— Да, ваше сиятельство. Пожалуйста, простите… — она осторожно прикоснулась к деньгам. — У меня билет на дирижабль. В двадцать десять отправляется. Как жаль… Вы себе не представляете, как мне не хочется улетать отсюда.
Вот теперь она заплакала всерьез, вздрагивая, громко шмыгая носом. Я обнял ее, помог погрузить чемодан и, уже сажая в машину, поцеловал.
Когда я зашел в дом, то сразу увидел маму. Первое, что она сказала:
— Я ее не уволила! Тебя приходится слушать.
— Спасибо, мам, — я чмокнул ее в щеку. — Ты поступила очень мудро. Только не нужно было Дашу так сильно ругать. Она не виновата.
— Ну да конечно! Она святая! Старше тебя на много лет, и она не виновата! Не виновата, что просыпается в одной постели с моим сыном! В постели графа, между прочим! — возмутилась Елена Викторовна. — А ты еще стоял сейчас, курил возле нее — я все видела.
— Ах, да. Тебе маленький подарок, — я открыл сумку и достал коробочку «Госпожа Аллои». — Прошу.
Мама явно хотела сейчас топнуть ножкой. Я же вложил сигареты ей в карман и пошел к лестнице. Предстоял насыщенный делами вечер: хотя бы пара часов плотной физической тренировки в подвале. Затем медитативные упражнения по укреплению тела. После ужина час школьных занятий. Магическая практика — тоже хотя бы час-полтора. И что важно: уже в ближайшие дни мне может потребоваться хорошая магическая защита. Я решил остановиться на заготовке «Лепестки Виолы». Шаблон проверенный, эффективный, но для верности лучше пересобрать его заново. Ах, да, еще имелся купленный сегодня эйхос. Его тоже нужно настроить, подключить к сети, иначе Айлин обидится.
Быстро переодевшись, я принялся исполнять свои обширные планы. Лишь на ужин позволил себе получасовой отдых. За столом нам прислуживала Надежда Дмитриевна. Конечно, она — не Даша. Она не такая быстрая и аккуратная. И может быть поэтому у мамы возникла мысль купить бытового робота. Вот так бывает: зацепился с кем-то за какую-то тему, а она потом возвращается в общении с другими людьми и с неожиданной стороны. Робот, может и хорошо, но пока они крайне несовершенны — это я рассуждаю, как Астерий, знающий роботов, внешне неотличимых от людей и значительно превосходящих их во многом. Хотя, когда это было… Много жизней назад, совсем в других мирах. Маме я сказал, что чем покупать безумно дорогого робота, лучше нанять в служанки красивую девушку. Не знаю, оценила она мой юмор или нет, но я сделал последний глоток чая и торопливо вышел из-за стола.
Уже перед сном я наконец занялся эйхосом, кое-как настроил, подключил к коммуникатору и сразу поймал три сообщения: два от Айлин, на которые тут же ответил, и одно от графа Голицына. Увы, Жорж Павлович меня разочаровал. Сказал, что в течение дня двое его сотрудников наиболее опытных в сетевых вопросах пытались получить доступ к предсказаниям Римского оракула, но безуспешно. Будут пытаться еще. Ну что ж, раз так, то это лишь говорит о важности темы.
Я лег в постель, релаксируя, сканируя свое тело. Затем запустил обычный шаблон магической оптимизации, который легко справлялся с мелкими сбоями в организме и излечивал практически любые болезни в зачаточном состоянии. Это одна из причин, почему курение табака для меня совершенно безвредно. Да, мое физическое тело, ни то, которым я обладаю сейчас, никакое другое прежде, не становилось абсолютно совершенным, как у бога, но достаточно близко приближалось к идеалу. При мысли о богах, вспомнилась Артемида. Вчера она отозвалась мне как-то сдержанно, скупо. Это слегка дразнило, как может дразнить нарочитое невнимание женщины, к которой влечет. Очень захотелось увидеть ее во сне. Держа перед внутренним взором образ Небесной Охотницы, я погрузился в сон.
А когда я открыл глаза, сон будто продолжился: она стояла возле кровати. Утреннее солнце падало на подоконник и золотило занавес. Золотая диадема сверкала в ее белых, играющих легкой голубизной волосах, длинных до пола. Богиня улыбалась. И это был не сон.
