Правда в том, что не видит он краев своих чувств, не способен обозначить их природу.
И вместе с тем не может равнодушно отвергнуть ее слова — живые, буквально дышащие волнением и беспокойством. Не может проигнорировать те эмоции, которые на этих самых словах взрываются за его грудной клеткой.
Горит огнем.
— Конечно, люблю, — впервые в жизни произносит что-то прежде, чем убеждается в реальности и правдивости сформированных сознанием слов.
Догоняет уже после. Когда его собственный охрипший голос обрывается… Когда сердце, со всей дури бросаясь в ребра, расходится молотящими ударами… Когда из легких выбивает дыхание… Когда кожа в местах, где Янка его касается, загорается, превращаясь в воспаленную рану…
Вместо каких-то там призрачных восторгов, они, вероятно, придут позже, реакция тела ошеломляет физической болью.
Янка же, судорожно всхлипывая, прижимается к нему еще теснее. Захотел, не оторвал бы. Целует она и вовсе как-то нескладно, слишком взволнованно — сначала чуть ниже уха, потом так же неумело проходит щетинистый подбородок. Добирается до его онемевших губ. К ним прикасается совсем уж неуверенно. Едва-едва и тут же, прикрывая глаза, отрывается.
А у Рагнарина в груди все так и пылает. Невыразимое, нестерпимое и, как подсказывает подсознание, неискоренимое чувство. Все еще неприятное. Какое-то слишком острое, крайне болезненное.
Прикладывает усилия, чтобы перевести дыхание. Выровнять эти ощущения. Принять. Янка, конечно, подняла цунами, но он-то не трус, чтобы отвергать любовь только потому, что в его понимании она является чем-то бесплотным и иллюзорным.
— Денис…
Фокусируясь, смотрит на нее будто другими глазами. Смотрит так долго, что в этих глазах появляется жжение.
— Денис?
Вот она — эта призрачная любовь. Не по годам мудрая, смешная и смелая. Из плоти и крови. Смотрит в глаза с обезоруживающим восторгом и завораживающей доверчивостью. Положила на лопатки.
Сам не понял, когда и как она обосновалась в области сердца.
Он, безусловно, и раньше относился к Янке серьезно. С родителями же собрался знакомить. Кого попало к ним не водил. Да никого не водил… Хотел предложить Янке, чтобы насовсем к нему перебиралась.
Да, все изначально было очень серьезно.
Но какой-то внутренний стержень блокировал мысли, не допускал понимания, что он, Денис Рагнарин, способен на эти зыбкие, существующие вне законов и без каких-либо гарантий, чувства.
— Денис…
Запечатывая губы девушки своим ртом, давит ладонями на ее бедра. С каким-то безумным удовольствием гладит большими пальцами ямки у промежности. Кайфует от того, как ощутимо Янка дрожит. Трогая чувствительную сердцевину, размазывает между складочками густую влагу.
Толкаясь внутрь нее членом, ловит губами сиплый выкрик и останавливает ладонями лишние движения. Замирая, с новой незнакомой потребностью касается лицом ее лица. Искря от удовольствия, Шахина первой инициирует возобновление движений. Обвивая Дениса ногами, поднимает бедра навстречу. Откидывая на подлокотник голову, хрипло стонет и беззвучно хватает губами воздух.
Слушая эти беспорядочные стоны девушки и ощущая, как судорожно, на первых волнах удовольствия, ее лоно сжимает его плоть, Рагнарин тоже стонет. На миг, не справляясь с приливами собственного удовольствия, берет вторую паузу. Наваливаясь всем весом, удерживает Янку неподвижно. Сцепляя зубы, с шумом выдыхает через нос. Чувствуя, как трясутся ноги девушки, несколько охреневает от такой реакции.
А она ведь только разгорается. Прерывисто вздыхая, смахивает с его висков капли пота. Тянется губами к его губам.
— Скажи…
Уже знает, о чем он просит.
— Я люблю тебя, Денис Рагнарин…
Эти ее слова простреливают горячей дрожью вдоль его позвоночника, расползаются по напряженной спине мурашками.
Подаваясь назад, толкается сразу на всю длину. Ему в ней слишком тесно и горячо. Все ощущения с Янкой будто другие. На порядок выше. Невероятные. Одуряющие. Бросающие сдержанного и хладнокровного Рагнарина за самый край.
