Герман сел и деловито начал:
— Смотрите, Вера Игоревна. Я предлагаю вам выбор. Вы можете стать моей любовницей. В этом плане, как оказалось, меня все устраивает, я проверял.
Щеки снова покраснели, а ноги стали подкашиваться при воспоминаниях о недавней проверке.
— Или можете, как вы выразились, работать. Но тут тоже будет одно условие: работать придется на меня. Видите ли, в моей компании весьма достойные зарплаты, да и масса вакансий.
От его предложений я немного опешила. Причем одинаково: как от интимного, так и от более пристойного. Просто мне показалось, что выбор как бы есть и его как бы нет. Но, говорят, когда кажется, креститься надо…
— Я выбираю работу!
Пока этот невозможный мужчина ничего не придумал в довесок, решила выбрать меньшее из зол. Если честно, я вообще пока не могла отойти от его внезапного появления. Поэтому голова варила слабо.
В довершение, он с невозмутимым видом стал раздеваться. Я глазам своим не поверила! Сначала неспешно снял с себя черную облегающую водолазку.
От увиденного я нервно сглотнула и попятилась к выходу, буквально вывалившись из спальни. Подошла к двери из каюты, но та оказалась заперта.
— Ты куда-то собралась?
Я обернулась. Вот как можно выглядеть так идеально? Он был высоким, подтянутым и словно каменным. Каменное божество с идеальным торсом. Голым.
Черные джинсы низко сидели на бедрах, и я прекрасно помнила, что белья под ними нет. Снова шумно выдохнула. Я уже дважды позволила своим гормонам взять верх, и ничего хорошего из этого не вышло.
— Выпустите меня. Мы с вами уже обо всем договорились. Я хочу увидеть отца.
Я и вправду хотела к папе. В конце концов, еще час назад я считала его мертвым. Мне хотелось узнать все о его жизни. О том, почему он считал меня потерянной и откуда узнал о том, что я осталась в России.
Вопросов в голове было слишком много, она начинала гудеть, а уставшее тело — сопротивляться. Сегодня я бы предпочла уснуть побыстрее, но точно не в этой каюте.
— Утром, которое, кстати, наступит совсем скоро, мы с тобой улетим в Москву. Там ты начнешь отрабатывать свой долг в качестве моей помощницы. Пока круиз не кончится, а это полтора месяца, с отцом ты видеться не будешь.
От возмущения я едва не задохнулась. Его личной помощницы?! Он издевается? Не может же этот мужчина запретить мне видеть отца! Или может?
Словно отвечая на мой невысказанный вопрос, он продолжил:
— Твоему отцу было велено подождать. Я о многом не просил. Если бы сначала он поговорил со мной, то сейчас сидел бы и распивал с тобой восточные чаи. А так…
Он развел руками. От каждого его жеста у меня по телу бегали мурашки. Даже вопреки дикой злости на этого мнимого хозяина мира. Герман действовал на меня как наркотик: один раз попробовала, и мне нужно было еще.
А еще подкупал его явный интерес ко мне. Но вот я никак не могла взять в толк. Почему он так смотрит? Почему предложил стать его любовницей? Он явно не бедствует, и мне совершенно не понятно, как так вышло, что сейчас запертой в его каюте оказалась я.
Тем временем он развернулся в сторону спальни, на ходу стаскивая джинсы. Увидев его голый зад, я стала пунцовой. И что мне теперь делать?
Посмотрев на настенные часы, я обнаружила, что до утра действительно осталась пара часов. Организм требовал сна. Только вот кровать здесь была одна, и я наверняка знала особое условие, которое позволит мне в нее лечь.
Поэтому подхватила свой рюкзак и положила его на небольшую софу, а сама прилегла сверху. Было не очень удобно. Поверхность была жесткой, а вещи в рюкзаке — колкими.
У меня достаточно высокий рост, да и миниатюрной меня сложно назвать. Скорее фигуристой. Худенькие модели — это точно не про меня. Несмотря на это, лежать было совершенно неудобно.
Да еще и, несмотря на усталость, сон совершенно ко мне не шел. В голове роились вопросы. Также в сознание постепенно просачивалась запоздалая радость: теперь я не одна! Теперь у меня есть папа.
