Взгляд съехал чуть ниже и я увидела паспорта и длинную бумагу — свидетельство о браке. Не смогла удержаться.
— Это мой? — Спросила удивлённо, не понимая, когда Шах успел его взять.
Потянулась к документу и заглянула внутрь. На нужной странице стояла печать и красивым почерком сделана запись о том, что Шах Дмитрий Алексеевич стал моим мужем. Я недоумевающе посмотрела.
— Так это твоя фамилия, Шах?
Он растерялся и даже не нашёлся, что ответить, потом уже несколько смущённо улыбнулся и пояснил, что это не только фамилия, но и прозвище по жизни. А я поймала себя на мысли, что уже ни разу не страшно.
— И как мне тебя называть? Дмитрий Алексеевич?
— Дима. — Спокойно отозвался он, пропустив мимо ушей сквозившую иронию. Медленно повернулся ко мне, пытаясь удержать невозмутимое выражение лица, которое вот-вот и сменится беззаботной мальчишеской улыбкой. — Ты ведь не хочешь, чтобы я называл тебя Галина Анатольевна, правда?
Не хочу, прав. Я никак не могла уловить причины изменений в нём. Словно подменили, не иначе. Только располагающая улыбка, подкупающие слова и жесты, всё то, чего я не ждала.
Машина остановилась на трассе, недалеко от которой располагался лесок, я обеспокоенно оглянулась, но Дима как всегда промолчал. Вышел, подал мне руку, помогая выбраться.
— Ты отведёшь меня в лес? — Улыбнулась, когда он вдруг обернулся. Усмехнулся, глядя как я карабкаюсь по ухабистой дороге, на которой даже тропинки не было.
— А можно идти медленнее?
Он шаг хоть и замедлил, но легче не становилось, приходилось не только идти, но ещё и поддерживать платье. А это ноша не из лёгких.
Уже на подходе к лесу силы меня покинули и я остановилась как вкопанная.
— Дима! Дмитрий Алексеевич, пошли назад, мне не нравится твоя идея. — Проговорила упрямо и надула губы, отворачиваясь от его улыбчивого лица.
Не комментируя этот протест, Дима легко поднял меня на руки и, только и успевал командовать, когда нужно будет подобрать ноги. Прошли мы прилично, прежде, чем у него появилась одышка и яркий румянец на щеках. Сжалившись, я задрыгала ногами, командуя опустить меня на землю.
— Дим, ну, ты устал. Я больше не буду капризничать, честно. — Клянчила, продолжая извиваться в его руках, хотя чувствовать себя пушинкой было безумно приятно.
— Не дёргайся, ты мне мешаешь. — С периодичностью в десять шагов повторял он и отпускать меня не собирался. Заросли стали гуще и я, то и дело, замечала клочки белого материала моего платья, которые оставались на ветках дикорастущих кустов.
Дима тоже слышал звуки рвущейся ткани, к тому же, это нас действительно тормозило.
— Ну, хотя бы не заблудимся. — Вздохнула я, сожалея об утрате.
— Не заблудимся, мы уже почти пришли.
А пока я разглядывала его лицо, которое сейчас было до невозможного близко, остановился, поставил меня на пол и склонился, неотрывно глядя в глаза.
— Мы пришли.
Обернувшись, я увидела озеро. Узкое, удаляющееся за горизонт, каменистый берег, который смотрелся здесь не совсем уместно и… стаю диких лебедей, царственно раскинувших крылья, они проплывали от одного берега к другому, гордо выпячивая вперёд грудь. Не особо понимая свои желания, я пошла к воде, всматриваясь в лёгкую рябь на её поверхности, в прозрачную прибрежную волну, нагоняемую лёгкими порывами ветра. Замерла, остановившись у самого края суши.
— Это действительно красиво. — Прошептала, не оборачиваясь, когда почувствовала его дыхание на своём затылке.
Мужские руки тут же обхватили мою талию, притягивая ближе к теплу. В полной тишине лесного озера, я могла отчётливо слышать глухие удары его сердца и сбитое дыхание, которое выдавало волнение.
— Откуда ты его знаешь?
Помолчав некоторое время, Дима выдохнул. Тяжело, горько, словно с болью.
— Здесь недалеко есть одна деревня. С трасы её даже не видно, сейчас она практически исчезла. Жители переехали в близлежащие центры, а дома медленно, но верно разваливаются, образуя разруху.
— Это место… оно что-то для тебя значит?
— Больше, чем я хочу сейчас вспоминать. — Грустно улыбнулся он и прижался губами к моей шее. — Я хочу, чтобы оно тоже кое-что означало для тебя.
— Чтобы я всегда помнила о тебе?
Он тихо рассмеялся, прижимаясь губами к моему голому плечу. От этого смеха по телу разбегались приятные волны, и можно было свободно прижиматься к надёжному плечу, не позволяя понять, как мне это важно.
— Я не дам тебе забыть обо мне, Галь. А насчёт памяти… Да. Я хочу чтобы ты помнила о том, что я твой единственный.
Я замерла в его руках, Дима это почувствовал, поэтому прижался сильнее и хватку усилил.
— Знаешь ведь, что такое лебединая верность?
Стоя к нему спиной я повернула голову, пытаясь рассмотреть то, что сейчас творится в его глазах, а Дима склонился, позволяя мне это сделать.
— Мне никто не нужен кроме тебя, Галя. Мне вообще всегда казалось, что я не умею любить.
— Это такое признание? — Дрогнула, желая чего-то большего.
— Это всё, — посмотрел он, а при этом и в глазах, и в голосе, разлилась такая знакомая жёсткость, — и признание, и предупреждение. Это закон. И я хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду рядом. Даже когда ты этого не захочешь.
— Мне иногда кажется, что ты и сам не знаешь, чего хочешь…
— Я хочу, чтобы ты была моей женой не смотря ни на что. Ты понимаешь смысл этих слов?
— Наверно нет. — Призналась я.
— Просто я никому тебя не отдам, что бы с нами не случилось, Галь. Я не могу себе позволить тебя потерять.
— Не знаю, чему верить: твоим признаниям или тому, что видела сегодня утром.
Его тело в одно мгновение приобрело ощутимую жёсткость, тепло угасло, словно заперлось внутри, не подпуская меня ближе.
— Ещё две минуты, Галь. Здесь очень красивый закат, но мы не сможем долго смотреть, иначе не найдём дорогу назад.
Просто стоять в тишине, в которой каждый думал о своём, мы прождали ещё ровно две минуты, после которых Дима молча развернулся и потянул меня за руку за собой. От лестного предложения пронести на руках ещё и назад, я отказалась, согласилась на пиджак, который прятал нежную кож рук, плеч, груди, от колючих веток, холодных листьев. Я шла и не понимала, что с ним происходит. Теперь, когда могла смотреть на широкую спину, на уверенные размеренные шаги, казалось, что та нежность, которую он показывает мне, даётся словно в награду за правильные ходы в игре. В его игре. Но едва лишь я делаю шаг в сторону, он щетинится, выставляя вперёд колючки. Говорит о любви и тут же умалчивает о том, что будет с нами дальше. Не желает объяснять свои спонтанные решения, которые оказываются продуманными и до безграничности правильными.
