С этими словами он резко разворачивается и выходит из дома, хлопнув дверью. А я остаюсь смотреть на деревянное полотно и рыдать до икоты.
Потом я готовлю обед. Все действия происходят на автомате. Я как будто заморожена. Ничего не соображаю, просто совершаю отточенные годами действия. Пробую, но все кажется мне пресным, хотя я добавила достаточно специй. Как только заканчиваю готовить и накрывать на стол, слышу лай собак на улице, и у меня на голове шевелятся волосы. Финн ушел, я осталась дома одна без оружия и защиты, не считая двух псов. Я на дрожащих ногах подхожу к окну и шумно выдыхаю, оседая на подоконник.
Глава 21
Когда мое дыхание немного нормализуется, я снова выглядываю в окно на то, как Финн играет с собаками. Они лают, но теперь я могу различить радостный лай от остервенелого, который слышала в предыдущем доме. Тогда собаки как будто были готовы порвать того, кто пытается прорваться на территорию Финна. Теперь же они даже поскуливают, когда Финн награждает их за покладистость.
Через несколько минут я зову Финна обедать. Мы располагаемся за столом и начинаем есть.
― Финн?
― М?
― Я знаю, что ты злишься на меня, ― нерешительно начинаю я, пытаясь поймать его взгляд, который он постоянно отводит. ― И знаю, что надоела тебе этими разговорами. Но я прошу тебя еще раз подумать. Пускай не о себе, обо мне. Кто защитит меня, если с тобой что-нибудь случится?
Финн легонько качает головой.
― Мишель, ты не должна в это вмешиваться. Если я пообещал защитить тебя, значит, буду это делать. Пока эти подонки живы, мы с тобой постоянно ходим под пулями, понимаешь? ― Теперь я встречаю его прямой напряженный взгляд. ― И если позволить им добраться до нас, даже мертвые не позавидуют нашей участи.
По моей коже прошла дрожь от его слов.
― А что, если нам сбежать? Не знаю, в какую-нибудь страну, в маленькую деревню, где нас никто не найдет. ― От этой идеи во мне внезапно просыпается энтузиазм, и я точно знаю, что мои глаза горят. ― У тебя же есть связи, ты можешь сделать новые документы. Я могу перекрасить волосы, а ты… не знаю, побриться наголо.
Финн хмыкает и слегка качает головой.
― У мафии настолько длинные руки, что нам нигде не будет места в целом мире, Мишель. Они найдут нас.
― Но, может, именно поэтому и стоило бы остановиться? Чтобы еще сильнее их не бесить, и чтобы не распалять их желание убить нас.
Финн откладывает вилку и складывает перед собой руки, сплетая пальцы в замок. Он смотрит прямо на меня. Спокойный, решительный и… красивый. Я с удивлением отмечаю это, хотя раньше всегда смотрела на него только как на брата моего мужа. Или я пыталась себя в этом убедить. Финн всегда выглядел мужественным. В нем была и есть эта необъяснимая притягательность. Животная, первобытная. Как необузданный зверь, которого хочется приручить только потому что это словно вызов для любой женщины.
― Это был последний раз, когда я позволил тебе высказаться по этому поводу, Мишель. Не я принял решение. Его приняли за меня в тот момент, когда взорвали всю мою семью.
― Не всю, ― шепчу я.
― Почти всю, ― поправляется Финн. ― Самые дорогие мне люди отбыли на тот свет, потому что отец перешел дорогу какому-то мудаку из мафии. И теперь я стану той самой черной кошкой, которая регулярно перебегает дорогу ирландским мразям. И больше это не обсуждается.
Финн замолкает, закрыв мне рот взглядом, берет вилку и возвращается к обеду.
До вечера Финн занят. Он чистит оружие, постоянно проверяет что-то в своем ноутбуке и молчит. Напряжение в доме, кажется, можно пощупать. Воздух настолько накален, что я едва могу дышать. Занимаясь фотографиями, я то и дело бросаю взгляд на Финна. И снова мне хочется вскочить на ноги, побежать к нему и крепко прижаться, чтобы почувствовать присущий только ему запах и услышать под щекой биение его сердца. Но я знаю, что он, скорее всего, оттолкнет меня. Финн точно не позволит это проявление нежностей, когда он так сосредоточен. Я тяжело вздыхаю и возвращаюсь к работе.
