— Надень хиджаб, — шепчу из последних сил и проваливаюсь в сон.
Мне снится лес, заросший соснами и редкими берёзами. Сквозь густую крону великанов пробиваются искрящиеся лучи солнца, ровные, прямые, словно скользящие вдоль прочерченных линий. Я иду босиком, ощущая стопами прошлогоднюю хвою и прохладную влажность мха. Этого так не хватает в песочном аду, куда забросила меня судьба.
Щебет птиц, шелест ветра, треск поломанной ветки в кустах. Мне не страшно. Что может со мной случится в родном месте? Иду на шум, пересекаю небольшую поляну, укрытую белым покрывалом цветущей земляники, и замираю, когда из чащи светят красным пламенем глаза. Не вижу зверя, но по рыку определённо это волк. Он приближается, проламывает кусты, скалит пасть, показывая клыки. Мощный, крупный, мускулистый, размером больше меня.
Закрываю глаза, перестаю дышать и отдаюсь на волю зверя. Не боюсь. Наоборот, жажду встречи. Он не обидит, чувствую сердцем. Протягиваю руку, раскрывая ладонь, и тёплый нос касается её. Волк нюхает, утыкается мордой, требует ласки, тычась лбом. Прямо как Хавчик, выпрашивающий козье молоко.
Зверь слегка толкает башкой, заваливая в белое облако лепестков, придавливает грудь лапой и ложится рядом, положив морду на живот. Кажется, он урчит, как большой кошак, и сквозь громкую трель отчётливо слышу голос Мира:
— Потерпи ещё чуть-чуть, малыш. Я рядом, только дождись.
— Дождусь, — обещаю ему, зарываясь руками в густую, жёсткую шерсть и млея от тепла, исходящего от него. — Просто поторопись, Мир. Мне очень плохо без тебя.
Глава 29
Дамир
— Так и знал, что не стоит отдавать тебе внучку, — скрипит Егор, поднимая руки и тряся угрожающе кулаками. Он примчался на пару дней, не дождавшись звонка от Ники. — Не уберёг, ирод. Не уберёг.
— Деда! Деда! — несётся к нему Глеб, спасая меня от гнева старика. — Хорошо, что ты приехал!
— Подрос, мужик, — улыбается в бороду Егор, но глаза продолжают испепелять меня ненавистью. — На охоту брать можно.
— Можно, — загорается Глеб, впервые за полтора месяца излучая счастье. — Папка стрелять меня научил. Только мне жалко зверюшек убивать.
— Ничего, значит не будем убивать. Давай, парень, показывая внученьку.
Кира смотрит на Егора с опаской, прячась за Макса и с надеждой посматривая на меня. Несмотря на мой косяк, она всё ещё доверяет мне и ищет защиту в моих руках. Подхватываю и бережно прижимаю, опутав теплом.
— Это деда твой, не бойся. Он добрый и очень любит тебя, — глажу по спинке и даю рассмотреть бородатого старика, заменившего когда-то моей жене отца, подарившего ей вторую жизнь, спасшего от меня.
— Похожа на мамочку, — севшим голосом хрипит Егор, ощупывая влажным взглядом сжавшуюся крошку. — Такая же красивая, как Вероника. Пойдёшь к дедушке на ручки?
Кира отворачивается, прячет личико у меня на груди и сильнее цепляется ручками за шею. Видно, надо время, чтобы снова начать доверять незнакомым людям, а Егора она совсем не помнит. Он заезжал проездом, когда той было три месяца, и обещал в следующий раз привезти ручную белку.
— Не обижайся, дед. Кире сейчас сложно идти на контакт, — успокаиваю Егора, видя, как расстройство затрагивает глаза и по кончикам пальцев пробегает дрожь. — Она пообвыкнет и подпустит к себе.
— Ну, что ж, пойдём тогда в кабинет, поговорим, — гладит Глеба по макушке и подталкивает его в сторону кухни. — А ты, пострелёнок, иди пока девочек развлеки. Вон, Мира совсем заскучала, да и Кирочку надо отвлечь.
Возвращаю дочь Максу, головой киваю в сторону гостиной, прося занять детей и дать поговорить с Егором. Помочь с поиском жены вряд ли он сможет, а оказать моральную поддержку с ребятнёй ему по силам, тем более отвлечь Глеба от тоски по маме.
