Я отвешиваю ей шлепок по заднице — довольно увесистый, чтобы напоминал о себе, когда она сядет.
— Тебе просто доставляет удовольствие доводить меня, — я вхожу в спальню и ставлю ее на ноги в гардеробной.
— Мне нравится, когда ты злишься, — говорит она, слегка приподнимая бровь.
Я лишь качаю головой. Господи, как же скучно я жил до ее появления.
— Одевайся.
— Мне нужно принять душ, — Уна качает головой и скрещивает руки на груди.
— О, нет, — я оттесняю ее к комоду, обхватывая пальцами нежную шею, и чувствую, как ее пульс учащается в предвкушении. Приблизив губы вплотную к ее уху, я выдыхаю:
— После твоего маленького трюка я не позволю тебе смыть с себя мою сперму.
Уна встречается со мной взглядом и с улыбкой прикусывает губу.
— Кое-кто теперь не против грязи? Мне казалось, тебе нужна невинность, чистота, стыдливость… — она замолкает, и ее губы изгибаются в улыбке.
— Ничего подобного, — я провожу большим пальцем по ее нижней губе. — Ты просто играй свою роль, но мы оба понимаем, что к чему.
Она прикусывает подушечку моего пальца, и член снова оживает.
— Смотри и учись, капо.
Я ухмыляюсь и, отойдя от Уны, беру рубашку и кобуру с пистолетом. Надо уходить, пока не трахнул ее снова.
Пока я спускаюсь по лестнице, Джио покашливает, привлекая мое внимание.
— Ты что-нибудь придумал касательно плана? — спрашивает он.
Плана? Ах, да. План.
— Мы попробуем другой способ.
Джио приподнимает брови.
— Мы едем к Чезаре.
— Мы?!
Я киваю.
— Да, я беру с собой Уну. Посмотрим, сможет ли она убедить его с точки зрения стратегического планирования.
Джио глубоко вздыхает.
— При всем моем уважении, мне кажется, это лишь усугубит ситуацию.
— У нас не особо большой выбор, Джио. Мне нужны люди и поддержка влиятельных лиц, — я вздыхаю и оттесняю его в угол комнаты. — Очень скоро Николай начнет свою игру. Он не пойдет на нас в лобовую, но и мы не можем атаковать его напрямую. Проникновение на его базу — это самоубийство. Я считаю, нам лучше подловить Николая вдали от его территории.
— Уна могла бы выманить его, — тихо произносит Джио.
Я бросаю на него свирепый взгляд.
— Предложи это еще раз, Джио, и я убью тебя, несмотря на то что ты мой друг.
Он упирает руки в бока.
— Неро, перед тобой стоит невыполнимая задача. Нам необходимо выманить его, а Уна — единственная, ради кого он гарантированно вылезет из логова.
— Джио, ты мне предан или нет?
— Ты же знаешь, что да.
— Тогда ты должен быть предан и моему ребенку.
Какое-то время он молча смотрит на меня, а потом со вздохом кивает. Мельком взглянув за мое плечо, Джио разворачивается и возвращается к группе мужчин, которых собрал до этого. Я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда Уна, спустившись по лестнице, с самодовольной улыбкой приближается ко мне.
— Как считаешь, я выгляжу достаточно невинно?
— Не уверен, что это подходящее слово, — бурчу я.
На ней серое платье, обтягивающее все, что только возможно. Растущий живот не был бы более заметен даже с прикрепленным к нему проблесковым маячком. Ткань подчеркивает каждый изгиб ее тела и заканчивается где-то чуть выше колена. На ногах Уны туфли на высоких каблуках. Волосы струятся по спине серебристо-белым каскадом. На губах неизменная и печально известная ярко-красная помада, делающая Уну невероятно сексуальной и одновременно напоминающая о том, кто она такая. Уверен, что мой отец не нуждается в напоминаниях.
Уна подходит ко мне и, пригладив ладонью лацкан моего пиджака, произносит:
— А теперь пойдем. Ты же не хочешь заставлять своего папочку ждать.
Глава 17
Уна
— Я должна все знать, — заявляю я, когда мы оказываемся в оживленном потоке Нью-йоркских улиц.
Неро вздыхает, откидывается на спинку сиденья и кладет ладони на руль.
— А конкретнее?
— Чезаре.
С глубоким вздохом он останавливает на мне взгляд своих темных глаз.
