— Что-то случилось? — спрашиваю я, пока Амалия
тащит меня к столовой.
— Да, и ты должна об этом узнать. Тебя не было двое
суток, а вчера случилось кое-что очень интересное, — бросает девушка, заводя меня в столовую и ведя к
дальнему столику.
Мы рассаживаемся, и я с напряжением жду
продолжения.
— Ну? — нетерпеливо говорю я.
— В общем, вчера мы ужинали в ресторане с вашей
семьёй. Твой отец так решил извиниться перед нами, но мы не попали на ужин вначале. Нас просто не
впустили в закрытый ресторан клуба, в котором
состоит твой отец. Его членство аннулировали. Мы
поехали в другой, пока этот придурок, то бишь твой
папочка, весь был красный. А мы с Марком ржали над
ним. Фу, я ненавижу его, Мишель, голову бы откусила
и разжевала...
— Рыжий оборотень, переходи к делу, — перебивает
её Сара.
— А, да, спасибо, рыжий тарантул, — прыскает от
смеха Амалия, и другая подруга показывает ей язык.
— В общем, мы поехали в другой, как я поняла не
менее знаменитый, и где собираются вся ваша эта
тусовка. Когда мы сели, и твой отец начал извиняться
и снова пускать пыль в глаза, что ты отбилась от рук, а
он так волнуется за тебя, урод, и ты связалась с
криминалистом. Это же не так?
Я отрицательно мотаю головой на её вопрос.
— Так и думала, что он придумал это. Мы ужинали, и
твой отец пошёл поздороваться с каким-то приятелем, они сидели рядом. И такое началось. Боже, я готова
была аплодировать этому ястребу с огромным носом...
— Лайонелу Шайо? — уточняю я, и Амалия быстро
кивает.
— Да-да, так его звали. Этот Шайо высказался в
сторону твоего отца крайне негативно, обвинив его во
лжи и потери своих денег, которые он вложил в их
компанию. Сказал, что за это они решили ему закрыть
вход в любой клуб, как и общество для него закрыто.
Потом он с таким отвращением говорил о его
происхождении, и он так опустил твоего отца на весь
ресторан, что нам пришлось наскоро уходить оттуда.
Он говорил ему, что такие ублюдки...да-да, не
смотрите на меня так, он прямо так и сказал, причём
на повышенных тонах, что слышали все. Так вот, что
такие ублюдки, готовые продать своих детей ради
выгоды открыто и не стесняясь этого, не достойны
числиться среди элиты Торонто, как и всей Канады.
Что каждый человек, вложившийся в его компанию, отзывает свои деньги, потому что он самый скользкий
и отвратительный тип, и его терпели лишь из
уважения к твоей матери, Мишель. Но их терпение
лопнуло, когда он устроил дебош в одном из клубов, обманул всех и больше, в общем, к нему нет никакого
доверия, как и с ним больше никто заводить дружеских
отношений не будет. Там он ещё много говорил, но
унизил он твоего отца жёстко. Вот, — Амалия
переводит дух, пока мой рот так и остаётся открытым
от всего услышанного.
— Ни хрена же себе, — шокировано тянет Сара.
— О, Господи, — стону я, падая головой на руки, сложенные на столе. — Какой ужас. Какой позор.
— Да, это было неприятно, а особенно моему папе.
Он, вообще, был в шоке, когда твой бросил всех и
сбежал. Серьёзно сбежал из ресторана, сказал, что он
сотрёт кого-то в порошок, а твоя мама расплакалась, что моей пришлось её успокаивать. А сестрица твоя
материлась на тебя, и обвиняла тебя во всём. Как ты
её терпишь, мне врезать ей хотелось, — Амалия
кривится, а я поднимаю голову, хныкая от такого
поворота.
— Боже, теперь он меня точно убьёт. Он
говорил...надо предупредить Ни... — я замираю, так и
не договорив, а девушки распахивают глаза шире.
— Николаса, Миша?! Ты встречаешься с Николасом
Холдом?! — взвизгивает Сара, а закрываю снова
глаза, уже сильнее ударяясь лбом о руки.
— С Николасом Холдом?! Тем самым Холдом, который гей, который друг другого красавчика? — подхватывает Амалия, а я уже в голос стону.
— Блять! Блять! Миллион раз блять, Миша! Ты с ним!
Ты молчала! А ты с ним! Вот это полная задница, Миша! Это прекрасная задница! — продолжает Сара, и я поднимаю голову.
— Да, с ним. Только молчите, пожалуйста, молчите.
Никому, — прошу я.
— Офигеть...я в шоке, как бы сейчас. И твой отец
ненавидит Холда? Только за что? — спрашивает
Сара, а я выпрямляюсь и развожу руками.
— Не знаю, правда, не знаю. Даже если взять во
внимание все его объяснения, то я все равно не
понимаю. Мне надо идти, девочки. Мне надо
поговорить с Ником, чтобы он подсказал мне, что
делать дальше. Он хочет открыться, а это ведь нельзя
делать. Нельзя. Отец зол именно на него, и теперь
может быть все ещё намного хуже, — я вскакиваю с
места, подхватывая рюкзак.
— Открыться? А ты говорила, ничего у вас не
происходит. Да тут драма на драме. И включи уже
свой гребаный телефон, я хочу быть в курсе, ведь так
круто тут у вас, — смеётся Амалия, а я закатываю
глаза.
— Молчите, — бросаю я через плечо, вылетая из
столовой.
Я даже подумать не могла, что чем ближе каждый час, тем глубже мы будем путаться в паутине нашей семьи.
И мне жаль отца, да я понимаю, что не должна жалеть
его, но он как-никак мой отец, и он встретил свой страх
лицом к лицу. Его исключили из клубов, из этой жизни, к которой он постоянно стремился. А теперь он...мы
лишились всего. И я не знаю, куда мне ехать сначала: к Нику или же домой, чтобы понять, насколько все
катастрофично.
Я выбегаю на улицу, а оттуда за ворота, натягивая на
ходу куртку, как меня окликает Майкл, и я бегу в его
сторону.
— К Нику, срочно, — говорю я, запрыгивая на заднее
сидение.
Мужчина обходит быстрым шагом машину и садится
за руль, заводя мотор.
— Мисс Пейн, что случилось? — спрашивает меня он, но я мотаю головой, указывая, чтобы ехал.
Почему Шайо так открыто высказался, ведь они
предпочитают бить исподтишка? Что заставило его
такое сказать отцу? И где отец сейчас? Что снова
задумал?
Миллион вариантов последствий вчерашнего дня
проносится в голове, пока мы едем по дорогам. Мне
хочется плакать, истерично стонать и не знаю, что
ещё. Но внутри все колотится от переживаний, и я
стучу ногтями по кожаной обивке дверцы. Мне
страшно, что из-за меня пострадает Ник, ведь если
мой отец потерял уважение общества, то он, вообще, может теперь полностью не контролировать себя. За