Ладно, тут мой косяк. Хоть заслужила. Да что там — порку она заслужила, вот что! Чёрт знает, как их там воспитывают в детдоме.
— Хорошо, хочешь самостоятельности — не проблема. Помогу с устройством на работу. Нормальную.
— Да ну? Напомни, кем ты там работаешь, что ездишь на метро? Себе с устройством помоги сначала. А я продолжу за ночь набалтывать треть твоей зарплаты. Слушай, может, это как раз тебе моя протекция нужна? Спрос меньше, зато конкуренция плёвая. Что скажешь?
— Ася, тормози.
Я убью её. Убью и меня оправдают.
Ни один! Ни один нормальный мужик не станет спокойно смотреть, как его женщина — в перспективе мать его детей, между прочим! — воображаемо вылизывает чей-то воображаемый хрен.
Так вот, убью, а потом свихнусь. Потому что не найду второй такой идиотки. Таких больше нет. Есть лучше, есть хуже, а Ася одна.
— Никогда больше, — не унимается она, забив на инстинкт самосохранения. — Никогда, слышишь, не упрекай меня заработком. Если ты думаешь, что мне всё равно, кто меня трогает, трогает по-настоящему, то глубоко ошибаешься. Иначе б в мою спальню очередь стояла. И где-нибудь в роскошном особняке, а не в скромной хрущёвке твоей бабушки.
Мы молчим. Ждём, когда компания гостей свернёт к парковке. Меряем друг друга тяжёлыми взглядами. Давим в крошево, в мельчайшую пыль.
— Всё равно это блядство, — с нажимом называю вещи своими именами.
— Допустим. Одна из форм. И что? — вызывающе кривит она губы. Я только сейчас замечаю на них алую помаду. Короткий вдох. В мозгу щелчок. По венам концентрат всего и сразу. Щелчок невидимый, иначе бы Ася уже заткнулась. Но она тоже не в том состоянии, чтобы принимать сигналы стоп. Да и поздно. Плотину прорвало у нас обоих. — Тебе слабо не плеваться моралью? Не пытаться посадить меня на короткий поводок? Ты хоть представляешь, как достал меня, грёбаный праведник? Скажи, ты хоть раз чего-то хотел так сильно, что становится начхать на принципы — вообще на всё?!
Я молчу. Говорить незачем. Моё лицо наверняка отражает ответ, а если нет, то… начхать. Именно так.
Ася дёргается, лихорадочно осматривается по сторонам.
— Хоть пальцем меня тронь. Хоть один волосок… Попробуй только замахнуться, назад пути не будет. Могилой матери клянусь.
— Угомонись, Ася. Я никогда не ударю женщину. Даже если ей нравится быть шлю… — окончание глохнет в хлёсткой пощёчине. Пока я как в замедленной съёмке смаргиваю внезапные искры, Ася срывается в сторону проезжей части.
Правильно понимает, но бестолково. Поднимаю с земли сброшенный пиджак, в кармане которого приятно прощупывается ключ от квартиры.
Будем считать, что ты сама лишила себя единственной лазейки.
Вызываю такси. Пока оно плетётся на мой вызов, покупаю пачку сигарет и презервативы.
— Чего тебе, Кир? — уже в машине нехотя отвечаю, удерживая телефон на некотором расстояние от уха. Музыка гремит невыносимо, распугивает последние связные мысли.
— Где ты, чёрт тебя дери бродишь? У тебя сестра, между прочим, замуж выходит.
— Уже вышла, — морщусь от раздражения. — Я её в руки Северного передал, дальше пусть сам пылинки сдувает. Отбой.
Телефон отключаю. Двор, родной подъезд, ступеньки. Лифт даже не вызываю — в такси и то еле усидел на месте. В квартире направляюсь на звук открытого крана. Дверь заперта.
У меня на теле всё что можно дыбом. Ведёт так, что ноги отнимает. Едва успеваю упереться рукой в стену. Ладонью провожу по дверному полотну — неторопливо, будто женщину ласкаю. Вода прекращает течь, оставляя меня тонуть в грохоте собственного сердца.
— Выходи, Ася. Ты не сможешь вечно прятаться в ванной.
Глава 27
— Выходи, Ася. Ты не сможешь вечно прятаться в ванной.
Собственный голос хриплый до неузнаваемости. В печёнках уже это квартирное соседство. Стоны скупые и жар её губ в подкорке засели, ничем не вытравить. Я сбился со счёта, сколько раз был на грани. Вымотался на стены лезть от бесперебойного зуда под кожей. С меня хватит.