Сначала я приподнялся на локте, разглядывая ее. Затем встал, даже не подумав, что я лишь в одних трусах.
— Радости тебе, Астерий, — произнесла она серебристо и громко.
— Тебе Божественной Радости, прекраснейшая из прекрасных, — я почувствовал, как по телу пошли мурашки и захотелось рассмеяться. Видел ее тысячи лет назад, но никогда так близко. И тогда, тысячи лет назад она не была так хороша как в эту минуту.
— Не пытайся мне льстить. Ведь то же самое ты сказал бы Афине или Афродите. Я даже не уверена, что ты не говорил те же слова Гере, — она по-прежнему улыбалась, и в комнате было светло не от солнца, а от нее.
— Нет, ты всегда меня восхищала больше других. Клянусь тебе — Перун свидетель, — я сделал маленький шаг к ней.
— Я очень благодарна, что ты устоял против Геры. Не знаю, по силам ли это кому-либо из смертных кроме тебя. Ах, да, ты бессмертный, но все равно, — она подошла и положила руку мне на грудь.
— И ты даже согласишься сейчас на… — я не спешил это произнести, желая насладиться ее прикосновением и искорками, зачавшимися в небесных глазах богини.
Артемида договорила за меня:
— На один поцелуй. Я исполняю обещания, как бы то ни говорила Гера, — она потянулась ко мне губами, успев прошептать: — Тем более, кто, как не ты заслужил это…
Сначала касание наших губ было нежным, но в следующий миг меня пробрала такая сладость, что я прижал богиню к себе и впился в ее рот с жадностью.
— Астерий! Со мной так нельзя! — она отстранилась, ее глаза стали сердито серыми.
Я же чувствовал лишь сжигающее возбуждение. Голова кружилась, и хотелось почувствовать ее тело еще.
— Я пришла не для этого, безумный Астерий! — она отступила на шаг.
В этот миг дверь в комнату распахнулась, на пороге появилась моя мама.
— Саша! Ты снова водишь гулящих девушек! — вскрикнула она. И, конечно, топнула ногой.
Глава 12
Дела библиотечные
Взгляд Артемиды не выразил изумления, на лице застыла та самая снисходительная улыбка, которая украшает ее мраморные статуи.
— Мама, не говори так! Перед тобой сама Артемида! Та, которую ты почитаешь! — в эти мгновения я испытал тревогу. Даже страх, что Небесная Охотница, оскорбленная речью графини, может наказать ее. Олимпийские боги бывают вспыльчивы и иногда потом сами не в силах изменить сделанное в порыве эмоций.
Елена Владимировна побледнела, вытянулась в лице и захлопнула дверь.
— Прости ее, Небесная, — я повернулся к Артемиде. — Она не могла подумать, что здесь может появиться богиня в земном теле.
Дверь снова распахнулась, графиня осторожно шагнула в комнату, в молитвенном жесте сложив руки на груди:
— Величайшая из великих! Охотница Небесная! Пожалуйста, прости! Разве могла я такое представить, что в нашем доме появишься ты⁈ До сих пор глаза с трудом верят! Прости, Небесная! Нашло какое-то сумасшествие!
— Здесь нет твоей вины, Елена. Мне не на что сердиться, — ровным голосом ответила Артемида. — Сейчас оставь нас. Мне нужно поговорить с твоим сыном.
— Да, Небесная! Ухожу! Ухожу, Всемилостивая! — Елена Викторовна попятилась и тихо притворила за собой дверь.
— В твоем доме очень беспокойно, — Охотница улыбнулась, поглядывая на дверь, словно ожидая, что та откроется снова. — Хочу тебя предостеречь, Астерий. Ты должен понимать: если я позволяю поцелуй, то он, что-то значит, и в нем не какая-то мелкая поблажка, а знак моего отношения. Я — не Гера. Это она, пока Перун смотрит в другую сторону или занят с любовницами, готова раздавать поцелуи всем, кто ей может стать полезен.
— Ты — очень даже не Гера, — охотно признал я, втянув ноздрями аромат цветов акации — он исходил от богини. — Ты — Разящая в Сердце. Но скажи, я же для тебя не «все»? Пожалуйста, не разочаровывай меня сейчас. Мне вовсе не хочется стать одним из множества, к кому обращено твое особое внимание.
