— Странно. Эти образцы были на месте. Два года тишины. Он погубил двоих изгоев и ждал два года, прежде чем сделать это снова. Что-то новое в формуле… — Уэнсдей открыла справку об эксперименте. — Вот этого компонента раньше не было.
— И ты знаешь, что это? — спросил Донован, всматриваясь.
— Нет… Но можно узнать. Просто нужен химик. У нас в Неверморе целый штат высококвалифицированных преподавателей, которые могли бы сделать заключение, — собрала она бумаги. — Поехали!
— Ладно… Ладно, Аддамс. Поехали, — направился за ней Донован. — Какая ты шустрая.
— А Вы крайне медлительны для шерифа, — констатировала она, присаживаясь в его машину и пристегивая ремень безопасности. Донован лишь молча покосился на неё и направился в путь.
В Академии они связались с одним из преподавателей. Доктором наук мистером Крэнстоном.
— Этот компонент — что-то ранее неизвестное… Вряд ли такая генная разработка может попасть в обычную психиатрическую клинику, мистер Галпин.
— То есть? Что Вы хотите сказать? — спросила Уэнсдей, уставившись на него.
— Я хочу сказать, что это генная инженерия, и это другой уровень. Я такого даже не видел. Эти компоненты есть только в Правительстве, — указал он пальцем на бумагу. — Как Вы сказали, его фамилия?
— Хэндриксон. Джон Хэндриксон, — ответила она, нахмурившись.
— Тогда всё ясно. Стивен Хэндриксон сидит в департаменте здравоохранения, скорее всего, это его сын.
И тут пазл сложился. Хэндриксон Джон не просто проводил эксперименты над изгоями, он намеренно собирал образцы цепочек ДНК для своего папаши, убивая при этом невинных людей.
— Сукин сын. Вот куда ушли образцы, — по её коже неприятной волной пробежали мурашки. — Вот ведь ублюдок!
Уэнсдей взбесилась настолько, что хотела выследить его и отрезать ему пальцы. Она буквально сразу рванула к выходу, но Донован перехватил её.
— Ты не понимаешь?! Уэнсдей, так не работает. Есть люди, до которых не дотянуться!!! — закричал на неё Донован сердитым тоном.
— И что теперь, сидеть, сложа руки, пока Тайлер лежит в могиле?! Да ну, нахер, Донован!!! — выплюнула она в гневе.
— Какие же вы с ним упертые бараны, одинаковые!!! — ударил он ладонью по стене. — Пойми, я тоже был таким. Думал, что всё подвластно. Думал, что мир узнает о справедливости. Я во всё это верил, Уэнсдей. Но мне сейчас пятьдесят один год, я нихрена не добился. Я — вдовец, и мой единственный сын лежит в земле. Думаешь, я верю сейчас во что-то?! В Бога, в Дьявола, в справедливость, в сраный значок, которому служил тридцать с лишним лет?! Нет, я не верю! И я говорю тебе! Послушай! Если эти образцы были нужны для Правительства США, а ты этого никогда не узнаешь, то ты ровным счётом нихрена не докажешь, девочка!!! — из глаз Донована потекли слёзы, как и из глаз Уэнсдей.
— Не учите меня, как набивать шишки, я умею и сама, — разревелась она сильнее, и он крепко обнял её, прижимая к своей груди.
— Я знаю, как сильно ты его любила, дочка, я это знаю. И знаю, как он любил тебя. И это больно. Больно так, что не можешь дышать. Ведь я тоже терял любовь, но у меня оставался сын. А теперь у меня никого нет. Его больше нет, — сжал он руками её маленькое тело, пока его трясло. Так, в Академии Невермора, прямо в коридоре они прекрасно понимали, что не справятся с тем, что узнали. Что нависло над ними грозовым облаком и не давало дышать… Уэнсдей шмыгала носом, задыхаясь.
— Если я не могу выйти наверх. Если я не могу предотвратить это. Я просто убью этого жалкого докторишку, — ответила она грозным тоном, чем вызвала у Донована нервный смех.
— Прекрати так шутить, милочка. Я знаю, что ты жуткая, но ты — не убийца. Мой сын поэтому и связался с тобой. Ты делала его лучше, — сказал он, вытирая с её щек слезы.
— Ваши руки пахнут сигаретами, — промолвила она сдавленным тоном, и он остановился.
— Извини.
— Ничего, можете дать мне одну? — спросила она, и Донован поднял брови.
— Эээм… Да, да, конечно, бери, — протянул он ей пачку. — Я уже забыл, какими вы стали взрослыми…
— Это — не показатель, — ухмыльнулась она. — Вся наша с ним жизнь… Не показатель того, что мы с ним выросли… Скорее, наоборот, мы с ним так и не смогли перейти этот барьер, где бы до конца принимали друг друга…
— Ты мыслишь намного взрослее и правильнее, чем я во время жизни с Франсуа. Тогда всё казалось таким обыденным. Таким постоянным. Я и представить не мог, что потеряю её. Я просто не думал об этом, — вышли они на улицу, и он поджег ей сигарету.
— Как и я, мистер Галпин, как и я, — согласилась она, делая затяжку.
Он довез её до дома, и она окончательно расклеилась от безысходности, да ещё и Тайлер никак не появлялся в отражении. Отвлечь от зеркала её смог только Ксавье, который неожиданно приехал к ней с сюрпризом — маленьким черным кане-корсо в руках. Собака её мечты.
— Откуда ты… Как ты узнал? — спросила она, переняв щенка на руки. Она очень давно хотела себе такого. Они с Тайлером думали о том, чтобы завести собаку, но их очень часто не было дома, а Уэнсдей не любила мучить животных, только людей.
— Я просто запомнил. Ты как-то говорила, — ответил он, улыбаясь. Она искоса посмотрела на него, ведь не помнила, что говорила ему такое. Это было личным. Но ей настолько нравились эти щенки, что она не могла от него оторваться. Черная, идеально сияющая шерсть переливалась на солнце, как обсидиан. Две бусинки смотрели на нее с невероятной любовью и нежностью, и она понимала, что у него так же нет никого, кроме неё.
— Назову его Октавиан, — посмотрела она на Ксавье серьёзным взглядом, и он рассмеялся.
— Ну да… Я и забыл про эту твою странную забаву… Называть питомцев именами римских императоров, — подметил он, гладя щенка по гладкой спинке.
— Октавиан, фас! — сказала она грозным тоном, и щенок поджал хвост.
— Кажется, твой защитник испугался твоего голоса, — посмотрел Ксавье лукавым взглядом и слегка покраснел.
— Ничего, я научу его… кусаться… Можешь не сомневаться…
====== Глава 12. Тринадцатое ======
Комментарий к Глава 12. Тринадцатое У меня сердце разлетается на части, когда я о них пишу
