Не знаю, как до этого дошло. Мне нужно было найти другую преподавательскую работу, но сейчас середина учебного года, и все вакансии заполнены. Репетиторство приносило какой-то доход, но это было эпизодически и ненадежно, а мне нужен постоянный доход, чтобы убедиться, что смогу держать маму и папу на плаву. Когда агентство, в которое я записалась, позвонило и сообщило мне о Ронане Флетчере и его двух маленьких детях, у меня не было особого выбора, кроме как согласиться на полностью оплаченную поездку через Штаты, чтобы встретиться с этим странным, богатым человеком и узнать, что он ищет.
— Напомни, сколько лет детям? — спрашивает Марджи, на этот раз сжимая мою руку.
— Не уверена. По-моему, в папке значилось пять и семь.
Лицо Марджи вытягивается от удивления.
— Такие маленькие? И ты говоришь, что у тебя еще нет своих детей? — У меня сложилось впечатление, что она считает меня плохо подготовленной к тому, чтобы иметь дело с пяти и семилетними детьми.
— Нет, на самом деле я не хочу детей, — говорю я. — Мне нравится заботиться о детях в школе, но я не планирую иметь своих собственных.
— О боже, милая, почему? Быть мамой… это самая чудесная вещь в мире. Не знаю, как бы я жила без моих мальчиков.
Со временем я поняла, что, если сказать людям, что у меня не может быть детей, они всегда чувствуют себя неловко. Всегда лучше было просто солгать. Что-то придумать — мой образ жизни слишком беспокойный для иждивенцев, или просто не хочу быть матерью. Это проще, чем объяснить, что я была замужем один раз, в общей сложности восемнадцать месяцев, прежде чем поняла, что вряд ли когда-нибудь смогу забеременеть. Мой бывший, с*кин сын, плохо воспринял эту новость. Он взял наличные, лежавшие на нашем совместном сберегательном счете — слава богу, это были не все сбережения — и сбежал с моей лучшей подругой. В последний раз я слышала, что у них только что родился первый ребенок, маленькая девочка, и они жили в Сан-Франциско.
Я тупо улыбаюсь Марджи и пожимаю плечами.
— Уверена, что материнство — это прекрасно. Просто не для меня.
Марджи хмурится, как будто не может понять, что со мной творится.
— Все в порядке, милая, — говорит она. — Знаешь, ты, возможно, передумаешь. Однажды ты просто проснешься и вдруг... — Она качнулась в мою сторону, когда колеса самолета коснулись земли. Где-то в хвосте самолета кто-то начал хлопать в ладоши. Марджи на мгновение посмотрела в ту сторону, пока я изо всех сил старалась вернуть свое сердце на законное место в груди, оттуда, где оно застряло высоко в горле.
— Ну, вот. Все прошло не так уж и плохо, правда? — спрашивает Марджи.
Кажется, она совсем забыла о предложении, которое только что не закончила. Я тоже этому рада, ведь все это уже слышала не раз: «Ты проснешься однажды утром, и тебе просто захочется иметь ребенка. Это поразит тебя, как гром среди ясного неба, и ты не сможешь отрицать зов своего тела.» Проблема в том, что я уже проснулась и почувствовала этот зов глубоко в своих костях, но мое тело отказало мне, и с тех пор мне приходится иметь дело с этой печальной реальностью.
— Внимание всем пассажирам. Пожалуйста, оставайтесь на месте с пристегнутыми ремнями безопасности до тех пор, пока пилот не выключит знак «пристегните ремни». При открытии верхних шкафчиков, пожалуйста, действуйте осторожно, так как предметы могли перемещаться во время полета и могут упасть… — Из громкоговорителей продолжает передаваться заранее записанное сообщение, предупреждающее пассажиров огромного аэробуса А380 — заполненного едва ли на четверть — что усиленные меры безопасности в аэропорту могут означать длительное ожидание высадки и получения багажа. Но я почти не слушаю его. Уже чувствую себя слишком переполненной, мое горло немного распухло, крошечные бусинки пота прорываются через поры кожи, посылая холодные мурашки, бежать по моему животу и вниз по рукам.
— А памятник все еще есть? — резко спрашиваю я. — Ну, знаете, там, где раньше был Всемирный торговый центр.
Марджи перестает рыться в своей потрескавшейся черной кожаной сумочке и пристально смотрит на меня. И внезапно она где-то между чувством сильной жалости ко мне и некоторой настороженностью.
— Ну, конечно же, дорогая. С какой стати он мог исчезнуть?
Смотрю в окно, не желая смотреть на нее и обмениваться странными выражениями лиц.