Дождавшись требуемой реакции, медленно вхожу в тесную ванную. Подбираюсь будто алчный кот к перепуганной птичке.
Наконец-то. Наедине. Ещё в одежде, но уже обнажённые — нервами наружу, чувствами нараспашку. Дальше, чем незнакомцы и ближе, чем кто-либо «до». Я её раздражаю, она меня выводит — типичный минус на минус, неизбежный плюс. Кто мы такие, чтобы нарушать законы математики.
Умылась чертовка. Без косметики юная совсем, почти растерянная. Почти верится, что сомневалась, чем у нас сегодня всё закончится. Вот только Ася запирала дверь, прекрасно понимая, что я пойду за ней, как на привязи. А теперь гипнотизирует, беспомощно заламывая руки:
«Возьми на себя ответственность»
«Не вздумай просить или спрашивать»
«Просто сделай это… Сама я себе не позволю»
Хочется обломать её, наказать. Все нервы мне вымотала рыжая бестия. Но я же джентльмен, не могу отказать, когда дама так уговаривает. Выпрашивает прям! Хотя по-хорошему надо бы делать ноги. Утопит же, Сирена, глазом не моргнёт. Но вместо этого смотрю в напуганное лицо и мозг транслирует её роскошный голос с невыносимой примесью вызова: «Скажи, ты хоть раз чего-то хотел так сильно, что становится начхать на принципы — вообще на всё?».
Нет, никогда. До сегодняшней ночи.
Бойся она меня — не напирал бы. Так себя же боится. С независимостью своей расставаться не хочет. Только с виду пятится, а на деле в ловушку заманивает.
— Не бойся. Вживую я тебе тоже понравлюсь, — вкрадчиво обещаю, расстёгивая ремень.
Ася вжимается бёдрами в раковину, обманчиво-беспомощная, обезоруживающая в своей беззащитности.
Всего лишь видимость. Тронь хоть пальцем не так, как ей хочется — по локоть руку откусит. Мне ли не знать.
— Ты не сделаешь этого. Не посмеешь… — в голосе дрожь, а взглядом раздевает. Нервы мои воспалённые на прочность испытывает.
На слабо берёт или всё-таки проверяет? В обоих случаях поздно. Мы уже увязли друг в друге по самые уши.
— Кого ты пытаешься убедить — меня или себя? — уточняю с усмешкой.
— Стас, так нельзя!
Да прям. С тобой иначе никак.
В грудь мне врезается пенный обмылок — короткий выстрел на старт, вспарывающий эмоции в клочья.
За пару секунд срываю с себя заляпанную рубашку и прижимаю коротко взвизгнувшую «добычу» к стиральной машине. Вжимаюсь в неё всем телом, дурея от встречного жара, который плавит жилы даже через платье и брюки. Хороша чертовка. Аж в глазах темнеет. Приходится запрокинуть голову и крепко сжать зубы, чтобы не разодрать к ебеням остатки одежды. Нетерпеливая дрожь тонких пальцев под моими ладонями проникает под кожу ударами тока.
Ася вырывается, строптиво мотает огненной гривой, пока я грубо не рявкаю в запрокинутое лицо что-то нечленораздельное. Замирает. Пышная грудь под изумрудным шифоном загнанно вздымается, а ноги при этом крепче сжимаются на моих бёдрах. Захочешь — не отпустит. И кто теперь из нас двоих «ловец»?
— Ты думала можно бесконечно трепать мне нервы? — грозно нависаю над затихшей пленницей, не давая той ни единой возможности вырваться.
— У меня есть жених! — зло шипит она мне в лицо, а саму аж перекашивает.
Лжёт или правду говорит — сейчас безразлично. Все эти: «сердце занято», «жених» и прочие безобразия мы проходили. Даже если так, при должном желании и муж не стена, а какой-то не пойми где затерявшийся хмырь подавно.
— И его устраивает то, чем ты занимаешься? — приподнимаю бровь, улыбаясь уголком рта. Как же я люблю её злые глаза, готовые выпить меня до последней капли и заполнить безумием этот ноющий провал под рёбрами. — Если так, то он не будет против. Иначе давно бы тебе шею свернул.
— Твоё мнение — последнее, что меня волнует. Думаешь, я в восторге тесниться с тобой в одной квартире? С испорченным, наглым…
С меня хватит. Продолжит потом.
Затыкаю ей рот голодным поцелуем, одновременная дёргая ремень из шлевок. Коротко вжикаю молнией. Брюки соскальзывают к щиколоткам. Не думал, что в первый раз возьму Асю прямо в носках, но чёрт! Даже эта дикость сейчас нереально заводит.
