Глаза ондолийского государственника загорелись.
“Хороший союз из нас,” — отметил Файлирс, внимательно глядя на выбритую свою рожу в зеркало, что держит брадобрей. — “Где у меня нет терпения кружево политическое плести, там он со всем пылом козни строит”.
— Может тебя женой осчастливить? — цирюльник взялся волосы на голове выправлять.
Норэн Эука, герцог Прасгал задумался, сходу не отмёл — уже неплохо.
— И здесь пост, и там появляться надобно будет… ради сильного наследника… — в том, что смешать кровь королей Эука (Прасгал — титул, дарованный герцогу при рождении, как младшему сыну короля) с древней, куда древней их собственной, кровью князей Ракос (древний род князей Эстесадо, фамилия), мысль знатная, никто из братьев не сомневается в том. — Нет, Фай… не сдюжу. Выберем кого подходящего, младшего сына герцога КситУ…? Тому двадцать три весны минуло… немногим княгини младше… да и рыжих я… разумно опасаюсь.
Файлирс лишь ухмыльнулся на суеверие брата, что все ведьмы — раса дурных баб, коих выжгли четыре сотни лет назад, были рыжими… Он то знает, что… Что именно, король додумать не успел, мыслями устремляясь к своей рыжей, той, кто письма пишет каждый день такие, что только распаляет молодого короля поскорее с насущным управиться, чтобы мчать коня к ней…
— Погоди… — мечты мечтами, но не был бы он королём на отцовском троне, кабы не умел слышать и видеть…
— Подорожную подпиши, — сунул грамоту герцог брату, — чтобы без зедержек, да допросов граф доехал.
— Погоди с бумагами… ты сказал рыжая, то к чему?
— Как к чему? Княгиня же рыжая, все про то знают, красивая, говорят… оттого нам и не показывалась, красивым бабам за мужиком надо сидеть. А то наши бы, мошок на голову и вся недолга, — герцог смеётся невесело. Все то поняли, тем более, что опыт неприятный уже имеется.
— Я видал их княгиню… не отвратная, но и красоты там нет никакой… — Файлирс снова отодвинул цирюльника, что начал сейчас раздражать, — рыжины нет… мышиные волосы…
Норэн написал споро вестник. Пришёл ответ.
— Фай… рыжая она… подтвердил наш человек при замке её… — растерянность показать он если и мог, так только старшему брату.
— Пиши в Кситу… пожалуй… четыре месяца работы без продыху хороший срок. Сам поскачу на границу, погляжу, что там и как. Он со мной.
Младшой, ежели что и сумел, так токмо рот разинуть от удивления.
— Никому ничего не оглашай, — сам король уже подписывал указ. — По государственным делам отбыл… скажи в ревизию по королевству отправился… в тайную… пусть боятся. Прикажи собираться. Налегке поеду, с отрядом. Пусть седлают. Графа на границе подхвачу. Чтобы в Эстесадо о моём приезде… ни одна душа!
Король с головой нырнул в сборы.
Герцог бросился выполнять.
Ничего не забыть, обо всём распорядиться…
«Отчего же Эля не рассказала в письмах о смуте?» — первый вопрос забился в голове.
«Знамо отчего. Тревожить не решилась. Знает, что тороплюсь к ней итак, как могу».
Отряд из шести служивых магов уже ожидает во дворе.
— Стройку особливо блюди, — шепнул Файлирс брату, что подал поводья. — Понимаю, что много взвалил на тебя. Вернусь — что хочешь проси.
Элькерия
— Негоже княгине без мужа разродиться!
— Где такое видано?!
— Князя надобно выбирать!
Верех тренькнул по артефакту и громкая трель заполнила тронный зал замка. Словно невидимое облоко разбухло в высокой комнате, заполнило его до сводов, норовит вывалиться из больших окон, что уже по-осеннему закрыты.
— Епископ покуда не сказал своё слово! — ланиты старика заходили ходуном, старческие морщины разгладились, так, бедный, пыжится.
