Боги свидетели, я совсем не выспался. После «винопития» с госпожой Новоселовой у меня болел член — мой бедный, несгибаемый воин. Такое жуткое ощущение словно кто-то сдавил его железной рукой и не отпускает, желает выжать, все, что там осталось. Да и сама Новоселова пострадала. Она выходила от меня в пять утра, не совсем естественно переставляя ноги и страдальчески поджав губки. Да, кстати, подушка… Даша очень боялась, что ее вскрики услышит графиня. Я посоветовал ей зажать зубами подушку — вот ее беспощадная служанка прогрызла в трех местах. Перья валялись на кровати. Проводив Дашу, я поспал еще час с небольшим и снова будильник — увы, пора в школу.
Вскочил, натянул валявшиеся на полу трусы, сделав это очень вовремя — незапертая дверь распахнулась, в комнату вошла мама. Ее взгляд тут же зацепился за бокалы с недопитым вином и перья, валявшиеся на постели и на полу.
— Даша у тебя спала? — строго спросила графиня.
Глава 10
Варшавская башня
М-да, ситуация неприятная. Еще и дымом слегка припахивает — мы с Дашей курили перед ее уходом. И пачка «Никольских» на моем рабочем столе. Эх, Астерий, снова с тобой как с маленьким мальчиком, глядишь, еще по попе отшлепают.
— С чего ты так решила? — я-то знаю, что отвечать вопросом на вопрос иногда очень полезно. Особенно, когда ты не хочешь врать и при этом пока не знаешь о степени информированности собеседника.
— Она вышла из твоей комнаты рано утром! Я видела! — мама решительно переступила порог.
— Мам, но ты забыла одну важную вещь, — заметил я, набрасывая халат.
— Какую еще вещь? — она подошла к столу и схватила пачку сигарет.
— Забыла, что я взрослый. Забыла, о чем я несколько раз уже говорил с тобой. Давай, ты вспомнишь об этом прямо сейчас? — спокойно предложил я.
— То есть, по-твоему, я должна не заметить, что вы здесь пили вино, как очень-очень взрослые⁈ — возмутилась она, открыв пачку «Никольских» и втянув ноздрями табачный запах.
Я знал, мама иногда курила, редко, если расслаблялась в приятной для себя компании, а после смерти отца несколько чаще, но она старалась это не делать при мне.
— Отчего же, ты можешь заметить, но не придавать этим пустякам такого трагического значения. Скажу более, если родители что-то запрещают детям, то дети делают это тайком с еще большим энтузиазмом, — я открыл окно шире и отдернул занавес. — А уж взрослые дети, те вообще считают, что запретами их принижают в правах, из-за чего у взрослых детей в душе растет протест и желание делать что-то вопреки наставлениям родителей.
Мама стояла изумленная моей речью, потом сказала:
— То есть, ты меня сейчас воспитываешь?
— Мам, если я скажу, что «да», то тогда уже у тебя возникнет протест в душе, ведь ты тоже взрослый ребенок — ребенок своей мамы, — я улыбнулся. — Поэтому — нет, не воспитываю. Я лишь делюсь с тобой своими соображениями о правильном воспитании. Делюсь потому, что знаю: ты у меня мудрая и сделаешь из них правильные выводы. Также?
— Но я в ужасе от того, что здесь случилось! Я не хочу, чтобы ты пил вино, да еще со служанкой. Не хочу, чтобы она ночевала с тобой в одной постели! Ты мой сын и ты граф — не забывай об этом! Такого между вами я больше не допущу! — со стороны показалось, будто графиня желает сейчас топнуть ножкой, как она это обычно делала, выражая возмущение.
Однако мое спокойствие и улыбка в корне ломали всю серьезность ситуации, и я сказал:
— Мам, ты же понимаешь, что гораздо лучше если я пью вино дома со служанкой, чем где-то в кабаке, в дурной кампании с распутными дамами? Уверяю, я сам прекрасно понимаю, что хорошо и что плохо. Есть та грань, которую я не переступлю. Вот, к примеру, в субботу мы едем на бал к Евстафьеву, там все будут слегка баловаться игристым вином, насколько это плохо? Ты тоже выпьешь пару бокалов, правда? И за ужином во многих приличных домах выпить немного вина, считается хорошим тоном.
