Девушка замотала головой — отчаянно и яростно, не выпуская Поттера из объятий.
— Зачем ты так… — глухо выдохнула она. — Все же… получилось… Мы справились…
— Никогда больше так не делай! — снова чувствуя, как подступает к горлу горячая, темная злость, прошипел Гарри, чуть отстраняясь.
Низко опущенная голова Панси, ее светлая макушка — и волны обиженного, непрошибаемо каменного упрямства. Гарри вздернул пальцами ее подбородок.
Она плакала — молча, беззвучно. Но не отводила глаз.
— Ты — моя семья, Панси, — медленно произнес он. — Здесь не может быть… тех, кто дорог чуть больше или чуть меньше. И это — не просто ответственность… ты нужна мне. Вы все нужны, Панси, ты оскорбляешь меня, думая, что я выторгую жизнь Луны или Малфоя, отдав кому-то твою! Неужели ты этого не чувствуешь? До сих пор? Все еще думаешь, что ты — лишняя?
Губы девушки дрогнули — и вот теперь она, наконец, разрыдалась окончательно, в полный голос, уткнувшись носом в его плечо, вцепившись в пахнущую мужским телом рубашку и заливая ее слезами. И сильные руки, мгновенно обвившиеся вокруг ее спины, сейчас были всем, целым миром, за который не жалко было и умереть…
Точнее, не так — миром, в котором хотелось жить.
— Жить — это правильно, Панси, — выдохнув, одними губами улыбнулся Гарри, не выпуская вздрогнувшую девушку из объятий и целуя ее в висок. — Ты громко думаешь, извини…
Панси истерически фыркнула, все еще всхлипывая, и отстранилась, глядя куда-то вниз.
— Больно, — задумчиво пожаловалась она. — Пятку отбила, что ли…
Гарри поймал себя на дурацком, отчаянно несвоевременном желании расхохотаться. У нас просто истерика, мрачно подумал он, стискивая зубы. У нас обоих. Я сойду с ума, если подумаю сейчас о Драко. О том, что с ним.
— У меня никогда не было знакомых земных магов, — устало проговорил он вслух, слегка встряхивая девушку за плечи. — Но, по логике, если Малфой может летать, когда ему сильно приспичит, а я — испепелять, почему бы тебе не уметь давить всмятку предметы?
— Финниган — не предмет, — машинально откликнулась Панси. — И потом, я всего лишь раздробила ему пару пальцев. Или всю ладонь, не помню. Какая разница.
Они смотрели друг на друга во все глаза — друг в друга, и было неважно, что она говорит сейчас. Что они оба сейчас говорят. Все самое главное Гарри сказал ей, отказавшись пожертвовать ею ради спасения Луны и Драко. И всем самым важным она ответила, решившись пожертвовать собой ради них всех — сама.
— Разница в том, сможет ли он сейчас держать правой рукой палочку… — с тоской выдохнул Гарри сквозь зубы.
Панси чуть нахмурилась и слегка сжала губы, неуловимо превращаясь в ту самую холодную и рассудительную девицу, которую Гарри так часто в течение последних недель хотел придушить, как только она начинала излагать свои доводы — потому что места для чувств в них чаще всего попросту не предусматривалось. И то, что в ее глазах сейчас стояли невысохшие слезы, веки опухли, а на левой щеке все еще алел след пощечины, странным образом ничего не меняло.
— Гарри, если бы Финниган смог оторваться, Драко давно бы вернулся, — сказала девушка, пристально глядя на Поттера. — Им долететь до антиаппарационного барьера — дело пяти секунд. Скорее всего, они уже далеко отсюда.
Не согласиться не получалось — возможно, потому, что она, как в большинстве случаев, снова была права. Но и соглашаться с ней не было ни малейшего желания.
— Я должен пойти за ним, — глухо пробормотал Гарри.
— Кому ты это вдруг должен? — невыразительно поинтересовалась Панси. — И куда ты пойдешь? Они могут быть где угодно.
Он молчал — и что-то в его глазах подсказывало ей, что он пойдет все равно. Пусть даже и в никуда, просто положившись на случай.
Поморщившись, Панси слабо махнула рукой, сдаваясь, и шагнула к настенному шкафу, снимая с полки связующий амулет. Одно движение палочкой — и он вытянулся вверх, превратившись в высокую, почти в полтора фута, четырехгранную пирамиду.
— Что ты его уродуешь? — не выдержал Гарри.
— Мне так удобнее, — огрызнулась девушка. — Потом опять в бесформенную дрянь превратишь… если захочешь.
Кажется, перепалки со слизеринцами себя не изживут никогда, мрачно подумал Поттер, глядя, как она ставит амулет на столик и, повернув к себе матовой серой гранью, прикладывает ладонь к основанию. Грань тут же зашевелилась под пальцами, ровный серый фон заколыхался витками и нечеткими спиралями вихря — будто Панси держала в руке кусочек наполненного туманом пространства.
— Жив он, — спокойно констатировала она, судя по всему, окончательно взяв себя в руки. — И, похоже, взбешен.
Естественный в данной ситуации жест, которым она уверенно вытерла со щек тыльной стороной ладони остатки слез, выглядел почему-то до нелепости неуместно.
— Без тебя знаю, что жив, — буркнул Гарри, лихорадочно шаря взглядом по полкам. — Умер бы — ты бы тоже тут уже не стояла…
Нужный предмет, наконец, бросился в глаза. Гарри схватил его — это оказался высокий бокал для вина — и, взяв за основание, с размаху врезал им по кирпичной кладке камина. В руках осталась ножка — тонкий, цельный кусок прозрачного хрусталя.
Присев перед камином на корточки, Гарри, не долго думая, сжал осколок стекла в кулаке и, не обращая внимания на впившиеся до крови в кожу острые края, сунул руку в огонь.
— Карту тащи, — ровным голосом попросил он. — Лучше — всего мира, а не Британии. Бегом! — рявкнул он, не оборачиваясь.
Панси, вздрогнув от окрика, отняла ладонь от почти бесполезного сейчас амулета и быстрым шагом выбежала из комнаты, бросив полный горечи взгляд на все еще бесчувственную Луну. Когда Гарри начинал так орать, лучше всего, действительно, было бегать — и быстро — куда он велит, а не спорить или, упаси Мерлин, пытаться его успокаивать. Уж в этом она успела убедиться давным-давно…
* * *
Капли косого дождя хлестнули по щекам с такой силой, словно Драко в одно мгновение перенесся из Хогвартса в эпицентр бури.
Будто неведомая сила обрушилась ему на плечи, сдавила грудь и вышибла все сомнения и страхи, оставив только бурлящую, но холодную решимость, как только у зажатого в поднятом кулаке Финнигана куске хрусталя появилось имя — Панси. Та самая сила, что сдернула Драко с подоконника, что заставила рвануться за Симусом следом, в окно — она впилась в него тысячами уколов, вцепилась намертво — в горло, в глаза, в самый мозг, вынуждая продолжать двигаться и сужая весь мир до треснувшей ткани рубашки Финнигана, которую Драко не выпустил бы ни за что на свете.
Он не помнил, как они оказались над квиддичным полем — да и его-то заметил лишь потому, что здесь Симус вдруг резко сбавил скорость и попытался, обернувшись, стряхнуть с себя цепкие пальцы. Драко не видел его лица, только отчаянно отбивающуюся руку — почему-то одну, левую — и пронзительную зелень травы под ними.
