— Твоя «молочная мать». — Отбивает мои вопросы отец. — Если ты ещешь глубокие смыслы, то могу рассказать подробнее. Ее первый ребёнок родился недоношенным. Нервы. Время было отвратительное. А молоко пришло. И пока твоя мать лежала после операции в реанимации, Люда согласилась тебя кормить. За деньги, конечно. Потом перешли на смеси.
— Жесть какая. — Отзываюсь шокировано и веду руками по волосам, ерша волосы. — Как вы смогли встретиться?
— Она пришла в колонию читать спец курс по литературе в рамках государственной социальной программы. Мы узнали друг друга. Я попросил посмотреть мои тексты.
— Прямо романтика, — не сдерживаюсь от иронии.
— Отношения максимально засекречены, чтобы не подвергать ее опасности. Поэтому, открыто пробить информацию о ней я не могу.
— Книги… молочное родство… — развожу руками. — Удивил. Ничего не скажешь. Стареешь.
— Я на тебя расчитываю, — хмурится отец. — И жду отчёт завтра.
На улицу выхожу, также соблюдая все максимальные меры предосторожности.
Сажусь в машину, ставлю задачу своим ребятам найти женщину и благополучно забываю об этой маразматичной ванили.
Гораздо больше меня сейчас заботят бесконечные пробки на въезде в город. Я серьезно рискую пропустить не только утренние, но ещё и обеденные встречи. А журналисты могут обернуть это по-своему. На меня и мою семью всегда есть, что раскапать.
— Иван, — от мыслей меня отвлекает Виктор, — ребята отписались по женщине.
— И что там?
— На работе говорят, что ее уже месяц, как нет в живых. Но осталась дочь.
— Мать твою… — откидываю голову на подголовник, соображая, что хочу я этого или нет, но к дочери придётся ехать лично. День перестаёт быть томным. — Давай адрес их говори. Поедем быстренько с девчонкой пообщаемся, бабок ей дадим и спокойно своими делами займёмся.
— А журналисты?
— Должны успеть. Но поверь мне, — хмыкаю, — расстроенный Василий Грозный гораздо страшнее всех журналистов вместе взятых.
Глава 2. Прийти в себя
Оля
— Ну ты даёшь… — в очередной раз качает головой подруга. — Прости, я приехала сразу, как только сообщение прочитала. Любят эти Мурзиковы на природу выезжать так, чтобы ни один гаджет не ловил. А их детеныши без мультиков — настоящие сатанята. Я беру мячик и говорю: «Давайте в съедобное-несъедобное играть. То, что можно кушать — ловим, что нельзя — отбрасываем.» А они смотрят на меня, как на ненормальную. Представляешь?
— Зато хоть платят хорошо. Я бы тоже нашла себе такую семью. Желательно с проживанием… — тяжело вздыхаю.
— Не можешь да там жить? — Сочувственно сжимает мои пальцы Вера.
— Нет… — чувствуя, как к горлу подкатывают слёзы, активно мотаю головой, чтобы их проглотить. — Завтра уже выписывают. Наверно, что-то снимать буду, а иначе ничего учить не получается. Тарасов, сама знаешь, быстро из группы попрет, если все его творческие заскоки не поддерживать.
— Знаю, — кивает Вера. — Я обязательно поспрашиваю, может, мои тебе рекомендации напишут.
— Спасибо…
— Зачит, ты думаешь, — подруга обводит взглядом палату и задерживается взглядом на букете белых хризантем в вазе, — что палату тебе организовал тот мужик, к которому мама на зону ходила?
— Ну а больше некому, — отпиваю из чашки чай и жму плечами. — Я когда ещё от наркоза не отошла, слышала разговоры медсестёр. И сам главврач ко мне два раза в день на обход ходит.
— Наверно, нужно как-то его поблагодарить и про маму твою рассказать… — предлагает неуверенно.
— Да он теперь уже в курсе, скорее всего, — ставлю кружку на тумбочку и откидываю одеяло. — А встречи там строго регламентированы. Теперь только в следующем месяце смогу прийти. Куплю ему плюшек, как мама…
— Только не реви! — Принимает меня за плечи Вера. — Давай я тебе лучше вещи собрать помогу.
