— Иван, — я хватаю его за рукав, — почему нас охраняют?
— Потому что, когда все внешне спокойно, и ничего не понятно, контроль безопасности умножается на десять.
— Это все из-за рукописей? — Я распахиваю глаза. — Не верю, что там могло что-то быть. Мне кажется, что твой отец никогда не подставил бы мою маму.
— Очень надеюсь, что ты права…
Дверной колокольчик звенит над нашими головами. В помещении кафе жарко.
На небольшой открытой кухне женский смех и суета. Перед нами в очереди только женщина, которая набирает тройную порцию пончиков. Количество готового продукта на витрине уменьшается, и я начинаю беспокоиться, боясь, что нам не хватит. А ждать Иван не станет.
— Ой, извините, пожалуйста, — я протискиваюсь поближе к кассе, — а можно мне, оставить три порции готовых, — я умоляюще смотрю на продавца, а потом на тетку, что уже стоит с двумя бумажными пакетами. — Как неудавшемуся покупателю. Помните меня? — Скидываю с головы платок.
— Ох! — Всплескивает руками кассирша. — Тебя горемычную забудешь. Как побелела, как глаза закатила… Я ж сама тебе скорую вызывала. Народу перепугала нам. Зато потом неделю у нас очередь стояла аж до перекрёстка. Журналисты бегали, репортажи снимали. Им только повод дай. Директор сказала, как появишься, выдать тебе бесплатно два пакета, как вознаграждение.
— Ого! — я польщенно улыбаюсь и не собираюсь отказываться от предложения. Ибо денег личных у меня немного, а купить сладости старшему Грозному мне хочется именно на свои. — Спасибо большое. Только мне нужно три. Я доплачу… — достаю из сумочки кошелёк и получаю легкий шлёпок по попе от Ивана.
— Убрала… — шипит на ухо.
— Рассчитайте меня, пожалуйста, — недовольно гундосит покупательница, что стояла передо мной.
— С вас полторы тысячи, — отвечает ей кассирша, а мне подаёт три ароматных пакета, — Берите три в подарок.
— Спасибо большое, — сияю ей в ответ улыбкой и быстро смываюсь к выходу, потому что недовольство покупательницы передо мной начинает расти.
Перед тем, как сесть в машину, я резко меняю курс и подхожу сначала к Виктору. Он сидит в салоне, и я стучу в окно. Оно опускается.
— Слушаю? — Его брови удивлённо взлетают вверх.
— Это вам, — я, смущаясь, протягиваю ему пончики. — Очень вкусные, правда.
— Спасибо, — хмыкает Виктор и кидает многозначительный взгляд за мое плечо.
— В машину садись, благодетельница! — Рявкает Иван.
Распахивает мне дверь машины, видимо, чтобы я снова не ошиблась и не прошла мимо.
За руль он садится ещё мрачнее, чем был.
— Это тебе, — говорю тихонько. — Достаю из шуршащего бумажного пакета жирный пончик в сахарной пудре, и пачкая в ней пальцы, протягиваю Ивану. — Попробуй ради чего мучился.
Мне кажется, что воздух в машине начинает трещать от напряжения, и я не понимаю почему.
Грозный поворачивается ко мне лицом и хмурясь, кивает головой на булку в моей руке.
— Сначала ты…
— Ладно, — хихикнув, откусываю кусочек и театрально подкатываю глаза, — О, Господи, как вкусно! Ммм!
Иван шумно выдыхает воздух и, перехватив меня за запястье, подносит пончик вместе с моей рукой к своему рту и кусает.
— И как? — Тянусь с салфеткой в руке к его лицу, — Ты весь в пудре…
Я вижу, как напрягаются шейные мышцы Ивана, он будто сдерживается от чего-то. Так раздражаю?
— Извини… — осекаюсь и в самый последний момент убираю руку от Ивана, так и не коснувшись, — Вот, — подаю салфетку, — вытри сам.
Прячу пончик в пакет и облизываю свои пальцы.
— Оля… — Он будто сдаётся и со стоном прикрывает глаза, вдалбливаясь затылком в подголовник. — Ты правда не понимаешь, что творишь? Или играешься?
— Не понимаю… Ты о чем?..
Он в порыве наклоняется ко мне, а я перестаю дышать. Сердце ухает и ускоряется. Губы покалывает в ожидании его поцелуя, вкуса…
Но, в самый последний момент Иван тормозит. Выругавшись, дёргает ремень безопасности и просто меня пристёгивает, отстраняясь.