— Это совсем другое, Саш! — Елена Викторовна положила пачку «Никольских» в карман своего халата.
— Ах, другое… Тогда, ответь мне на важный вопрос. Только быстро, не думая, — я встал напротив нее пронзительно глядя в глаза: — В каком возрасте ты первый раз попробовала вино? Быстро и честно!
— В шестнадцать лет… — быстро произнесла Елена Викторовна, поддавшись на мою практически гипнотическую провокацию. И тут же спохватилась: — Саша, ты что меня еще допрашиваешь⁈
— Вот! — многозначительно подняв указательный палец, я рассмеялся. — В шестнадцать лет. Я даже про первых мальчиков спрашивать не буду. Ай-я-яй, мама. Ты в шестнадцать, а мне несколько больше — я уже школу заканчиваю. Ты и папу ругала за то, что он курил, хотя он был взрослым, состоявшимся человеком, на четыре года старше тебя. Дам тебе совет: не нужно другим людям, тем более близким, дорогим людям, постоянно навязывать лично твои правила. Давай договоримся так, — подошел и взял ее обе руки: — Ты будешь терпимо относится даже к тому, что тебе не нравится в моем поведении, и тогда мы не будем ссориться. Я был и буду для тебя хорошим сыном. Только ты сделай важную поправочку в своих взглядах: сыном твой уже взрослый. Мой голос и мои решения в семье, как мужчины, теперь значит так же много, как и твои. Да, кстати, — я сунул руку в карман ее халата и вытащил пачку «Никольских»: — Ты все равно такие не куришь. Ты же предпочитаешь «Госпожа Аллои»? Сегодня я куплю пачку твоих любимых и положу в твой халат. Заметь, я не ругаю тебя за то, что ты тоже иногда куришь. Это твоя маленькая слабость — она даже мила.
— Саша! — она все-таки топнула ножкой.
Я, сдерживая смех, поцеловал ее в щечку и сказал:
— Очень прошу, не надо увольнять Дашу. Здесь виновата не она, а моя мужская настойчивость и, кстати, возраст. Ты же понимаешь, что в моем возрасте хочется очень много чего. Обещай, что не уволишь Дашу и не будешь ее ругать.
— Я ее накажу, можешь в этом не сомневаться! — ответила строгая госпожа Елецкая.
К дому Синицыных пришлось добираться бегом. Из-за затянувшегося общения с мамой, я вышел намного позже и явно не успевал ко времени встречи с Айлин. Но бегом — это хорошо. Мне не хватало пробежек. Хотя бы так, в неудобной обуви и одежде, на недостаточно длинной дистанции. Айлин меня уже поджидала, и когда я подбегал, вытащила из кармана часы, держа их перед собой и поглядывая на циферблат, сказала, подражая школьному тренеру:
— Не укладываетесь, ваше сиятельство. Вам нужно меньше себя жалеть и уделять больше времени физподготовке!
Вместо ответа я поцеловал ее жарко в губы, и лишь потом спохватился: поцелуй вышел провокационный, прямо под окнами ее дома.
Мы едва не опоздали к первому уроку. Зашли, и почти сразу за нами Мавецкая — преподаватель по органической химии. Что я успел заметить: Сухрова в классе не было, Лужин сидел мрачноватый, отведя взгляд, но большинство одноклассников поглядывали на меня и Айлин с любопытством. По химии сегодня мы готовились к предстоящей полугодовой контрольной, и поскольку я решил окончить школу второго круга с хорошими оценками, пришлось все внимание уделить разъяснениям Мавецкой.
Когда прозвучал звонок на перемену, я сказал Айлин, что хочу переговорить с Ковалевской и попросил не ходить за мной. Мое предложение выйти покурить княгиня приняла с показной неохотой, но все-таки смиловалась, вышла к центральному входу под портик.
— Что тебе надобно, господин Елецкий? — она редко курила тем более в столь людном месте, но в этот раз достала из пачки длинную сигарету, похожую на соломинку для коктейля.
— А чего ты такая сегодня сердитая? Вчера ко мне была много милее, — я щелкнул зажигалкой, давая прикурить в первую очередь даме.
— А вот так. Мое настроение — мое дело. Выкладывай, что от меня хочешь, — огонек на конце ее сигареты вспыхнул ярче, она затянулась.