— Да у меня ж тут нет ничего, — я хмыкаю, — Я пошла как раз пончики покупать. Купила. Они так пахли вкусно, а я была после практики у Тарасова такая голодная, что четыре штуки умяла. А потом меня резко в холод кинуло, живот скрутило и вот — острый аппендицит.
— Умеешь ты на ровном месте… — подкатывает глаза Вера. — Слушай! А у меня есть идея. Соседи на месяц уехали, а нам ключи оставили на всякий случай. Пойдёшь?
— Чтоб я без тебя делала, — висну на шее подруги. — Нет. Ну правда. У меня ж больше никого…
Мы сталкиваемся глазами и начинаем кривить першащие носы.
— Добрый день, Ольга Алексеевна, — дверь широко открывается, и в палату уверенным шагом заходит врач.
— Ого какой! — Шепчет Вера одними губами и выкатывает глаза.
Я отвечаю ей хмурым взглядом. Нашла время.
— Здравствуйте! — Отвечаю мужчине и ложусь на кровать.
— Так, — он обрабатывает руки антисептиком и подходит ко мне. — Задирайте футболку. Как чувствуете себя? — Тёплые сухие пальцы исследуют мой живот.
— Хорошо вроде… — отвечаю смущенно. Мне неловко от того, что мужчина, пусть даже врач, видит так много моего тела ниже кромки трусиков.
— Тогда завтра утром поедете домой. — Он сам опускает мою футболку и достаёт из кармана визитку. — Это вам просили передать для связи на случай крайней необходимости. И завтра в десять утра вас будет ждать машина.
— Всего хорошего, девушки, — перед тем, как выйти в коридор он мажет по Вере взглядом.
— Он женат, и есть дети. — Разочаровано констатирует подруга. — Эх…
— Откуда ты знаешь? — Мне почему-то становится смешно.
— Посмотри, как он тебе футболку в трусы заправил!
Я опускаю глаза и начинаю хихикать ещё сильнее.
— Перестань, мне смеяться больно, — отмахиваюсь от неё. — Может быть, он и с детьми тоже работает, поэтому так…
— Ну может быть, — кивает подруга. — Ладно. Адрес ты знаешь. Ключи утром за фикусом оставлю, а вечером в гости забегу. Подумай, чего купить, и напиши.
На следующее утро, получив документы в выписном кабинете, я не нахожу себе места и все время гипнотизирую то стрелку часов, то глянцевую визитку.
«Иван Васильевич Грозный.»
Я хмыкаю. Это ж надо было додуматься так человека назвать. Хотя, может быть, тут как раз имя правильное. Говорящее. Да я, конечно, никогда не решусь сама набрать его номер, но предстоящая поездка заставляет нервничать.
Интересно, если сам Грозный отбывает наказание, то кто за мной приедет? Водитель? Вероятнее всего. Мама говорила, что не все по ту сторону забора живут скромно.
Подхожу к окну и обхватываю плечи руками. Хорошо, сейчас я поживу у соседей Веры, но потом… Потом все равно придётся что-то решать. Может быть, сделать ремонт… Только на какие шиши его делать?
На территорию больницы заезжает чёрный тонированный гелендваген, и я сразу понимаю, что это за мной.
Подхватываю пакет, сумочку, нажимаю ручку двери и сталкиваюсь нос к носу с медсестрой.
— Собрались уже, — она окидывает меня чуть критичным взглядом, — вас ждут.
— Спасибо… — выдыхаю, чувствуя, как сердце разгоняется.
Не представляю, сколько стоит один день содержания в таких условиях, в которых была я, но подозреваю, что очень много. Особенно это заметно по свежевыжатому соку на завтрак.
Лифт, хол и наконец-то свежий воздух.
Я выхожу на крыльцо больницы и замираю, ища глазами машину.
Вижу ее на парковке. А вдруг это не за мной? Как понять? У водителя спросить?
— Вы — Оля? — Неожиданно раздаётся мужской голос справа от меня.
Я подпрыгиваю на месте, оборачиваюсь и во все глаза смотрю на интеллигентного молодого мужчину в костюме. Почему-то бандитских водителей я представляла себе иначе.
— С вами все хорошо, — его бровь вопросительно ползёт вверх, — или вы не Оля?
— Оля, — моргаю.
— Меня зовут Виктор. Давайте ваш пакет.
Глава 3. Ходячая авария
Оля