— Поехали…
Я отворачиваюсь к окну и стараюсь глубоко дышать, чтобы не заплакать. Что со мной не так?
Глава 25. Обстоятельства
Оля
Уныло. Сыро. Страшно. Серо… Сглатываю и стараюсь лишний раз глубоко не дышать. Передергиваю плечами и ещё крепче вцепляюсь в рукав Ивана, будто боюсь, что он меня здесь бросит.
На входе возле турникета у меня даже не спросили документы. Грозный показал какое-то удостоверение, и нас пропустили со всеми почестями, как дорогих гостей. Вот так все просто!
Шаги гулко раскатываются по пустому коридору. Мы подходим к самой последней двери в крыле. Она такая же, как десяток слева и справа. Ничего примечательного. Железная с небольшим окошком. Я внутренне сжимаюсь, готовясь увидеть за ней немолодого, уставшего от теремной жизни мужчину…
Но, когда мы с Иваном заходим внутрь помещения, и я усилием воли заставляю себя выйти из-за мужской спины, буквально замираю от удивления. Передо мной очень комфортная комната. Телевизор, хорошая кровать, беговая дорожка, стол… сервирован нормальной посудой.
Скольжу глазами чуть правее и вижу в кресле мужчину. Подтянутого, нестарого, в спортивном костюме известной марки и чёрной футболке, гладко выбритого…
— Привет, отец…
— Она? — Цепкий взгляд старшего Грозного скользит по мне. — Похожа. Подойди. — Властный взмах руки.
Делаю шаг. Ещё. Мужчина меня не торопит, даже наоборот, чуть теплеет взглядом, видя в моих руках бумажный пакет.
— Это мне?
— Да, — протягиваю сладости, — мне хотелось…
— Она меня заставила пол города из-за них объехать, — фыркает сзади Иван. — А у нас сегодня только пятнадцать минут.
— Это она в мать, — грустно. Очень грустно. Мое сердце чувствует, что этот мужчина любил ее. — Присядь. — Кивает мне головой на стул возле стола.
— Вчера из Олиной квартиры были похищены твои рукописи, — Иван приносит нам два стула. Один ставит рядом со мной, на второй садится сам. — Пролей свет. Зачем они могли и кому понадобиться?
— Хм… — мужчина хмурится. — Иван, ты же понимаешь, на сколько опасно в моем положении светить личную связь с женщиной. Для неё прежде всего. И я бы никогда не подставил под удар твою маму, — он переводит задумчивый взгляд на меня. — Мой ответ- никому.
— Подумай ещё, — давит интонацией младший Грозный, — может быть, чьи-то реальные имена, фамилии, пароли…
— Хм… — мужчина мрачнеет ещё сильнее. — Нет… К тому же. Все книги напечатаны.
— Кроме последней… — добавляет Иван.
На лице старшего Грозного мелькает эмоция воспоминания.
— Скажи, Оля, а сколько мама успела перепечатать последней книги и видели ли рукопись посторонние?
— Кажется… — я мысленно считаю листы, — примерно треть тетради.
— Значит, не успела… — вздыхает мужчина. — У кого сейчас рукопись?
— В издательстве. У редактора… — я отвечаю робко, понимая, что сделала что-то не то. — А что с последней книгой не так?
— Я хотел порадовать твою маму. Так, безделушка. — Старший Грозный склоняет голову в бок. — Примерно на середине истории написано небольшое отступление, в формате квеста. С первого взгляда не заметишь…
— Короче, отец! — В нетерпении рычит Иван.
— Там указано место, где твою маму ждал бы подарок. Просто так она ничего бы не взяла, а играть любила. Это колье. В рукописи написано куда прийти и что сказать…
— Ну охренеть! — Взрывает младшего Грозного. — Ты хоть понимаешь, что из-за этой ерунды, если бы Оля была дома, ее могли убить?
Иван подхватывается на ноги и начинает мерить шагами комнату. Я сижу, чувствуя, что сейчас упаду в обморок. Перед глазами начинают мельтешить белые мушки…
— А маму? — Спрашиваю срывающимся голосом. — Она сама…? — Слова застревают в горле.
— Да, мы проверили… — Сильные руки Ивана сжимают мои плечи. Я ложусь пульсирующим виском на холодную пряжку мужского ремня. И мне почти спокойно, почти хорошо…