— Он сильный лидер. Его власть построена на сочетании страха и уважения. Чезаре придерживается старых традиций.
— Мафия просто помешалась на традициях, — бормочу я.
Неро ухмыляется.
— Традиции для него — главное препятствие.
— Женщины и дети?
Он кивает.
— В том числе. Во время визита в Хэмптонский особняк он выразил… неудовольствие по поводу тебя.
Из меня вырывается смех.
— Неро, я ведь русская. С тем же успехом я могла бы быть Антихристом.
Неро барабанит пальцами по рулю, и на его губах появляется легкая улыбка.
— Он хочет, чтобы я женился на добропорядочной итальянке.
К такому я не была готова. Отчего-то сердце сжимается, и я отворачиваюсь к окну, пытаясь избавиться от неприятных ощущений.
— Рано или поздно тебе придется это сделать, — тихо говорю я. Раньше подобных мыслей у меня не возникало, но, само собой, ему придется. Главное для мафии — это сохранение чистоты крови, укрепление традиций и безопасность женщин. Итальянских женщин. Правильный брак — это мудрый стратегический ход. Я все понимаю. Это рациональное решение. Тогда почему одна мысль об этом меня так раздражает?
— Morte, — пальцы Неро касаются моего бедра, и я, сглотнув ком в горле, на секунду закрываю глаза, прежде чем повернуться к нему лицом. Он останавливает машину на обочине оживленной трассы и смотрит прямо на меня. Его взгляд напряженный, но завораживающий.
— Я — Неро Верди, — надменным тоном произносит он. — Я беру то, что хочу, — его рука жестко сжимает мой подбородок, лишая возможности отвернуться. — И я чертовски уверен, что мне на хрен не нужна добропорядочная женщина. Мне нужна ты, моя маленькая жестокая бабочка.
Мы пристально смотрим друг на друга. Выражение лица Неро жесткое, почти злое.
— Неро, ты — младший босс. Существуют правила, традиции, которые ты просто не можешь нарушить, — шепчу я.
— Могу и нарушу.
Я даже поперхнулась.
— Это несерьезно.
Неро живет ради власти и добивается ее, проливая столько крови, что и сравнить не с кем. Чтобы в этом вопросе пойти против мафии…
— Ты не можешь бросить все, чего добивался с таким упорством, просто из-за того, что я жду от тебя ребенка, — вздыхаю я. — Это не… это касается уже не только нас. Никаких обещаний, никакой привязанности. Мы не можем…
— Morte, — взгляд Неро опускается на мои губы. Хватка его руки ослабевает, и он проводит подушечкой большого пальца по моему подбородку. — Я люблю тебя.
Воздух покидает мои легкие. Я теряю дар речи. Любовь. Проявление слабости. Уязвимость. Я не хочу быть причиной слабости Неро, но, думаю, что люблю его так сильно, как только могу. Это, конечно, пугает меня, но слабой я себя не чувствую. Совсем наоборот. Я никогда не чувствовала себя сильнее, чем в те моменты, когда он рядом. Сила его слов ощущается почти мгновенно. Я испытываю настоящее возбуждение от того, что меня любит такой мужчина, как Неро. Он словно окутывает меня стальным одеялом — непробиваемым и теплым, и под его тяжестью я чувствую себя неуязвимой. Я понимаю, что хочу его любви. Возможно, даже нуждаюсь в ней. В конце концов, разве не любовь делает нас людьми? Любовь Неро идет рука об руку с той самой человечностью, которой Николай так старательно пытался лишить меня.
Склонив голову набок и прищурив глаза, Неро ожидает, когда я скажу хоть что-нибудь.
— Любовь важнее власти? — спрашиваю я почти шепотом.
Его губы изгибаются в улыбке.
— Morte, когда дело касается тебя, любовь укрепляет власть, — погрузив пальцы в мои волосы, Неро притягивает меня ближе к себе. Я тянусь к нему, и наши губы встречаются. Это уже не просто поцелуй. Это клятва, обещание чего-то большего, чем просто я и он. Это мы — против всего и всех, способных причинить нам боль. Я чувствую все то, что он не произносит вслух, через его губы, благоговейно прикасающиеся к моим губам, через его руки, собственнически и требовательно сжимающие мои волосы. Этим поцелуем Неро заявляет, что он окончательно и безоговорочно на моей стороне. Прервав поцелуй, он прижимается лбом к моему лбу.
