— Жюли, милочка, — обратилась к ней графиня, — сегодня вы мне не понадобитесь. Можете идти к себе, я проведу эту ночь без вас. Впрочем, возможно, я позову вас позже.
— Хорошо, мадам, доброй ночи, — равнодушно произнесла Жюли и исчезла.
— Жаль, конечно, дорогая Фанни, что вам не удалось воспользоваться моим экипажем, но уверяю вас, что вы не пожалеете, что провели эту ночь у меня. Я не представляю даже, как в такую мерзкую погоду вы добрались бы до дому. А маму вашу я предупредила…
— Я не знаю, как благодарить вас, графиня, вы так добры ко мне! — застенчиво проговорила Фанни.
— Не стоит благодарить меня, деточка, — покровительственно улыбнулась Гамиани, — мне очень приятно было оказать вам эту небольшую любезность. Не стесняйтесь меня и готовьтесь ко сну, а я пока немного поболтаю с вами. Давайте, я помогу вам, — с этими словами она подошла к девушке и расстегнула на ней платье. Я заметил, что руки у нее при этом дрожали, а глаза буквально ощупывали фигуру Фанни и горели алчным вожделением. Фанни даже съежилась под этим взглядом.
— Вы так прелестны, милое дитя, — вкрадчиво и даже льстиво проговорила Гамиани, — что мне захотелось поцеловать вас. Вы ведь позволите, не правда ли?
Девушка в ответ растерянно улыбнулась, и графиня прильнула жадным поцелуем к ее губам. Когда Фанни удалось высвободиться из объятий Гамиани, и она увидела блуждающий взор графини, то испугалась за нее, поспешив усадить свою старшую подругу на кровать.
— Вам дурно? — спросила Фанни.
— Нет, нет! — торопливо ответила графиня. — Ложитесь-ка лучше спать. Да снимите с себя эту несносную сорочку!
Фанни, послушно глядя на графиню, сняла кружевную нижнюю рубашку и нежным, робким движением обняла Гамиани за плечи:
— Может быть, вам что-нибудь нужно? Позвать вашу горничную?
— Нет, нет… Какая у вас великолепная фигура! Какое тело! — с неподдельным восхищением воскликнула графиня.
— Вы находите, что я хороша?
— Восхитительна. Какая у вас прекрасная белая кожа! Вот чему можно позавидовать!
— Неправда, вы гораздо белее меня.
— Дитя мое, не думайте ни о чем, снимайте с себя все-все, как снимаю я. Ну, чего вам стыдиться, ведь вы не перед мужчиной! Вот, взгляните на себя в зеркало: в нем я и вы. Будь здесь сейчас мужчина, он, конечно бы, отдал предпочтение вам! — воскликнула графиня и в порыве экзальтации начала осыпать жаркими поцелуями лицо, шею, плечи и грудь Фанни.
Бедная девушка совершенно растерялась под страстным натиском подруги.
— Что вы, что вы? — лепетала она. — О, Боже… Оставьте меня, умоляю вас…
— Какая красота открылась моему взору! Какое зрелище взволновало мою кровь!.. — продолжала страстно шептать графиня, и ее губы пылко и сладостно пробегали по телу Фанни.
Девушка была подавлена этим бурным взрывом страстного восхищения и что-то стыдливо лепетала, позволяя графине делать с собой все, что было той угодно. Моему взору представилось поистине прекрасное зрелище: девушка-ангел в объятиях распаленной вакханки. Боязливый стыд, испуганное целомудрие, грациозная женственная покорность — с одной стороны, и ничем не сдерживаемая похоть, страстное, бесстыдное самозабвение — с другой. Эта картина привела меня в экстаз, но я еще владел своими чувствами и, понимая, что меня ждет еще много интересного, с большим трудом сдерживал себя, ибо если бы мое присутствие было обнаружено, мне пришлось бы покинуть свою ложу в самом начале представления.
Тем временем Фанни, как бы опомнившись и освободившись от сладострастных чар Гамиани, робко попыталась сопротивляться.
— О, что вы делаете! Умоляю вас, отпустите меня… О-о-о!
В ответ на это графиня еще более пылко и страстно принялась ласкать бедную девушку.
— Нет, нет, моя милая Фанни! Моя жизнь, мое дитя, моя радость!
Ты слишком прекрасна! Ты видишь, я люблю тебя! — страстно шептала она. — О-о-о, я схожу с ума!..
Тщетно беззащитная девушка противилась, — поцелуи заглушали ее крики и мольбы о пощаде. Заключенная в страстные объятия, нежно, но цепко обвитая руками Гамиани, уже начавшая сама проникаться духом сладострастия и разврата, она сопротивлялась все слабее и слабее. Наконец, графиня, доведенная уже до состояния аффекта, решительно и нетерпеливо подхватила ослабевшее тело девушки и стремительно увлекла его к своей кровати, как хищник добычу.
— Что вы со мной делаете? О, Боже! Остановитесь! Я буду кричать!
Оставьте меня, я вас боюсь! Помогите! — вскрикнула Фанни. Глаза ее были широко открыты, но ужас в них постепенно уступал место жгучему желанию еще неизведанных наслаждений.
Сильные руки графини крепче сжимали в своих объятиях девушку, горячие поцелуи покрывали ее всю. И вот уже два женских тела слились в едином страстном объятии.
— Ох, это плохо, дурно, — бессвязно лепетала Фанни, — вы меня погубите… ох, я умираю…
— Фанни, прижмись ко мне плотнее, умоляю… ближе… еще ближе… я хочу почувствовать тебя всю. Крепче обними меня, ну же… О, какое счастье… о, Боже… О-о-о-ох!.. — крик, вырвавшийся из груди графини, повис над двумя распростертыми на ложе телами.
Это было поразительное зрелище. Графиня, с горящими глазами, распущенными по плечам волосами, извиваясь, со страстными стонами все вновь и вновь бросалась на свою жертву, не находя, очевидно, способа удовлетворить желание. Фанни уже не только отдавалась ласкам Гамиани, но и сама отвечала на них со страстью ничуть не меньшей. Обе они находились в беспрестанном движении, сладострастные позы стремительно сменяли одна другую, огненные поцелуи заглушали крики и стоны. Особенно усердствовала графиня, изощряясь в своих похотливых движениях, развратных приемах и ласках. Кровать хрустела от ее исступленных толчков.
Вскоре изнуренная, ослабевшая Фанни, безжизненно раскинув руки, замерла. Смертельно бледная, она лежала среди беспорядочно разбросанных подушек и простыней, как прекрасная покойница. Видя, что обессиленная девушка не способна больше отвечать на ее исступленные ласки, доведенная почти до безумия незавершенным наслаждением, графиня, как в бреду, бросилась на ковер. Она, как израненный зверь, обезумевший от боли, каталась по нему, неестественно выгибала свое тело, стонала, кусала себе губы… Погрузив длинные тонкие пальцы в то место, где был расположен источник мучающего ее желания, скрежеща зубами, она старалась достигнуть вершины наслаждения.
При этом зрелище я совсем потерял рассудок. Сначала эта картина вызвала у меня отвращение, и я совсем уже было решил выйти из своего убежища и, обрушив на графиню лавину своего негодования, прекратить это надругательство над прекрасным телом, над самыми сокровенными человеческими чувствами. Но мой целомудренный и благородный порыв тут же был заглушен волной нахлынувших на меня сладострастных желаний. О, как слаб человек! Тело мое трепетало, и я был не в силах унять эту дрожь, обуздать свою плоть.
