Мириам прелестна: полногрудая Брунгильда со сверкающими волосами, с голосом, который притягивает. Маленький Поль — не человек, а фавн, некое поэтическое животное, быстрое и смешное. Он из породы выскочек. Поль считает меня красивой. Он обращается со мной, как с предметом искусства. Привратник-негр открывает дверь, Поль приветствует меня восхищенными словами, восторгается красным цветком в моих волосах, и поспешно ведет меня в салон. Мириам сидит, скрестив ноги, на красном сатиновом диване. Она действительно красавица, я же — красавица искусственная, потому что мне, чтобы стать красивой, нужна особая обстановка и теплота.
Квартира заставлена вещами, которые мне кажутся безобразными: серебряный канделябр, столы с углублениями для цветов, огромные сатиновые пуфы, предметы в стиле рококо — вещи, полные шика и собранные со снобистским желанием убедить: «Можно высмеять моду, но мы выше этого». На всем лежит налет аристократического бесстыдства, сквозь которое я могу увидеть, как блестяще жили хозяева этой квартиры в Риме и Флоренции: Мириам в платьях от Шанеля на фотографиях в «Вег», богемная элегантность, всегда те «забавные словечки», которые служат ключом, открывающим путь в общество.
Мириам зовет меня в спальню, чтобы показать купальный костюм, купленный в Париже. Для этого она полностью раздевается, потом берет длинный кусок материи и оборачивается в него, как в штору. Ее красота ударяет мне в голову. Она разворачивает материал, ходит голая по комнате и говорит:
— Я бы хотела походить на тебя, ты такая стройная и грациозная. А я слишком большая.
— Но поэтому ты мне и нравишься, Мириам.
— Ах, какие духи, Мандра!
Она окунает лицо мне под мышку и нюхает кожу. Я кладу ей руку на плечо.
— Ты самая красивая женщина, Мириам, которую я когда-либо видела.
Поль зовет нас:
— Когда вам, наконец, надоест болтать об одежде? Мне скучно!
Мириам отвечает:
— Мы идем, — и быстро одевается.
Поль говорит:
— Ну вот, ты надела домашнее платье, а я хотел повести вас послушать человека-струну. Он поет прекрасные песни о струне, а потом на ней вешается.
— Хорошо, — говорит Мириам, — я переоденусь. — И она идет в ванную.
Я остаюсь с Полем, но вскоре Мириам зовет меня:
— Мандра, поди сюда, поговори со мной.
Я думаю, что она уже наполовину одета, но Мириам все еще стоит в ванной обнаженная и пудрится. Когда она встает на цыпочки, и наклоняется к зеркалу, чтобы тщательнее покрасить ресницы, я снова оказываюсь под воздействием ее тела. Я становлюсь за ней и наблюдаю.
Я испытываю робость. Она не так откровенна, как Мари. Она, по сути, безлична, как женщины на берегу или в турецкой бане, которые и не задумываются о своей наготе. Я пробую слегка поцеловать ее в плечо. Она улыбается мне и говорит: «Ах, если бы Поль не был таким раздражительным. Я бы хотела, чтобы ты примерила купальный костюм. Я бы так хотела посмотреть на тебя в нем!
Она возвращает мне поцелуй прямо в губы, стараясь не размазать помаду. Я не знаю, что делать дальше. Я хочу ее обнять и продолжаю стоять рядом. Поль заходит в ванную, не постучав, и говорит:
— Мириам, как ты можешь разгуливать в таком виде? Не обращай внимания, Мандра. Это у нее привычка. Она обожает бродить раздетая. Одевайся, Мириам.
Мириам идет в свою комнату и надевает платье прямо на голое тело, набрасывает поверх лисье манто и говорит:
— Я готова.
В машине она кладет свою руку на мою. Потом затягивает мою руку под мех в карман платья, и я уже касаюсь ее лона. Мы едем в темноте.
Мириам говорит, что ей хочется проехать через парк. Ей хочется подышать свежим воздухом. Поль собрался ехать прямо в ночной клуб, но сдается, и мы едем через парк. Моя рука лежит у входа Мириам, я ласкаю ее там, и сама прихожу в такое волнение, что едва могу говорить.
А Мириам разговаривает — остроумно, без устали. Я думаю про себя: «Скоро ты уже не сможешь так болтать!» Но она продолжает болтать в течение всего нашего пути, пока мы едем через темный парк и пока моя рука остается под ее платьем.
Я чувствую, как она сдвигается навстречу моему прикосновению, как слегка разводит ноги, чтобы вся моя рука могла поместиться там у нее внутри. Затем она, напрягшись, вытягивается, и я чувствую, что она испытывает в этот миг наивысшее наслаждение. Это зажигает и меня, я тоже дохожу до оргазма. Я вся влажная, и боюсь, что влага прошла сквозь платье. Наверно, то же с платьем Мириам. Когда мы входим в ночной клуб, то обе не снимаем пальто. Глаза Мириам глубокие и блестящие. Поль оставляет нас, и мы идем в туалет.
На этот раз Мириам целует меня в губы открыто и смело. Мы приводим себя в порядок и идем к столу.
Пьер и Жан снимали жилье на двоих. Однажды Жан привел с собой молоденькую девушку. Она бродила по улицам, но Жан видел, что она не проститутка. У нее была мальчишеская прическа, юное тело, маленькие, едва очерченные груди и ей едва исполнилось шестнадцать. На предложение Жана она ответила сразу, но несколько странным образом:
— Я убежала из дому, — ответила она.
— А куда ты идешь? У тебя есть деньги?
— Нет. И мне негде спать.
— Тогда пойдем со мной. Поешь, и я дам тебе комнату.
Она последовала за ним с невероятной покорностью.
— Как тебя зовут?
— Жаннет.
— Ну, да мы подходим друг другу. Я Жан.
В их квартире имелось две спальни, каждая с двойными кроватями. Сначала Жан действительно хотел оставить Жаннет одну, и пойти спать к Пьеру. Но Пьер не пришел домой. Жан вовсе не чувствовал желания, и испытывал только жалость к этому существу, такому несчастному и потерянному. Он приготовил ужин. Потом Жаннет сказала, что хочет спать. Дав ей пижаму, он проводил Жаннет в спальню и ушел. Немного погодя Жан услышал, что она зовет его. Она сидела в кровати, подобно усталому и потому не спящему ребенку, и заставила его сесть рядом. Она хотела, чтобы Жан поцеловал ее и пожелал покойной ночи. Ее губы были неопытны. Она поцеловала его невинным нежным поцелуем, но это возбудило его. Продолжая поцелуи, он окунул язык в ее маленький рот. Она согласилась на это с той же покорностью, с какой пошла за ним на улице. Жан возбудился еще больше и лег возле нее. Казалось, что она восприняла это с удовольствием. Молодость Жаннет пугала его, но он не думал, что она еще девственница. Неопытный поцелуй ни о чем не говорил. Он знал многих женщин, которые не умели целоваться, но умели увлечь мужчин, и отдавались им. Он стал учить ее поцелуям, говоря: «Дай мне твой язык, сделай так, как я». Она была послушна.
