— Да что вы? Да не волнуйтесь вы, Пал Палыч! Ну, мы же органы, в конце, концов и разберемся… Что вы? Ах, тихо? Потому что? Понял, понял, ну это… тихо оно же не лихо, и его надо…. Да что Вы, да пустяки! Где вы говорите? Да понял, понял мой друг! И что еще?
— Не знаете теперь? Так Пал Палыч, простите, а эти где жили? А что они в гараже? И с ними… да что вы? Да разберемся мы… Ведь беременные бабы они же не девки, они же с отметиной …Да не волнуйтесь, все ведь нормальные люди и бизнес… Все уладится, успокоится… А мы поищем, посмотрим, послушаем, подумаем, спросим у кого надо… Всюду люди живут…Все понимают, особенно, когда просит друг, Пал Палыч…. Когда? Нет, завтра навряд ли? А вот послезавтра, в пятничку, да под стаканчик, да с девочкой… Да что Вы говорите? Неужели такие свежие? Сколько, сколько? Непременно буду! Обязательно, ждите и с новостями…А вы говорите им сколько? Да нет, тем, что сбежали? Понял, понял… Всех благ Вам, до встречи Пал Палыч!
— Так, подполковника Кротова, быстро ко мне!
Малую нашли на следующий день после нашего появления на свалке. Как всегда это бывало, когда бригада из обитателей свалки, перебирала и зачищала кучи отвалов, крючками вытаскивая из нее что–то пропущенное другими. И потому, такой толстый мешок показался таким заманчивым и как потянули…
Видимо они умерли сразу и вместе, она и дитя, потому что тот прут вошел прямо в торчащий колом живот ей, а вышел уже у нее из спины.
— Не плачьте Профессор — Говорила Женька
— Не смотрите на то, что такая маленькая она, а вот по духу она… да что говорить там, она, она….
И Женькины плечики так же, как сутулые плечи профессора, мелко вздрагивали, словно от того холода и страха, что совсем ведь недавно испытала с ней, отдавая ей дань уважения за стойкость и мужество безвестной девчонки.
— Я даже не знаю, — всхлипывая тихо, говорила Женька, — кто она, как зовут, она о себе ничего не сказала, только что росла без матери и отца, потом в малолетки и на какой–то хазе помогала и убирала, и там ее обрюхатил один гад из органов.
Потом замолчала ненадолго, просто молчала, стояла перед ямой и вспоминала о ней все что знала. А потом, словно встряхнувшись, взяв себя в руки, как умела только она с таким напором и злостью….
— Ну, погодите, сволочи,… — погрозила Женька кому–то, вскинув заплаканные глаза, … — я до всех доберусь! И вы будете у меня евнухами, я вам зубами поотгрызу ваши хвосты поганые!
Потом она медленно, бережно, сверху скинула в яму ей мешки–платья свой и Юльки.
— Пусть с ней все останется, ей спасибо за все, пусть будет ей хотя бы тепло там.
— Идемте профессор, зарывайте ребята ее… — и поправилась тут же,… — их зарывайте….
— Пойдемте, пойдемте, не плачьте, ведь ангелам там хорошо, ей и нерожденному ею дитя, правда, профессор?
Профессор зашаркал, засморкался, а что он сказать ей мог, что ангелов нет? Что несправедливо и ненормально в тринадцать лет беременеть и вот так безызвестно заканчивать молодую жизнь?
Женька широкими и размашистыми шагами уверенно шла впереди по тропинке от дальнего конца полигона, где в последнее время хоронили не только дворовых собак и кошек, но и втихаря, таких вот бездомных людей, забытых и покинутых всеми. Он еще раз посмотрел вслед ей и увидел что Женька, не оборачиваясь, уверенно шла, и он подумал еще, что вот так же она и по жизни будет дальше шагать, и что теперь не споткнется, не собьет ее никто в этой жизни с намеченного пути, раз через такое прошла.
Нет, что–то есть в этой девочке, полу-женщине что–то сильное, цельное, что позволило ей избежать искушения, гордо вынести унижения и спасти не только себя, а еще и других.
И потом, как она о себе, что сказала?
Ах, да! Вспомнил, сказала, что мне теперь надо прожить и их жизни, которых не стало, что теперь для тех, кто с ней рядом я …. так много дам!
Конец первой книги
Часть вторая
Так много отдам им
Но Профессор ведь, так и остался профессором, хотя и на свалке, потому мозг его сразу подключился и разобрался с обещанием Женьки про их хвосты и пока они шли рядом, он ей целую лекцию прочитал о….евнухах и скопцах.
— Вы знаете, Евгения, Вы хотите их наказать, потому Вы должны различать и знать, что евнухи- это не обязательно скопцы. Потому что скопцы, во–первых, добровольно и сами, сначала мужские половые железы, а потом уже, как вы говорили, свои хвосты отрезали. Кстати, вам будет любопытно узнать, что среди скопцов и женщины были.
— Это как? — Изумилась и даже остановилась Женька. — Им что же, их сикель отрезали?
— И то, что Вы говорите, и половые губы и даже соски на груди и отрезали и прижигали, но это все — от исступления в вере, а вот евнухи те…
— Постойте, постойте, Профессор я где–то слышала, что у девочек, женщин, им тоже…
— Да, примерно в двадцати пяти странах мусульманского Мира, таких как Сyдан, Мали, в Египте, Hигеpии, кое–где в Эфиопии, все еще процветает такая жестокость и дикость, и они эти факты тщательно скрывают. При этом в Судане и Сомали обязательному обрезанию подвергают девяносто восемь процентов девочек, а в Египте — семьдесят пять. В Азии женское обрезание традиционно среди мусульманских общин на Филиппинах, в Малайзии, Пакистане и Индонезии. Также практикуется в Арабских Эмиратах, Южном Йемене, Омане и Бахрейне. В Латинской Америке оно встречается в Бразилии, Восточной Мексике и Перу. Как видите, это явление все еще широко распространено.
Оно называется клитородектомия — женское обрезание. Их различают и называют: сунна, эксцизия и инфибуляция, фараоново обрезание.
Сунна — не то что вредное, а можно сказать, что, при всей дикости этого ритуала, в чем–то полезное, в ходе него удаляют кожные складки вокруг женского клитора, так, чтобы он был постоянно открыт. От того соответственно, он становится более ощутимый и позволяет повысить чувствительность женщин при совокуплении.
Эксцизия — это дикая, противоестественная традиция калечить девочек, женщин, чтобы лишить навсегда полноценного наслаждения и, как считают эти изверги, — навсегда привязать к мужу и сделать верной ему до конца его жизни. При этом полностью удаляют клитор и малые губы, причем эта традиция настолько живуча и стала чуть ли не любимой операцией во множестве мусульманских стран. Специалисты утверждают, что от этого варварства пострадали миллионы женщин.
— Зачем? Почему они это делают? Я думаю, что это дикость какая–то и потом, как Вы говорите, и клитор, и малые губы… Бр… Дикари какие–то и просто садисты! Как можно, у нас же так все там хорошо и так все продумано, к месту. А если без всего этого, то как получить удовольствие? И потом, как ей…с подругой…, как тогда им…, простите профессор, но я не пойму ничего…