Неужели чувства и эмоции в моей жизни настолько атрофировались, что сейчас, лежа на этой дурацкой софе, я всерьез думаю о неудобствах? Вместо того чтобы утирать слезы счастья…
Какая-то ненормальная реакция на все это. Неадекватная. И вроде в моей жизни всегда все было неплохо. Я справлялась со всеми проблемами и с оптимизмом и холодным расчетом смотрела в будущее. А эмоции не шли.
Они обязаны были фонтанировать, разрывать меня. В соседней комнате лежит мужчина, о котором я грезила ночами целый год. Втайне от самой себя надеялась не то чтобы снова испытать эту страсть, а хотя бы увидеть его.
И что? Теперь, когда он рядом, когда хочет меня, я просто прячусь. Раз за разом убегаю от него, закрываясь в своей раковине. Раньше я думала, что сиротское прошлое и мои проблемы не так сильно давят на меня. Что самая страшная фобия после той операции — это худшее, что было в моей жизни.
Но все оказалось намного сложнее. Я оказалась намного сложнее, а разбираться в себе — тратить слишком много сил и энергии. Сколько себя помню, всегда откладывала это на потом, хотя бесплатный психолог с горячей линии и просила меня не бросать практики.
А я знала лучше, надеялась, что все в порядке, и я готова быть счастливой и беззаботной. Не готова. Меня так и тянет к неприятностям и сложностям, а потом тянет убежать от них.
В соседней комнате приглушили свет, а вслед за этим и там, где я прилегла, погасло основное освещение. Помещение погрузилось в приятный полумрак. Меня стало отпускать.
Организм потихоньку сдавал позиции. Руки и ноги стали тяжелыми, а глаза сами собой закрывались. Я очень боялась свалиться с маленькой софы, но меня уже придавливало весом событий этого дня.
Последняя мысль, которая пронеслась в голове, перед тем как я отключилась, была: «Он же меня не тронет?».
Глава 20. Герман
Самым сложным оказалось не трогать ее.
После подобия разговора с ней я приглушил свет и ушел в душ. Должно быть, под струями воды, которые никак не могли мне объяснить, что я делаю, простоял около часа. Я был очень зол.
Конечно, ее отец не успел сказать ей ничего важного. Не успел сказать о моей роли в их жизнях. Что это я откопал его на очередном рыболовном судне и просветил относительно судьбы единственной дочери.
Я не хотел, чтобы они встречались сейчас. Хотел дать каждому из них больше времени. Ему — осознать, что произошло, поменять свою жизнь, стать лучше, чем просто полуспившийся матрос.
Вот уже около года я был богатым человеком. Нет, я никогда не бедствовал и не считал деньги, но теперь мое состояние выросло до таких размеров, что даже мне становилось не по себе.
И за это тоже в некотором роде можно было сказать спасибо Вере. Потому что после того, как вразумил ее папашу в Мурманске, я отправился в единственное приличное место в этом городе.
Вечер, я без охраны, так как терпеть не могу весь этот официоз, а тут драка. Местная гопота, которую было видно сразу, прижимала молодого парня. Он вел себя более чем достойно: не орал, не визжал, прикрывал собой какую-то местную нимфу со свежим кровоподтеком.
В общем, игра в благородство налицо. Только парень был хлипкий и с виду совсем неспортивный. А еще молодой. Я бы ему лет восемнадцать дал на вид. Ну, дрогнуло мое немолодое сердце, и решил я ему помочь.
Практически в одиночку всех раскидал, даму в местный отдел полиции отвел и незадачливого Робин Гуда спас. Потерял кучу времени и приобрел самого странного клиента из всех.
Он оказался поздним ребенком какого-то папика из девяностых. Совершеннейший маленький мальчик. Ему было семнадцать, и он хотел спасать мир, только вот ему забыли рассказать, что этот мир не построен по принципу американских комиксов.
Вова, или Владимир Владимирович, жил с отцом в Америке практически с самого рождения. Любимый, единственный и взращенный в розовых очках идеалист.
Он сразу распознал во мне человека делового и интеллигентного. Попросил помочь ему с организацией кибербезопасности. Я и раньше брал клиентов с улицы, поэтому не стал ему отказывать.
