Одна особенно выделяется среди других: животное беспокойно мечется в замкнутом пространстве, издавая беспомощное ржание. Душераздирающие звуки взывают к каждой частичке моей поврежденной души, притягивая ближе.
Я останавливаюсь перед воротами стойла и вглядываюсь в красивую мордашку, чувствуя некое родство с этим животным. Неуверенно поднимаю руку, но лошадь резко отшатывается. Моя рука замирает в воздухе.
— Все в порядке, — ласково успокаиваю я. — Я не причиню тебе вреда.
Наши взгляды встречаются на целую секунду, что придает мне смелости снова протянуть руку. На этот раз мне удается установить контакт, моя ладонь ложится сбоку шеи. От моего прикосновения беспокойство лошади мгновенно спадает.
— Вот так. Видишь? Бояться нечего.
Из ноздрей лошади вырывается прерывистое дыхание, ее глаза закрываются, когда я успокаивающе глажу ее по шее.
— Ох, будь я проклят...
Вздрогнув от внезапно раздавшегося голоса, оборачиваюсь и вижу отца Брэкстена, стоящего в открытом дверном проеме. Я быстро опускаю руку и отступаю от лошади.
— Простите.
В ответ на извинение он склоняет голову набок.
— За что, ради всего святого?
— Я ждала Ханну Джей и услышала лошадей. Я не хотела входить без разрешения.
Он отмахивается от моего беспокойства.
— Чепуха. Мой дом — твой дом. Я тебе уже это говорил.
На моем лице появляется улыбка, я благодарна за то, что не переступила черту.
Он жестом указывает на лошадь.
— Она тебе нравится?
— Очень. — Я поворачиваюсь обратно к невероятному животному и смотрю в ее блестящие черные глаза. — Как ее зовут?
— Лила, — отвечает мужчина, подходя ближе. — Это означает дикая и свободная.
Имя кажется довольно подходящим для прекрасной лошади.
Она вытягивает шею ко мне, снова ища моего прикосновения.
Я бросаю взгляд на Тэтчера, молча спрашивая разрешения.
Он кивает.
— Давай.
Приблизившись, я снова поднимаю руку, на этот раз поглаживая по морде и носу. Кажется, она настолько ищет утешения в прикосновениях, что нежно трется о мою ладонь, растапливая мое сердце.
Тэтчер ставит ногу на закрытую стойку рядом с нами, наблюдая за нашим общением.
— Ты ей определенно пришлась по душе.
Его слова мне нравятся.
— Думаете?
— Я знаю. Она никогда не подпускала к себе людей так близко.
Я хмурюсь, удивленная этим фактом, учитывая, какая она ласковая.
— Почему?
— У нее проблемы с доверием, она сильно страдала.
Я пристально смотрю на него, ожидая уточнения.
— Два года назад я забрал ее из приюта, — мрачно объясняет он. — Всю первую половину своей жизни она подвергалась жестокому обращению.
Эта информация врезается в мое сердце неописуемой болью.
— Ее собирались усыпить. Говорили, что она непослушная и ей нельзя доверять. Я не согласился и оказался прав. Она робкая, но не опасная. Все, что ей нужно, — это немного ласки.
Я смотрю на лошадь, пока глажу ее, с ненавистью осознавая, что ей пришлось перенести.
— Как кто-то мог причинить вред столь прекрасному созданию?
— Я задавался тем же вопросом.
Иная интонация в его голосе возвращает мое внимание к нему. В его глазах отражаются доброта и сострадание, он явно говорил не только о лошади.
— Иногда жестокость, с которой мы сталкиваемся, совершается без причины и повода, но я пришел к выводу, что даже самые мрачные времена могут привести нас туда, где мы изначально должны были быть.
Мой взгляд падает на его кисть с отрубленными пальцами, вспоминая, что ему тоже выпала изрядная доля страданий.
— Брэкстен рассказал мне, что с вами случилось много лет назад, — осторожно говорю я. — Мне жаль, что кто-то причинил вам боль.
Он одаривает меня грустной улыбкой.
— Жизнь в мире, где тебя определял цвет твоей кожи, была нелегкой. И все же я здесь, сорок лет спустя, совершаю полный круг с единственной женщиной, которую когда-либо любил, и воспитываю мальчиков, которых люблю так, как если бы они были моей родной плотью и кровью.
Исходящая от него гордость при упоминании о сыновьях дает чувство свободы, и я могу только надеяться однажды познать ее.