Так проходит весь день до самого вечера. Финн едва бросает на меня мимолетные взгляды. Я на автомате готовлю ужин и зову его к столу. Он приходит, когда уже все успело практически полностью остыть, но мне плевать. Аппетита нет, и я лениво ковыряю лазанью вилкой. От волнения желудок скрутило спазмом, а в горле встал ком, который не позволит мне проглотить ни кусочка. Финн же, напротив, с аппетитом поглощает ужин, несмотря на то, что он не горячий.
Я не свожу с Финна взгляда. Внутри меня зарождается страх, что я вижу его в последний раз. И мне не хочется верить в то, что это предчувствие, а не простой ужас при мысли о том, насколько опасной деятельностью он занимается и против кого так настырно идет. Когда Финн поднимает на меня взгляд, я чувствую, как начинает трястись моя нижняя губа, а ком в горле становится горьким. Мне хочется снова и снова умолять Финна не идти на очередное убийство, но его тяжелый взгляд ясно дает мне понять, что точка в этом разговоре была поставлена еще в обед, и возвращаться к нему он не намерен.
После ужина я мою посуду и пытаюсь сдерживаться, чтобы не разрыдаться. Уверена, это взбесит Финна еще сильнее. А я не хочу, чтобы он нервничал. Вдруг у него дрогнет рука и он сам станет целью? Что будет, если… Трясу головой, чтобы отогнать непрошенные мысли со страшными картинками, которые назойливо пробираются в мою голову. Нельзя. Мал когда-то говорил, что нельзя настраиваться на негатив перед дорогой, иначе она не будет удачной. Возможно, сейчас тоже такой случай, и мне просто нужно верить в то, что через пару часов ― или сколько там нужно времени на убийство ― Финн вернется ко мне здоровый и невредимый.
Я вытираю руки полотенцем, когда Финн входит в кухню. Я поворачиваюсь и с ужасом наблюдаю за тем, как он кладет на стол пистолет. Я умею стрелять, мы с Малом не раз приезжали на стрельбище на фабрике Финна. Он смотрит на меня.
― Это на случай,― начинает Финн, а я тяжело сглатываю, ― если тебе понадобится защитить себя.
Внезапно в моей голове проскальзывает шальная мысль. Я спокойно подхожу к столу, поднимаю пистолет, а потом резко снимаю с предохранителя и наставляю его на Финна. Его брови взлетают вверх, и он поднимает руки.
― Мишель, ― говорит Финн, глядя на меня вопросительно.
― Я не хочу… ― из меня вырывается всхлип, а руки слегка дрожат, сжимая пистолет. ― Не хочу, чтобы ты туда шел.
― Детка…
― Нет, Финн! ― выкрикиваю я. ― Ты останешься. Я тебя… привяжу… прикую. Ты никуда не пойдешь.
Глаза наполняются слезами, и изображение размывается. Я не успеваю уловить момент, когда Финн подныривает вниз, исчезая из прицела, в секунду оказывается у меня за спиной и, крепко сжав мои руки, вытаскивает из них пистолет. Я разворачиваюсь к нему лицом и начинаю рыдать. Слышу, как щелкает предохранитель и пистолет с грохотом снова оказывается на столе. Финн гладит меня по волосам и шепчет слова успокоения, ожидая, пока закончится моя истерика.
Через некоторое время Финн стоит у выхода. У его ног стоит черная сумка, и я знаю, что там оружие. На руках Финна черные перчатки, а маска скручена на голове в виде шапочки.
― Примерно через час надо покормить собак, ― говорит он. В голосе только металл и решительность. Ни одной мягкой нотки. Взгляд тоже режет жесткостью, он смотрит на меня сейчас не так, как обычно. В голове проскакивает странная мысль, что так убийцы настраиваются на то, что собираются совершить. ― Не забудь запереть дверь, как вернешься в дом, и закрой ставни.
Я не выдерживаю и за пару мгновений преодолеваю расстояние между нами, бросаясь в открытые объятия Финна. Он крепко прижимает меня к себе и зарывается носом в мои волосы. Потом нервно сдергивает резинку с волос и запускает в них пальцы. Снова недовольно дернувшись, Финн сбрасывает с рук перчатки, и теперь уже я чувствую его горячие руки вместо прохлады перчаток. Я вжимаюсь в его тело настолько сильно, насколько могу. Жадно втягиваю его запах и крепко зажмуриваюсь, чтобы запомнить соприкосновение наших тел. Я как будто провожаю его на войну, что недалеко от правды.