— Даже не знаю. Кажется, что это было так давно. Люди... они забывают.
— О, нет. Нет, это вряд ли когда-нибудь случится. Нью-Йорк не забывает. Мы будем помнить этих бедных людей из поколения в поколение. Пока город не падет в море. Наверное, дольше.
Полтора часа спустя ругаюсь себе под нос, обливаясь потом, проклинаю себя за то, что не взяла больше времени, чтобы добраться из аэропорта до здания «Флетчер Корпорэйшн». Пересечение 23-ей и 6-ой очень далеко от аэропорта Кеннеди, и у меня остается всего двенадцать свободных минут, когда выскакиваю из такси и бросаюсь внутрь внушительного, высокого, похожего на копье стеклянного сооружения, которое словно взлетает из тротуара.
Вестибюль «Флетчер Корпорэйшн» скромный и простой, но в нем чувствуются деньги. Полы из полированного мрамора, а зона отдыха справа состоит из красивых серых кожаных кресел, которые выглядят так, будто стоят больше, чем моя машина в Лос-Анджелесе. Спешу к стойке регистрации, отчаянно приглаживая волосы, надеясь вопреки всему, что не выгляжу полностью измотанной, что, несомненно, так и есть. Женщина за стойкой смотрит на меня и улыбается.
— Чем я могу вам помочь? — спрашивает она. Ее голос ровный и отстраненный, но не враждебный. Светлые волосы зачесаны назад в идеально уложенную прическу, от которой мне захотелось плакать от зависти.
— Меня зовут Офелия Лэнг. У меня назначена встреча с мистером Флетчером на четыре часа.
— Ах, да. Мисс Лэнг. Одну минуту, пожалуйста. — Женщина откидывается на спинку стула, выдвинув ящик стола, достает оттуда маленький ламинированный бейджик с моей фотографией. Затем с улыбкой подвигает мне ламинат через стойку. — Очень хорошая фотография, — говорит она мне. — Обычно они выглядят ужасно.
Смотрю на фотографию и морщусь. Это больше похоже на фото арестанта, чем на удостоверение личности. Я удивленно рассматриваю его. Мои глаза, обычно зеленые, окрашены каким-то красноватым оттенком, так что я выгляжу довольно демонически. Контраст на изображении тоже очень слабый, поэтому мои длинные светло-каштановые волосы кажутся почти черными. Загар отсутствует, а губы кажутся кроваво-красными. В общем, на фото я выгляжу как вампир.
Все равно вежливо и неловко улыбаюсь секретарше.
— Спасибо.
Она наклоняется вперед и кладет руку на мое предплечье, говоря очень тихо.
— Не надо так волноваться. Мистер Флетчер иногда бывает холодноват, но он порядочный парень. Честный и хороший начальник. Все будет хорошо.
Понятия не имею, почему она чувствовала необходимость успокоить меня, но ее слова действительно замедляют мой пульс, и я очень благодарна за это.
— Но сейчас вам лучше подняться в офис в пентхаусе, Мисс Лэнг. — Она указывает на ряд лифтов на другой стороне вестибюля. — Может, он и хороший начальник, но терпеть не может, когда люди опаздывают.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Предложение
Суровый охранник провожает меня на лифте в офис Флетчера.
Я мало путешествовала. Лишь уик-энд в Аризоне и поездка в Лас-Вегас. И всего лишь раз выезжала за пределы Штатов, когда папа спланировал десятидневную поездку в Канаду для семьи — подарок на выпускной, когда дела в ресторане были намного лучше, и с деньгами было не так напряженно. Когда вхожу в личный кабинет Ронана Флетчера на тридцать первом этаже, который также оказался самым последним этажом здания «Флетчер Корпорэйшн», меня окружают самые странные, самые удивительные вещи из стран, которые сомневаюсь, что когда-либо смогу посетить: маски африканских племен, сделанные из дерева с замысловатой резьбой; красиво раскрашенные японские шелковые веера, словно редкие бабочки, восседают на стенах; русские яйца «Фаберже» размером с мой кулак, сидящие в позолоченных подставках на комодах из красного дерева. Вдоль всей правой стены тянется стеклянная витрина, в которой с изящной точностью разложены золотые ожерелья и чеканные медные серьги поверх роскошного рубиново-красного бархата. Комната больше походит на музейную выставку, чем на офис. Если бы не огромный, внушительных размеров письменный стол с огромным iMac, стоящий прямо перед стеклянными окнами от пола до потолка, выходящими на город, я бы подумала, что попала в Музей Естественной истории, а не на чье-то рабочее место.