Долго собираюсь с мыслями, пытаясь менее болезненно описать случившееся, но «менее» к данной ситуации подходит меньше всего. Начинаю с самого начала — с испорченных тормозов и взрывного устройства. Чем больше я говорю, тем сильнее дед хмурится. К концу рассказа он напряжён, как сжатая пружина, и я внимательно осматриваю его ещё раз, не припрятал ли лесник ненароком оружие. У меня чешется лоб, который сверлит Егор взглядом, и вот совсем не сомневаюсь, что он примеряет калибр пули, чтобы разнести мой череп нахрен.
— Когда-то я поверил тебе, и не смотря на твой проёб, верю до сих пор, — сдавлено выплёвывает дед. — Ты потерял слишком много времени, но Ника сильная и, если она ещё жива, справится со всем. Поторопись, Дамир, даю тебе две недели.
— Я понял, — соглашаюсь с ним, понимая, что две недели, данные им, и так слишком много.
— Есть подозрение, кто та мразина? — качаю отрицательно головой. — Когда я был молод, меня взял помощником старый лесник. Первые полгода всё было хорошо, порядок в лесничестве, мелкие стычки с браконьерами, не приносящие больших разрушений, а потом начались проблемы. Кто-то повадился отстреливать крупное зверьё, причём совсем обнаглел и разделывал туши прямо на месте, оставляя кости на виду. Что мы только не делали. И ловушки ставили, и ямы рыли, и выслеживали по ночам. Два года. Урода не останавливало ничего. Беременные, кормящие самки, гон — ничем не гнушался. Знаешь, кем оказался неуловимый браконьер? Мой учитель, старый лесник. Совсем рехнулся на старости лет, денег захотелось, в коммерцию подался. Не понимаю только зачем? Ни детей, ни бабы, ни родственников. Он их закапывал в углу сарая, складывая в металлический ящик. Приглядись к ближнему кругу. Жадность, ненависть, трусость — очень сильный стимул.
— У меня почти никого старого из прошлой жизни не осталось.
— Ищи среди оставшихся. Он совсем рядом с тобой. Детей я забираю сегодня ночью, нечего им на минном поле жить. Твоя задача придумать байку для ближнего круга и скрыть, что ребята поехали со мной.
— Попрошу Шахима разыграть спектакль и слетать на родину сегодня ночью.
— Хорошо. К возвращению детей увеличивай площадь сарая, — кряхтит, вставая, Егор. — Привезём замену Хавчику. И ещё, сопровождение нам не давай, справлюсь сам. Эх, Тонька обрадуется, если не узнает про Нику.
Так и поступаем. Отпускаю прислугу, выпроваживаю из дома Макса с семьёй. Глеб подпрыгивает на месте в ожидании поездки, а Кира внимательно рассматривает деда, решая для себя, может ли ему доверять. Нерешительно тянет ручку, цепляется за бороду и тянет вниз.
— А ещё её можно заплести в косичку, или подстричь, — вкладывает всю нежность в голос дед. — Твоя бабка даст тебе много ленточек и научит украшать бороду.
Кира, как будто всё понимает, активнее теребит жёсткие волосы, раздвигая их в разные стороны. Под конец вечера она совсем смелеет и перелезает к нему на колени, а перед сном даже чмокает в нос.
— Всё будет хорошо — обещает Егор, перенося детские вещи в машину. — Мы о них позаботимся. Возможно, модная пет-терапия выведет их из стресса. Вероника всегда говорила, что забота о животных лечит получше всяких психологов.
— Мы обязательно приедем с Никой в отпуск, как только верну её.
— Ждём. Я как раз пристройку на две комнаты отгрохал и баньку обновил.
Егор выезжает в час ночи, уложив заснувших детей в багажник и прикрыв их покрывалом. На просвет прожекторов пустой салон и грубая фраза от деда, что «с таким мудаком невозможно общаться», и «почему он не взял ружьё», не оставляет сомнений в его гордом бегстве после ругани со мной.
А под утро с помпой выезжает Шахим, сопровождаемый охраной и торчащим из окна машины сопровождения любимым стульчиком Киры.
— Береги моих детей, — разыгрываю сцену у ворот, открывая заднюю дверь, залезая туда по пояс и прощаясь с малышнёй.
— Не волнуйся. Мои женщины глаз с них не спустят, будут обхаживать как своих родных, — уверяет Шахим, обнимает и шлёпает рукой по спине. — Вернусь через день.
— Решил отправить мелочь в Алжир? — подходит Гар и провожает взглядом удаляющийся кортеж. — Правильно. Неизвестно, что ещё ждать от ублюдка, заварившего такую кашу.