— Создатель порицает связи без брака — то и младенцу известно. Но хуже того создатель порицает то, что противно природе. Вы, уважаемые, вмиг запамятовали, что та, чью судьбу вершите, княгиня наша, она две весны радеет о нашей Родине не хуже супруга своего почившего, — церковник говорит громче обычного, слышно хорошо, только смотрю на своих, а уже не моих служивых, и понимаю — зря. Всё они уже порешали и поделили. — Она женщина, если вы запамятовали. Живая и здоровая, слава создателю. Что естественней для бога, если не рождение новых людей? То, что не понесла она от князя, как знак примите. Как и то, что понесла сейчас! Я, от лица всей Эстесадской церкви, поддерживаю княгиню в стремлении остаться незамужней. Вы! Хотите чужака пустить? Чтобы по-своему мести начал? Давайте поддержим княгиню, защитим наследника!
Тишина царила недолго. По всему видно — не внемли. На своём стоять будут, только положенную на обдумывание паузу держат.
— Довольно! — я сделалась княгиней в зале лишь два часа назад. А до того была княгиней нужника и царицей умывальной. Полоскало меня дюже, думала — всё. Там останусь, лежать на холодном полу в комнате туалетной, потому что только стоило выйти — бегла назад, гадая, что такое там может быть, ежели я и за неделю не съела столько, сколько выходит из меня. И, чудится мне, снова тянет меня туда, откуда я уже почти и не вылажу. — Ясна мне ваша воля. Пусть будет так. Выйду замуж, — подняла десницу, призывая к молчанию. — Мне дела нет, кто консортом станет. Сами решайте.
Чую, что позеленела, а тошнота проклятая подступила к горлу. Бежать, скорей бежать. Успеть бы до покоев каких.
Шаг я не могу ускорить. Мужам такого не понять и выглядеть то будет как слабость. Тридцать, двадцать пять… двадцать шагов осталось до двери резной, когда она распахнулась, являя мне служку, что грозным голосом провозгласил:
— Ондолийский лорд, с намереньем посвататься.
Дальше, как в тумане. Всё, о чём могла думать, так то, чтобы желудок прямо здесь не опорожнить.
Не глядя на вошедших, я уже зажимала рот рукой, отъявленно сбегая.
Меня поймали в кольцо рук.
— Вам плохо? — мужской голос и руки крепкие, только это его не спасло. Стоило лишь вдохнуть — запах чужого мужчины и лошадиного пота, как меня вырвало.
Спаситель и жертва отскочил, что не помешало мне пометить дорожные его сапоги.
— Воды княгине!
— Плоха! Плоха она!
— Скорей! Подсобите!
Первые жители Итвоза закрутились, завертелись, что волчки. Мне же полегчало. Ещё б умыться, да рот ополоснуть и можно дальше заседать.
— Прекратить балаган! — закричала, пресекая волнения. — Норма то в моём положении. Бывает так! Сейчас умоюсь и продолжим. Верех! — советник мигом оказался подле, — сделай хорошо. Извинись перед гостем, да проводи почиститься. Я скоро вернусь, — еле слышно распоряжалась, отступая к выходу под его прикрытием.
Несколько минут и я вхожу назад. Свежа, что роса по утру. И чувствую себя куда лучше, а то, что из-за живота не вижу, куда ступаю — и то не беда.
Прошла к трону, села.
— Как я молвила ранее — быть по-вашему. Мужа возьму. Но! Консорство — первое. Никаких прав и обязанностей. Наследник, что родится — мой и Эстесадо сын. Никакой отец тому не нужен.
— Позволю себе тоже слово молвить, — каждое слово эхом в ушах. Так, когда слышишь, но веры нет, что наяву то слышится, — от лица сильного соседа, что своей политикой оберегает ваше государство, — пальцы онемели, сжимая кресло, — заявляю официальную ноту…
глава 16
Нота от Ондолии не то, чем можно манкировать, однако, первое что подумалось — синяки мои под глазами, округлости, кои, все в живот ушли, волосы поблекшие… Не так я хотела его встретить, ой не так!
Файлирс убедился, что завладел вниманием и вышел в центр зала. Знатные люди, старосты — сидят по обе стороны от него, я на троне в возвышении и большая дверь — по другим бокам.
— Не будет тут никакого князя! — молвил, на меня глядя. Ноги расставил, да руки за спину заложил. А у меня низ живота дёрнуло, от такой его спокойной силы. — Княгиня будет, да наследник её. А ежели ослушается знать эстесадская, так распрощаетесь вмиг с вашим обособлением, — замолк, давая осмыслить, и не спеша пошёл вдоль рядов. Незаметно почти, кто отшатывался, кто вытягивался при его приближении. — Из уважения к старине мы блюдём вас. Кабы не это — легче княжество герцогством сделать и держать как и всю страну.
