Ведь вот же он сейчас, рядом, его желанный, такой страстный и податливый в любви Квотриус, мирно посапывающий, уткнувшись в покрывало, брошенное прямо на землю, безо всяких вонючих овчин, к коим Северус уже привык, так же, как к их вонище, к неотколупленным кусочкам гнилого мяса. Ибо всё делалось на стоянках, в спешке, в том числе и свежевание, и сушка на палочках-распорках…
… Но пора Квотриусу и поесть, пока баранина вконец не превратилась в осклизлый кусок с костями.
- Квотриус, любимый мой, просыпайся!
Отсутствие реакции.
Вторая попытка:
- Квотриу-ус! Побудка! Рог протрубил!
- А?! Что?! Уже?! А одежда опять не прикрывает наготы моей… О, милосердные и справедливые боги отца моего, не прогневайтесь на жалкого полукровку, забывшего одёрнуть тунику свою!
- Ничего страшного и греховного, о Квотриус мой, путеводная звезда моя, не произошло. Успокойся, возлюбленный - твоя туника не одёрнута, ибо ты ранен, и это я задрал подол её - мне нужно было ухаживать за твоею раною, не более того. Поверь, боги, благодаря заступничеству Асклепиуса - Врачевателя, не будут гневаться на тебя. Главное, что сумел проснуться ты по побудке, вовсе не слыша звуков её громогласных, пробуждающих в лагере и всадника, и солдата Божественного Кесаря.
- … Да… Я помню удар чем-то острым в спину… Оно вошло в мою плоть… Потом было очень больно, а после… началось жжение и ещё более злая боль… Что было затем - не помню.
Но сейчас осталась только слабость и жажда. Да ещё хочется поесть, хотя бы немного.
Но я смотрю, уже позднее утро, время стремится к полудню, и в лагере давно уже оттрапезничали, пока я, кажется, спал. Ведь я спал, высокородный патриций и брат мой возлюбленный? Ты позволишь называть тебя и днём ласковыми именами и прозвищами, мой Северус, «суровый» по имени, но не по делам мои многим… брат сводный, и только. Прошу, забудь оговорку мою. Она же не означает ничего! О, ровным счётом, ничего, поверь мне только лишь!
- Да и не упомню я оговорки никоей в речи твоей, возлюбленный… брат - бастард мой, - преувеличенно оживлённо воскликнул Снейп.
Ему не хотелось разводить сейчас телегу о том, кто кому на самом деле кем приходится в истинной реальности.
- Да, я позволяю тебе, звезда моя нездешняя, Квотриус, возлюбленный, кровь сердца моего, основа разума, свеча, освещающая душу мою…
Пить я тебе принесу, а еда - вот она - кусок бараньего бока. Увы, лучшего не осталось - я ел то же. Переползи вот на эту шкуру - здесь ты не будешь лежать на одном лишь покрывале - почти что голой земле. Ты сумеешь возлечь, чтобы поесть?
- Попробую, вот только мне не холодно, но тепло - так приятно.
Ах, как бы хотел я выйти на широкий луг с увядающим разнотравьем
И насладиться свежим северным ветром, дующим в лицо!
Раскинул бы руки я, а потом рухнул бы навзничь, в траву,
И так лежал, глядя в небо с тяжёлыми, цвета железа, облаками!
Как же хочется жить!
А рядом, с травинками, запутавшимися
В прекрасных, длинных, таких тяжёлых волосах, лежал бы ты…
А после, насмотревшись на облака, мы стали бы любить друг друга,
Нежно, но страстно, как требует того северный ветер…
Положи руку на грудь мою, послушай, как стучит сердце…
Это от ласковых слов твоих воспрянул я к жизни!
Северус положил руку на рвущееся на свободу сердце Квотриуса и, задыхаясь от чувств, его - любителя поэзии, переполняющих, и хорошо знающего эти древнейшие строки британской поэзии, сложенные латиноговорящим - да вот он, перед ним, Севом! - поэтом, сказал восторженно:
- Возлюбленный мой, говорил ты недавно, что хотел бы сложить стихи в честь мою, но не умеешь.
Так знай - подарил ты мне сейчас целую оду! Оду жизни и любви… Ты - прирождённый поэт, любимый мой, и знай, что ты ещё будешь слагать стихи, и эта, не записанная, к сожалению, в «Антологию древнейших песен Британии», ода потерялась, вот только автор их в моё время не был известен, твоё имя было утеряно потому, что ты никогда не подписывал свои песни, то есть, не будешь подписывать… В общем, вернувшись… туда, я восстановлю справедливость и издам твои стихи отдельной кни… отдельным свитком. У меня много денег, хватит на всё. Но я запишу и эти, не вошедшие в «Антологию» вирши, эту «Оду жизни» всенепременно.
- А что такое «Британия»? Это название какой-то иной страны, в коей предстоит нам с тобою жить? Или же ошибаюсь я, и сие есть Остров Зелёный* , куда вышлют нас за кровосмешение, меж нами и не существующее?
- Это название страны, в котрой ты родился и живёшь, иное, данное христианскими монахами название Альбиона. Основная часть её населения - бритты различных родовых союзов или даже народцев, вроде Уэскх`ке или Х`васынскх`, или вспомнить тех же Скотардх`у, - сказал с внезапной горечью Северус. - Правда, мало их осталось, но был же такой народец и ещё совсем недавно, да и сплыл. Вот по, уж извини, основному населению - бриттам - и дали название иное, нежели ромейский Альбион, монахи христианские.
- Куда сплыли Скотардх`у? Как народец варваров может?..
- Квотриус, прости за неудачную шутку - я просто перевёл выражение из моего обычнейшего языка на благородную латынь… - Северус решил лишний раз не напоминать о несходстве их родных языков - латыни и английского, заимствовавшего только через норманнский диалект, сиречь старо-французский, в англский из латыни капли смыслов, дабы не усугублять их разницу в развитии с братом. - На наш с тобой общий. Это означает, что не осталось почти Скотардх`у - сами же варвары, но из-за твоего народа, спровоцировавшего то сражение, и вырезали, а потом ромеи пришли и обложили данью оставшихся.
- Значит ли это, что благородное искусство натравливать варваров друг на друга, не вмешивая в их препирательства легионеров - плохое дело? Ведь солдат Императора, не говоря уж о чистокровных ромеях в войсках Божественного Императора так мало, что не хватает вот как на ту, главную дорогу, что связывает Сибелиум с Вериумом и идёт дальше до самого Лондиниума. Я знаю, что участок между этими соседними городами считается чрезвычайно опасным, но всё же удаётся даже контролировать другие, менее важные дороги, например, к Марине, уже в полное захолустье, но, всё же, главною остаётся дорога между нашим городом и Вериумом.
Там, кроме бриттских клановых шаек, ещё и Нелюди племенами целыми пошаливают - лес от дороги недалеко вырублен, вот и лезут. А сил, чтобы поддерживать безопасность, хватает только на города, где и находятся казармы солдат или там, где они расквартированы за неимением городских средств на постройку отдельного жилища легионерам, не как в Вериуме или Сибелиуме, впрочем, где находятся для легионеров казармы отдельные, а как в той же Марине, постоем в частных патрицианских хозяйствах. На беду Господам домов и их домочадцев, надо сказать. Они ведь, несмотря своё низкое, зачастую варварское или полукровное… как я… происхождение, имеют наглость спать с высокородными патрицианками и их дочерьми в домах мужей их и отцов, Господ дома, ибо имеют силу мужескую великую. Тем и прельщают.
