— А-а-а, моя нога. Моя нога. Твою мать!
— Знаю. Прости, парень. Я не могу достать тебя другим способом.
Стиснув зубы, тяну сильнее. В любой другой ситуации было бы преступлением, что я так обращаюсь с раненым человеком. Однако время подходило к концу, и если причинение еще большей боли, причинение еще большего ущерба означало выбор между ранением или смертью одного из моих парней, то я собирался сделать то, что должен был сделать.
Мне каким-то образом удается сманеврировать так, что я оказался над Оскаром — дым такой густой, что даже не могу разглядеть его лица — и затем начинаю выталкивать его наружу. Шесть сильных толчков, и мне удается вытолкнуть его через щель в оконной раме на пустынную землю. Кто-то другой потащил его тело дальше, помогая. Я слишком устал, чтобы передвигаться, но все же собираю последние остатки сил и ползу вперед, решив выбраться до того, как вся машина будет охвачена огнем. Затем мое тело пронзает боль, и я пальцами цепляюсь за землю. Неописуемая. Невыносимая. Боль такая острая и захватывающая дух, что даже не могу закричать. Кажется, что-то разрывает мое тело надвое. Обернувшись, вижу горящую линию топлива, ползущую по мне, ударяющую в бок, прожигающую меня сквозь одежду. Я весь в огне.
Брыкаясь, выталкиваю себя из грузовика и пытаюсь сорвать с себя куртку. Дергаю ткань, и оказавшись без куртки в холодной пустыне, катаюсь по земле, пытаясь потушить пламя.
Мир погружается во тьму. Кто-то накинул на меня что-то, а потом чьи-то руки барабанят по моему телу, шлепая и пытаясь перевернуть меня. Сдавленный вздох вырывается из моего рта, но это все, что я могу выдавить. Пламя погасло. Толстую, тяжелую ткань, наброшенную на меня, откидывают назад, и надо мной стоит Кроу, лицо покрыто сажей, а глаза размером с долларовую монету. Я едва могу разглядеть его как следует и едва могу слышать слова, слетающие с его губ.
Рядом с ним появляется Полковник Уитлок, а затем небо наполняется грохотом лопастей. Они разговаривают между собой, и когда шум вертолета над головой затихает достаточно надолго, я могу разобрать, что Кроу говорит Уитлоку.
— Он не остановился, сэр. Не останавливался, пока всех не вытащил.
Уитлок хмурится.
— Я видел, но при этом он не подчинился прямому приказу.
— Ему сделают выговор? — спрашивает Кроу. Он говорил так, как будто меня здесь вообще нет.
— Нет, — строго говорит Уитлок. — По иронии судьбы, думаю, что в данном конкретном случае Капитан Флетчер скорее будет награжден, чем наказан. А теперь тащи его в вертолет, пока я не передумал. Этот сумасшедший ублюдок весь истекает кровью.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Закон случайностей
Всю свою жизнь я ждала, что вот-вот разразится катастрофа.
За неимением более разумного и рационального объяснения это казалось неизбежным. С тех пор как стала достаточно взрослой, чтобы читать газеты или слушать вечерние новости, меня забрасывали информацией о людях, потерявших своих близких в террористических атаках, разбитых и горящих автомобилях, сошедших с рельсов поездов, ограблениях банков с ужасающими последствиями. Каждый день какое-нибудь стихийное бедствие или жуткое насилие раскалывали мир надвое. Куда бы вы ни посмотрели, чья-то жизнь лежала в руинах, непоправимо поврежденная и измененная до неузнаваемости.
Последние пять лет, с тех пор как переехала из родительского дома в Манхэттен-Бич, Калифорния, я провела в раздумьях, когда же настанет мое время. Когда бомба взорвется в моем автобусе? Когда моя жизнь будет висеть на острие ножа из-за моего iPhone? Когда я не посмотрю, куда иду, и встану на пути грузовика?
В конце концов, это как игра в лотерею, и как бы ни старалась не думать об этом, казалось, неразумным предполагать, что трагедия не посетит мой порог в какой-то миг жизни. До этого момента я просто затаила дыхание и ждала. Возможно, это случится завтра. Скорее всего, это произойдет сегодня, когда самолет, на котором я лечу из одного конца страны в другой, из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, рухнет в Гудзон. За последние годы такое уже случалось. Нет причин, почему бы этому не случиться снова.
