьми. Но Селену? Нет, ни за что. Прости, Арис, но она чертова стерва.
Вместо того чтобы оскорбиться, брат пожал плечами.
– У нее отличный рот.
Мы рассмеялись, а потом Арис вздохнул.
– Еще одно предложение мира, и я уйду, – проворчал Арис. – Потом сможешь поднять свою ленивую задницу с дивана, если захочешь добавки. Завтра придешь в офис трезвым, и мы разберем еще пару вариантов.
Брат ушел и вскоре вернулся с еще одним наполненным стаканом узо. На прощание склонив голову, он оставил меня наедине с алкоголем и гнетущими мыслями. Осушив и этот стакан, я, спотыкаясь, пошел в ванную, по пути скидывая окровавленную одежду. Как только принял долгий горячий душ, прислонился головой к холодному кафелю и потер член, но с таким количеством выпитого узо и вечно плохим настроением, он был не заинтересован в разрядке.
– Какого черта вообще? – пробормотал я.
Как только кожа обсохла, я обмотал полотенце вокруг талии и упал на кровать. Потянувшись к ящику стола, я достал iPad, включил его и нашел сохраненные фотографии Талии.
На снимках ее голубые глаза горели огнем. Она была такой живой. Любила бросать мне вызов. Я так любил это в ней. Любил ее.
А теперь?
«Все еще чертовски сильно люблю, потому так больно».
В тот день я позволил ей уйти в гневном настроении, хотя должен был затащить обратно в постель, осыпая ее тело любовными записками, которые написал бы ртом. Я должен был сказать ей о своих чувствах так, чтобы Талия услышала. Может, это что-то бы изменило. Возможно, тогда бы Талия по-прежнему была со мной.
Прокручивая несколько фотографий, я нашел свою любимую. Талия лежала в постели, волосы были в беспорядке, а грудь – покрасневшая после моего рта – обнажена. Соски были твердыми, а знойное выражение лица буквально молило меня вернуться в постель и снова трахнуть жену. А затем еще, еще и еще. Нет, Талия не могла уйти добровольно. Глубоко внутри, в своем сердце я это чувствовал. Но головой? Та подкидывала мысли о том, что жена все это время притворялась.
Отказываясь думать о ней плохо, когда единственное, чего мне хотелось – это кончить, я стянул полотенце и сжал в кулак член, оживший при просмотре фотографий Талии. Она по-прежнему моя жена. И пока я не получу доказательства ее смерти или того, что Талия сама от меня сбежала, буду верить. Верить, что она жива и скучает по мне. Я гладил себя снова и снова, не сводя взгляда с ее пухлых губ. Полной груди. Полуприкрытых век. Закрыв глаза, я вспомнил, как Талия напрягалась, когда я проникал в ее узкое влагалище. Как подпрыгивала грудь, пока жена так чертовски сладко стонала. Ее ногти впивались мне в плечи, когда она молила об освобождении. Я застонал, а яйца напряглись. Живот залила горячая сперма, и я судорожно вздохнул. Когда я снова открыл глаза, то понял, что случайно перелистнул на следующий снимок. Передо мной была одна из фотографий, сделанных матерью Талии на открытии «Граната». Я украл снимок со страницы Мэлоди, как какой-то жуткий гребаный сталкер.
Боже, как же она была красива.
«Все еще красива».
Должна быть.
Прикрыв глаза, я снова повторил свою клятву.
«Я ищу тебя, moró mou. Всегда буду искать».
И однажды обязательно найду.
ГЛАВА 2
Талия
– В Подземном мире Прозерпина полюбила Плутона, который относился к ней с состраданием и осыпал любовью, как свою королеву. Как и на Олимпе, в его царстве она оставалась вечно прекрасной. Плутон восхищался ее добросердечной и заботливой натурой. Однако Прозерпина скучала по своей дорогой матушке и мечтала проводить с ней время на земле. Когда в Подземный мир явился Гермес, он сказал Прозерпине вернуться с ним на землю, чтобы воссоединиться с родительницей, – я перевернула страницу книги, и крошечная рука шлепнула по листу, немного сминая.
– Нет-нет, моя сладкая, – мягко произнесла я. – Мы должны бережно относиться к книгам, – она посмотрела на меня сияющими ярко-голубыми глазами и рассмеялась. Мне показалось, что сердце в груди замерло. Я предполагала, что это приходило само собой. Мама всегда говорила, что стать матерью, значит, отдать свое сердце детям.
Вытерев со щеки влажную дорожку, появившуюся от переизбытка эмоций, я продолжила читать свою любимую часть истории.
– Плутон знал, что не мог противиться воле Зевса. Но также понимал, что не в силах расстаться со своей возлюбленной Прозерпиной, – в горле, казалось, образовался ком размером с мяч для гольфа, потому мне пришлось на минуту отложить книгу, чтобы собраться с мыслями. Так происходило всегда, когда я добиралась до этой части. Мысли о Костасе выплывали на поверхность, и приходилось гнать их прочь. Таков мой единственный выход.
Глубоко вздохнув, я продолжила чтение.
– Прежде чем Прозерпина покинула Подземный мир, Плутон подарил ей гранат в качестве прощального подарка. Однако это был хитрый ход. Все олимпийцы знали, что если кто-нибудь что-то выпьет или съест в Подземном мире, им будет суждено остаться там наве...
– Опять эта книга? – прервав мой рассказ, раздался пронзительный голос, похожий на скрежет гвоздей по школьной доске.
Решив не поворачиваться к обладательнице голоса, я закрыла книгу и посмотрела на синие воды залива Мирабелло. Отсюда, сверху, я не чувствовала запаха соленой воды, но видела волны, накатывавшие на берег. Иногда я закрывала глаза и представляла, как лежу там внизу в гамаке и вдыхаю морской аромат.
– Ты же в курсе, что эта штука ничего не понимает, а? – продолжил надоедливый голос, вырывая меня из грез. – Этот ребенок, – прошипела она.
– Вот почему я мать, а ты тут горничная, – я поцеловала дочь в лоб, вдохнув ее свежий детский аромат, смешанный с легкими нотками хлора после купания в бассейне. – Она не «эта штука». И ей уже почти шесть месяцев. Моя дочь сидит и ползает. Она смеется и... – я развернулась к нашей прислуге, злясь на себя за то, что поддалась на провокации. Однако ничего не могла с собой поделать. Каждый раз, когда она говорила о моей дочери, как о какой-то инопланетянке, внутри меня просыпались инстинкты матери-медведицы.