Отводя взгляд, прочищаю горло и говорю то, что уже давно должна была сказать.
— Мистер Крид, я очень сожалею о неприятностях, которые доставила вам и вашей семье. Я не хотела, чтобы так все случилось.
В воцарившейся тишине я пристально разглядываю свои сандалии.
— Может, ты ничего не доставляла. Может, беда привела тебя к нам.
От его слов я поднимаю голову, снова встречаясь с ним взглядом.
— Видишь ли, я верю, что у всех нас есть судьба, определенный путь, по которому мы должны следовать. Возможно, это твой путь.
Я размышляю о его словах, рассматривая такую возможность.
— Что, если я слишком заблудилась и сбилась со своего пути? — спрашиваю я, в реальности говоря о разбитом сердце. — Как я могу следовать ему, не имея прошлого, которое могло бы меня направить?
— Прошлое не имеет значения, дитя. Твоя судьба не позади тебя. Она впереди.
Сила его заявления проникает в мое сердце, пригвождая к месту.
Он придвигается ближе, нежно беря меня за плечи.
— Некоторые люди всю свою жизнь мечтают забыть свое прошлое, но ты… у тебя есть шанс начать все сначала. Быть той, кем хочешь. Твои возможности безграничны.
Его слова так наполнены пониманием, мудростью и наставлением, что дают мне надежду на будущее.
— Вы мудрый человек, мистер Крид. Теперь я знаю, откуда это у вашего сына.
Любовь в его глазах сияет так же ярко, как звезды в самые темные ночи.
— Ну, знаешь, как говорят. Каков отец, таков и сын.
Я улыбаюсь ему в ответ.
— Иди сюда, дорогая. — Он притягивает меня к себе, его руки заключают меня в теплые и любящие объятия. — Я знаю, что ты напугана, и не могу винить тебя за это. Ты через многое прошла, но бояться не нужно. Мой сын позаботится о тебе. Мы все позаботимся, потому что так и поступает семья.
Семья — то, что этот человек дал мне с момента моего прибытия к ним. От этого мир, в котором я очнулась, становится намного менее одиноким.
— Эй, старик, ты подкатываешь к моей девушке?
От игривого голоса Брэкстена мы с Тэтчером отрываемся друг от друга, мое сердце подпрыгивает от того, что он назвал меня своей девушкой.
— Нее, парень, — усмехается Тэтчер. — Просто выказываю ей немного любви, вот и все.
Он улыбается мне, все еще держа за плечи.
— Если ты меня извинишь, мне нужно уладить кое-какие дела.
Я киваю.
Как только он уходит, я поворачиваюсь к Брэкстену, стоящему у входа в амбар. Прислонившись к одной из дверей, он смотрит на меня так, что в животе порхают бабочки.
— Привет, — неуклюже приветствую я, теребя ткань сарафана.
— Страна Чудес, — отвечает он с дерзкой ухмылкой. — Что стряслось с твоим экскурсоводом?
— О, э-э... по дороге к поросятам она упала в лошадиный навоз.
Его брови удивленно приподнимаются, а затем из него вырывается хриплый смешок.
— Только этот ребенок умудрился бы угодить в лошадиное дерьмо.
— Для нее это было определенно не лучшим событием этого утра. — Улыбнувшись, заправляю за ухо прядь волос.
Он наблюдает за движением, веселье исчезает с его лица, оставляя на его месте нечто более эмоциональное.
— Видимо, остались только ты и я. Чем займемся?
Он не ждет ответа. Оттолкнувшись от двери, направляется ко мне, каждый его шаг плавный и решительный. Как у хищника, выслеживающего жертву.
Наверное, сейчас самое подходящее время сказать ему, что я должна быть в свинарнике и ждать Ханну Джей, но, кажется, я онемела, не говоря уже о том, чтобы шевельнуться. Его неистовый взгляд обездвиживает.
Это напоминает мне о сегодняшнем утре. Об овладевшими мной напряженностью и потребностью.
И я не знаю, что делать с этой напряженностью.
От которой я втайне млею всякий раз, когда Брэкстен рядом.
Чем ближе он подходит, тем в более бешеном ритме бьется пульс. Стук такой громкий, что в ушах ревет. Этот шум прерывается, когда Брэкстен останавливается возле меня, опираясь руками по обе стороны от моей головы, прижимая к воротам стойла, кажется, этот маневр вошел у него в привычку.