Мой желудок переворачивается, когда самолет кренится на одну сторону, резко качнувшись влево, описывая широкий круг над Нью-Йорком. За окном рядом со мной простирается город во всех направлениях, насколько мог видеть глаз, и резко обрывается вдали, где вода цвета стали пожирала горизонт.
Я веду себя глупо. Знаю, что самолет не разобьется, но никак не могу убедить себя, что нахожусь в полной безопасности, когда мы несемся по воздуху навстречу бетону, стеклу и металлу.
— Мисс Лэнг? — Женщина, сидящая рядом со мной, улыбается и ободряюще хлопает меня по руке. — Я просто хотела еще раз пожелать тебе удачи. Уверена, что ты справишься. Эти собеседования... — Женщина пренебрежительно махнула рукой. — Они никогда не бывают такими страшными, как мы думаем. А ты такая милая, очаровательная девушка. Я просто уверена, что все будет хорошо.
Она не переставала болтать все шесть часов полета. Я получила полное изложение истории ее жизни в промежутке между отвратительной трапезой в полете, где-то над Колорадо, и одиноким стаканом джина с тоником, который выпила где-то ближе к Индиане: ее зовут Марджи Фенек, ей пятьдесят восемь лет, у нее трое взрослых сыновей, все они теперь женаты, но, боже, если бы они не были таковыми, любой из них просто мечтал бы встречаться со мной. Она уже несколько часов гладит меня по руке, как будто мы были старыми друзьями, и, честно говоря, я не возражаю. Ни капельки. Контакт, если уж на то пошло, был успокаивающим.
Были перерывы между ее постоянной болтовней, когда она задавала вопросы обо мне, и я чувствовала себя обязанной ответить тем же. Ей легко удалось вытянуть из меня цель моего визита в Нью-Йорк в середине недели. Она знала все о том, как мои родители боролись за ресторан в Саут-Бэй. Я рассказала ей о призрачном Ронане Флетчере, о котором мне было известно несколько разрозненных фактов: он бывший военный, получил «Пурпурное сердце», поэтому, очевидно, был очень крутым. Его жена умерла в прошлом году, оставив его с двумя маленькими детьми на попечении. Его капитал довольно высокий, где-то около отметки в миллиард долларов. Марджи также узнала, что я ненавижу летать и не переношу турбулентности. Предполагаю, что она намерено пытается отвлечь меня от резкого крена к земле самолета, заходящего на посадку.
— Да. Да, уверена, что все будет хорошо. Так и должно быть, верно? — говорю я, сверкнув в ее сторону нервной натянутой улыбкой.
— О, конечно, милая. Если будешь заботиться об этих детишках в течение целых шести месяцев, подумай обо всех деньгах, которые сможешь сэкономить, чтобы помочь своим родителям. Ты сама это сказала. У тебя ведь не будет никаких расходов. Ты никого не знаешь в городе, так что не сможешь тратить деньги на развлечения каждый вечер недели, как делает молодежь.
Меня с натяжкой можно назвать «молодежь», в свои двадцать восемь лет, я уже миновала тот период своей жизни, когда каждый уик-энд проводила на вечеринках и тратила деньги впустую. Последние пять лет я проработала учительницей в начальной школе, оплачивала счета, экономя пятнадцать процентов от своего дохода, откладывая деньги на покупку дома. Так поступают взрослые ответственные люди. Я бы все еще занималась этим, если бы государственная школа, в которой работала, не была закрыта из-за недостаточного государственного финансирования. Я потеряла работу вместе с остальными преподавателями четыре месяца назад, примерно в то же время, когда мама и папа смущенно признались, что ресторан на грани разорения. Они не просили о помощи, нет, но я видела, что они в ней нуждаются. Очень нуждаются. Вот куда пошли мои сбережения. Все до копейки. Теперь у меня больше не было денег, чтобы дать им, и не было работы, чтобы заработать больше, и вот так я оказалась в этом самолете рядом с Марджи, на пути к собеседованию для работы няни на другом конце страны.
