— Милый мой человек. — У меня разрывается сердце от боли за женщину, для которой все было уже слишком поздно, и за мужчину, который лежит рядом со мной. Любовь обошлась с ним жестоко. — А что было после?
— Я пошел к ее дедушке с бабушкой. Поначалу они не хотели брать мои деньги, но, увидев, что я все равно не отступлюсь, все же приняли мою помощь. Чему я был рад.
Волна ревности бьет меня прямо в грудь.
— Ты еще любишь ее?
Его взгляд обжигает.
— Нет, Блэр. Не люблю.
Сквозь меня проносится внезапный всплеск острой, головокружительной нежности к мужчине напротив. Я забираюсь на него, ложусь и, стремясь прогнать из его глаз угнетенное выражение, начинаю с головы до пят осыпать поцелуями.
— Знаешь, что я думаю?
— И что же, моя дорогая?
С порочной улыбкой на лице я провожу языком по его соску.
— Я думаю, нам надо вдрызг упиться шампанским. — Моя ладонь змейкой проскальзывает между нами и, обхватив его член, начинает неспешно ласкать его, пальцы ощущают, как он твердеет. — Или заказать много-много вредной, жирной еды…
— Да? — выдыхает он, закрывая глаза.
Попался! Я отпускаю его, беззащитного, и молниеносно бросаюсь в атаку. Щекочу подмышками и по бокам, заставляя расхохотаться, но в момент, когда я думаю, что победила, Лоренс внезапно переворачивает меня и, подмяв под себя, берет в плен, а его пальцы начинают неумолимое наступление на мое тело. Мы смеемся, смеемся, смеемся… пока у нас не начинают болеть животы, а на глазах не выступают слезы.
— О боже, Лоренс, перестань! — хриплю я. — Умоляю тебя!
— Попроси как надо.
— Ты победил! Победил!
Лоренс останавливается и начинает покрывать поцелуями каждый дюйм моего тела, успокаивать меня языком. К тому времени, как он добирается до моих губ, я встречаю его полуоткрытым, изголодавшимся по нему ртом.
— Проклятье, Блэр, — произносит он хрипло. Накручивает мои волосы на ладони, взгляд блуждает по моему лицу. — Ты хоть представляешь, что ты со мной делаешь?
Я трясу головой, но что захватывает меня врасплох, моментально лишив дара речи, так это проблеск живой эмоции, которая на долю секунды появляется в глубине его глаз.
— С тобой я снова вспоминаю, каково это — жить. С тобой я…
Пока его слова заплывают мне в уши, я слышу совсем другой голос, а перед глазами появляется совсем другое лицо…
…Он усмехается.
— Давай завтра встретимся, Блэр.
Борясь с желанием улыбнуться, я качаю головой.
— Я наверняка пожалею об этом.
— Может быть… но разреши себе хоть немного пожить.
— Я люблю, когда все просто и строго по плану.
— Лучше прожить жизнь, полную сожалений, чем не жить вообще. — Он понижает голос и прибавляет хрипло: — Позволь показать тебе, как это делается…
…Нет, нет, нет, нет, НЕТ! Ронану нельзя рушить этот момент. Только не сейчас. Пожалуйста. Накрывая ладонями щеки Лоренса, я надеюсь, что он не слышит боль в моем сердце, когда я притягиваю его к себе.
— Ш-ш… Поцелуй меня, Лоренс.
Когда наши губы сливаются воедино, я понимаю, что целую его, отдавая себя без остатка, обманом заставляя себя поверить в то, что он, этот мужчина, и есть тот, кто мне нужен. И по мере того, как поцелуй становится все нетерпеливей, все жарче, понимаю, что верю своей собственной лжи.
Он отстраняется.
— Давай вернемся ко мне.
— Зачем? — Я сонно моргаю. — Что не так с моими апартаментами?
— Ничего. — Он обнимает меня покрепче. — Я хочу проснуться рядом с тобой у себя в постели.
Позже, оказавшись в теплом, безопасном пространстве его спальни, я засыпаю в объятьях Лоренса. И в этом полубессознательном состоянии, когда сооруженная мною ложь начинает отшелушиваться, открывая спрятанную под ее слоями-обманками правду, я мечтаю о том, чтобы меня обнимали совершенно другие руки.
ЛоренсЯ притягиваю ее, завернутую в мои объятья, ближе и смотрю, как она засыпает. Зарываюсь в ее волосы носом и дышу ею, мечтая поведать ей, что она со мной делает, какие чувства и желания во мне пробуждает. Я не планировал рассказывать ей о своем прошлом. Я никому о нем не рассказывал. Но открылся ей — неожиданно для себя, — и воспоминания впервые не причинили мне боль. Словно прошлое по-настоящему стало прошлым.
Я невесело хмыкаю. И как у нее получается доводить меня до такого безумия, вызывать у меня такую жажду и страсть?
Иногда я спрашиваю себя: что, если карме просто нравится веселиться за наш счет? Ты говоришь жизни, что хочешь свернуть налево — но обнаруживаешь, что дорога завалена камнем, и поневоле сворачиваешь направо. Ты говоришь жизни, что нашел женщину, на которой хочешь жениться — а она влюбляется в твоего лучшего друга. Ты говоришь жизни, что твое сердце больше не ускоряется при виде чего бы то ни было, и что же делает жизнь? Шлет тебе женщину с острым язычком и огнем в глазах, при виде которой твое сердце не просто ускоряется, но начинает пульсировать с такой интенсивностью и с такой страстью, что тебе остается лишь удивляться, как оно еще не разорвалось на куски. Ты говоришь жизни, что для счастья тебе нужны только успех и работа, и какое-то время оно так и есть… пока ты не вынуждаешь ту женщину улыбнуться. После чего понимаешь, что все это ложь, потому что готов отдать все, что имеешь, до последней рубашки, лишь бы она улыбнулась тебе еще раз.
Так что я не должен удивляться тому, что одного ее тела мне теперь недостаточно. Я хочу все. Хочу владеть ею всей.
Смотреть, как она, впиваясь ногтями мне в спину, разлетается на осколки в моих объятьях и с моим членом, пульсирующим внутри… Смотреть, как она растворяется во мне и в том наслаждении, которое я даю ей…
Боже, это можно созерцать бесконечно.
Я живу ради этих моментов, когда моя дикая красавица забывает о страхах. Она — воплощенная красота. Она — разрушение. Лишь одна мысль о том, что ею обладал и обладает до сих пор кто-то другой, заставляет меня сходить с ума от яростной ревности. Потому что она моя, пусть пока что этого и не знает.
Я всегда был уверен, что мне больше не полюбить. После того первого разочарования я поклялся больше никогда не позволять любви себя одурачить. Но глядя на женщину, спящую у меня на груди, я чувствую, как моя решимость рушится, как надежда из огонька становится пламенем. Может быть, я был не прав — может быть, у меня все-таки есть второй шанс.
Я медленно веду пальцем по ее мягкой, теплой щеке. Может, цепляться за надежду и глупо, но порой надеяться — это все, что нам остается. Эта женщина вызывает у меня желание завладеть абсолютно всем. Всем ее смехом. Всеми стонами. Всеми поцелуями. Всеми мыслями. Я хочу, чтобы все это стало моим, несмотря на то, что расплачиваться мне предстоит собственной кровью. Но в том-то и суть, разве нет? Я хочу, чтобы она стала моей.
