Если будет гноиться - что ж, Поттер как-нибудь уж сам пускай выпутывается, а жить… здесь без Квотриуса… Северус не представлял себе такой жизни - значит, и умирать только вдвоём, вместе.
Он уже закатал рукав, как вдруг непонятная сперва темнота накрыла его с головой - он временно ослеп и оглох, потеряв и чувство времени. Это был, как Северус понял, пик действия черномагического заклинания, и он пережил его, лишь на некотoрое время потеряв сознание и упав, слава Мерлину, не на брата, а рядом, на одну из отброшенных Поттером грязнющих овчин… пропустив самое интересное - гной из раны Квотриуса перестал выделяться в то же мгновение, когда волшебство Тёмных Искусств отобрало все силы у заклинателя, накладывавшего его.
Северус едва мог пошевелиться, но вот рана Квотриуса, с которой уже текли по спине ручейки клейкого, зловонного, буровато-кровянистого гноя, нуждалась в неотложном протирании. Профессор на время забыл о тлетворном кинжале и о собственных мыслях столь мучительного ухода из жизни в горячке и бреду, в котором он мог выдать тайну своего появления в этом врнмени. Сейчас он был способен думать только о чём-то одном, и он думал лишь о почему-то о затихшем и… О, милостивые боги! Мирно спящем Квотриусе… Да, Квотриус перестал метаться в аду да бреду от жара и боли и, изнурённый, заснул! Северус направил волшебную палочку себе в грудь и произнёс тихим из-за слабости, но полным решимости, словно бы отчуждённым голосом:
Так, снова собраться с силами, которых нет, и:
- Enervate! Enervate!
Раза с седьмого довольно мощный Enervate Снепиуса Северуса - колдовство некое, пред тремя всадниками, вновь пришедшими проведать Квотриуса, произведённое - подействовал. Правда, от голода волшебника ужасно подташнивало, ведь это заклинание просто придаёт сил и выводит из обмороков, но для этого нужно учиться на колдомедика , хотя Северус и учился, и небезрезультатно.
Однако вот уж чего Enervate не делает, так это не наполняет желудок едой, тёплой, хорошо, без спешки прожаренной бараниной, такой вожделенной, хотя раньше Северус и представить себе не мог, что ему когда-нибудь… так захочется этого жирного, противопоказанного ему, «мсяо». Иначе эту жирнющую, волокнистую массу не назовёшь… Но сначала надо привести в порядок рану Квотриуса, а то даже шва, наложенного столь усердно ночью, не видно из-за этой дурно пахнущей жижи, а, прямо сказать! - вонючего густого клейстера.
Северус с новой энергией, размашисто, еле контролируя движения из-за искусственно повышенного тонуса организма, принялся оттирать выделения и добился успехов - шов сиял, будто никакая зараза не коснулась его. Мысли о смерти давно уже покинули Снейпа - с того момента, когда он узрел Квотриуса, звезду свою нездешнюю, радость жизни, возлюбленного души своей, основу основ своих, звездоокую душу свою, ту всю, что в нём - мирно спящим. Да, вот и горячка тоже спала, слава всем ромейским и магическим богам, а в особенности, Асклепиусу Мудрому и святому Мунго.
… Последний был целителем бескорыстным, ни разу ни взявшим платы за излечение даже безумных; волшебников парализованных; магов, от ран умирающих. Жил-то святой Мунго в неспокойное время феодальных войн и раздоров, всяческой сумятицы. Так, что доставалось ему много волшебников, тяжко искалеченных проклятиями…
Зельевар приподнял полог шатра - тут ему на счастье мимо проходил легионер, которому Снейп, ничтоже сумняшеся, просто приказал принести еды из оставшегося меню на завтрак для сыновей военачальника - один ведь тяжело ранен, и его нельзя оставить без присмотра. Солдат понимающе кивнул и поспешил за едой.
Никогда ещё Северус не ел с таким желанием поскорее набить живот - его аппетит всегда отличался умеренностью, а в этом… времени, так и вовсе упал почти до нулевой отметки. Но сейчас он нажирался, как дикарь, давясь от спешки, Он уже привык это делать… здесь, трапезничая единожды в день, но более постной пищей - хлебами и говядиной. Однако насчёт пожирания жирных кусищ баранины - всё это было ещё впереди. Можно сказать, что аппетит, вызванный магией, у Северуса только зарождался.
Правда, сейчас остались только куски мяса на рёбрах и, обгладывая их, Северус внезапно некстати вспомнил про свиные рёбрышки под соусом карри - одно из лучших блюд такой разнообразной и изысканной кухни Гоустл-Холла. Не то, что свинина по-китайски, жирнющая, плавающая и утопающая в густом, остром, пряном и тоже очень жирном соусе, которую подавали исключительно для крестника в Малфой-мэноре.
Снейп даже дал себе слово, торжественно поклявшись перед самим собой, навещать почаще родной замок. Ведь его после аппарации в холл так радушно встречали домашние эльфы, прибежавшие с кухни. Там они лениво отдыхали после ежедневной уборки всех помещений Гоустла - родного для них дома. Эльфы изо всех сил сдерживались, чтобы не упасть ниц - Северус не любил, когда перед ним ползают - магглы, волшебники, нелюдь. Ему было всё равно. Кто угодно.
Эта нелюбовь произошла из-за частого коленопреклонения перед Лордом - ему, графу Снейп, нужно было унижаться перед чудовищем, что в душе, что, последние три года, и снаружи - красноглазой, змееподобной, с нечеловечески длинными конечностями, ущербной дрянью, скотиной.
Позже вскрылось, что Лорд был дрянным полукровкой, воспитанным в маггловском приюте, в то время, как Северус проводил детство куда как с лучшей целью - в благом ребяческом рвении научиться сразу и всем-всем на свете заклинаниям, проклятиям и порчам Тёмных Искусств.
На это ушло более двадцати пяти лет, наполенных неусыпными, в прямом сысле этого слова, трудами. Снейп изучал черномагические заклятия по ночам даже в Хогвартсе, не говоря уж о Гоустл-Холле.
Зато теперь Северус, разбудите вы его среди ночи и, выслушав поток своеобразных, витиеватых оскорблений в свой адрес, подождите, пока он иссякнет, а затем попросите профессора, да помягче, понежнее, воспроизвести то или иное заклятье, он его вам выдаст, не задумываясь. Но ещё и добавит премного густого соуса едких высказываний о вашей непроходимой тупости и незнании азов магии.
Баранина почти остыла, зато была не слишком жирной, не как тот достопамятный «агнец» в доме Малефиция на праздничной трапезе, в ходе которой он… А, лучше не вспоминать! А вот ночью после неё… Тоже не к еде воспоминаньице. Да за какую ячейку памяти ни возьмись - везде в итоге окажется Квотриус, но какой же разный! Северус ещё помнил тот ненавидящий взгляд, блеснувший из-под длинных, девичьих ресниц «Братика», когда тот стоял на коленях перед Северусом, принуждённый поцеловать его руку вместо принятого среди ромеев братского объятия… А потом другие, смущённые и заискивающие взгляды, бросаемые в библиотеке словно бы тайком, но так, чтобы высокородный патриций и Господин дома заметил бы их… Да разве время сейчас предаваться воспоминаниям? Это время впереди… в «том» времени - эпохе ста лет одиночества.
