Грудь Габриэля сжалась.
Джон сказал правду. А Стивен?
— Почему ты это сделал, Джон?
— Она напомнила мне мистера Майкла.
Голодное выражение глаз.
— Она напомнила мне вас.
В глазах Габриэля никогда не было голода.
— Она напомнила мне всех нас.
Шлюх. Сутенеров. Нищих. Убийц. Воров.
Все, кто работал в доме Габриэля, выжили на улицах.
На английских улицах.
На французских улицах.
— Интересно, что бы с нами стало, — продолжил Джон, — если бы нам не выпал шанс заработать достаточно денег, чтобы избежать нищеты.
Джон избежал нищеты задолго до того, как Габриэль нашел его.
— Забери выходное пособие, Джон, и купи себе немного земли, — спокойно сказал Габриэль.
— Слишком поздно.
Габриэль подумал о Майкле. Об Энн.
Об их предстоящей свадьбе.
Люди Габриэля. Майкл заботился обо всех его служащих, иммигрантах и бездомных.
Образ седовласого мужчины возник перед мысленным взором Габриэля. За ним последовали картины клуба «Ста гиней».
Джон избежал нищеты, поскольку работал в клубе для гомосексуалистов.
Нет. Он не сможет вернуться к жизни простого сельского парня.
— Ты доверяешь Стивену, Джон? — импульсивно спросил Габриэль.
Ненавидя планы, зарождающиеся в своей голове, и понимая, что выбора нет.
Габриэль не позволит превратить свой дом в бойню, если есть хоть одна возможность остановить это.
Спина Джона напряглась.
— Я доверяю каждому, кто работает здесь, сэр.
Еще одна ошибка.
Шлюхи не могут себе позволить доверять кому-либо.
Любить.
Надеяться.
— Ты доверяешь мне? — тихо спросил Габриэль.
— Да.
В конечном счете, Виктория Чайлдерс также доверилась ему.
Она съела его пищу и сейчас спала в его кровати. Считая себя его гостьей.
Но не являясь ею.
Виктория — узница в той же степени, что и сам Габриэль.
— Должен ли я доверять тебе? — мягко спросил Габриэль.
— Я сделал то, что посчитал правильным.
И сделал бы это еще раз.
Идеальная добыча.
Рассвет уже со всех сторон окружил Габриэля.
Он должен выбирать. Позволить уйти Джону и Стивену, потому что они сделали то, что посчитали правильным.
Или оставить их, зная, что их человечность станет причиной еще больших смертей.
Второй мужчина мог подкупить их.
Если они виновны, второй мужчина убьет их.
Если они невиновны, увольнение убьет их.
И это будет гораздо худшая смерть, чем та, которая ждет их от руки второго мужчины.
Весь Лондон узнает об их увольнении. Никто не возьмет на работу тех, кого прогнал неприкасаемый ангел.
Джон и Стивен снова займутся проституцией.
Это намного, намного лучший удел, чем тот, что поджидает их, если Габриэль попросит остаться.
Никто не имеет права просить человека сделать то, что Габриэль попросит их сделать для него.
— Они не заслужили увольнения, месье. — Габриэль уставился на окрашенную в темно-красный цвет скатерть. Пред его внутренним взором возник утонченный женский профиль: прямой нос, изогнутая бровь, решительный подбородок.
Виктория не верила, что она красива. Но это было так.
Габриэль лишь единожды видел женщину с подобным типом красоты, — и та скоро будет принадлежать Майклу.
— Вы предупреждали их о мужчине, который попытается убить месье Майкла, но ни слова не говорили о женщине, — холодно возразил Гастон. — Джон и Стивен полагали, что не будет большого вреда, если они позволят даме войти в дом сегодня вечером.
Габриэль осуществил свое решение.
Он не может позволить себе испытывать сожаление. Нерешительность.
Сострадание.
Образ Виктории тотчас же расплылся перед его внутренним взором; точеный профиль ее лица превратился в ряд пересекающихся пятен.
— Почему ты думаешь, что мои действия слишком суровы, Гастон? — Габриэль оторвал свой взгляд от скатерти. — Они не подчинились моим приказам. Вместо того чтобы уволить их, я что, должен увеличить им жалованье?
— Они любят вас, месье.
В пустой салон проникли слабые, едва различимые звуки. Лязг посуды. Приглушенное проклятье.
Пьер начал готовить поздний завтрак.
Скоро сюда спустятся слуги и наведут порядок.
Ему не нужна их любовь — ему нужна их преданность.
— Любовь имеет свою цену, Гастон, — хладнокровно ответил Габриэль. — Любят того, кто платит большее жалованье.
Или гонорар за оказанные услуги.
Любовь шлюхи меняется с каждым ее клиентом.
— Люди не столь просты, месье.
— Пока они соблюдают правила дома, им ничто не угрожает.
— Они думали, что вы умерли полгода назад.
Габриэль замер.
Ни Гастон, ни другие его люди ни разу не поднимали вопрос о событиях, произошедших полгода назад.
— Как они могут видеть, я вполне живой.
— Вы сожгли дом дотла, — холодно произнес Гастон.
А затем Габриэль отстроил его заново.
Сначала, чтобы спасти ангела. Затем, чтобы поймать чудовище.
— Я возместил им все убытки.
— Проблема не в утраченных вещах, месье. — Свеча в правой руке Гастона в последний раз затрещала и погасла, правая половина его лица скрылась в тени. — Вы не доверили им правду. И они больше не знают, можно ли доверять вам.
Доверие.
Правда.
Слабый аромат кофе смешался с затхлым запахом вина и сигар.
Шлюхи не могут позволить себе доверять кому-либо.
Когда-то Габриэль думал, что знал правду. Второй мужчина доказал ему, что он ошибался.
— Ты хочешь сказать, Гастон, что никому из моих служащих нельзя доверять? — осторожно спросил Габриэль.
Гастон распрямил плечи.
— В вашем доме нет ни одного человека, способного предать вас.
— Однако ты не прогнал Майкла согласно моим указаниям, — резко ответил Габриэль. — Некоторые могут сказать, что это разновидность предательства.
Не дающее покоя прошлое отразилось в глазах Гастона.
— Месье Майкл не захотел оставить ваше тело, — непривычно эмоционально сказал он.
Габриэль вспомнил…
…Эхо выстрела.
…Серебристую дымку дыхания.
«Ты оплакивал меня?
— Да».
— Это было не мое тело, — рассеяно отетил Габриэль.
Майкл держал обожженное тело нищего, а не Габриэля.
Габриэль положил труп попрошайки в свою кровать, надеясь, что все подумают, что это он.
Так и произошло.
Габриэль сделал то, что было необходимо для спасения Майкла. Так, чтобы тот мог жить жизнью вместо ночного кошмара.
Лишь затем, чтобы обнаружить, что кошмар только начался.