Когда он срывается на размашистые и глубокие толчки, Яна выкрикивает что-то абсолютно нечленораздельное. Множит пространство неразборчивыми звуками.
И вот ее прелестное лицо, приобретая милейший розовый оттенок, искажается безумием и наслаждением. Она кричит и стонет, не стесняясь. В такие моменты ее стыд, как заявила сама Янка, выходит в другую комнату.
Чувствуя, как ее влажная и горячая плоть часто пульсирует вокруг его члена, Рагнарин уже не может оттянуть собственный оргазм.
Глава 17
Приказа верить в чудеса не поступало…
© Би-2 «Волки»
Ожидая соединение, Яна вертится у книжной полки, перебирая учебники, которые ей необходимо взять с собой к Рагнарину. Нагрузка увеличивается, и у девушки появляются первые трудности с установленной столичным ВУЗом программой.
— Айна, дочка!
Улыбаясь, оборачивается на голос отца.
— Доброе утро, пап, мам! Эм-м… — невольно запинается, натыкаясь на хмурое лицо мужчины, которому она обещана в жены. — Здравствуй, Йигит.
Отвечая на приветствие, он едва заметно двигает губами. А умолкая, тотчас сжимает их в тонкую прямую линию, внимательно и совершенно неприветливо разглядывая улыбающуюся Яну. И без того резкие черты лица ожесточаются, подчеркивая безосновательное недовольство мужчины.
У Шахиной, как и всегда при виде Йигита, по спине сбегает озноб.
Не готова была его увидеть. В этот раз отец ее не предупредил.
Едва справляясь с обуревающими ее эмоциями, девушка продолжает старательно удерживать на лице улыбку. Вот только мышцы сводит таким напряжением, что кажется, еще немного — и по коже трещинки пойдут.
— Как ты, Йигит? Как идут дела на фирме? — задавая вопросы, присаживается за стол перед монитором.
Слоняться с деловым видом по комнате было бы легче и безопаснее для ее нервной системы, но Йигит Доган подобное непременно сочтет неуважительным.
Было бы его за что почитать…
В их родном городе Арсине семья ее жениха владеет небольшой юридической фирмой, которую даже мало повидавшая Янка считает скромной конторкой. Кроме того, заправляет там по-прежнему старший Доган. Но отец по каким-то причинам превозносит Йигита, как пророка Муссу [9]. Консультируется с будущим зятем по всем вопросам, даже тем, которые, по сути, к юридическому сектору не относятся.
— Все хорошо. Спасибо, Айна, — благодарит мужчина, выдерживая положенные этикетом нормы. Но даже эти слова из его уст звучат недоброжелательно. — Как твое настроение? Что нового?
— Готовлюсь к семинарам и грядущим зачетам. Все у меня прекрасно.
А вот ему ее ответ явно не по вкусу. Глаза сужаются. Вместо губ остается одна белая линия.
Жесткий и циничный Йигит Доган. У него пока нет над Янкой полной власти, чтобы что-либо ей категорически запрещать. Однако она буквально ощущает, как это каждый раз его ломает. В понимании Йигита, учеба в России — сущая бессмыслица и чистейшее безрассудство. Именно перед своим отъездом девушка до конца осознала, насколько ее будущий муж властный и свирепый человек.
Он вынес ей предупреждения в самой грубой форме, не постеснявшись присутствия родных.
— Россия — страна беспринципных и вульгарных людей. Надеюсь, у тебя хватит ума и достоинства, чтобы вести себя осмотрительно, Айна. Помни, что ты обещана мне. Мне! Если ты себя хоть как-то опозоришь, я тебя не приму! Никто в Арсине не примет! Не забывай об этом ни на минуту, раз собираешься жить в той грязной стране.
Яну такая речь ошеломляет до слез. Захлебываясь обидой и беспомощностью, она смотрит на отца в поисках поддержки с его стороны. Но он лишь вытягивает губы трубочкой и кивает, одобряя действия будущего зятя.
— Йигит прав, дочка. Будь благоразумной.
Янка бежит при первой возможности в комнату. Плачет там до позднего вечера. А стоит хоть на секунду представить жизнь с Доганом, из горла и вовсе срываются дикие незнакомые звуки — горестные стоны и мучительный рев.
