— С кем из них? — усмехаюсь, а у самой слезы бегут по щекам.
Ирис недовольно кривится, выпуская дым из ноздрей, отворачивается. Вижу эту неприязнь. Я ей противна, и это очевидно, а то, что скрыто: меня это дико ранит. Так, что сердце колет…
— Сейчас они подписывают договор, Лилиана, — продолжает Ирис, слегка покручивая сигаретой на стеклянном дне пепельницы, — Его суть очень простая: мы забираем себе Питер и ближайшую область. Никто из Александровских не имеет никакого права переступать границу. И никто, кто с ними связан.
— И что это значит?!
— Это значит, что ты должна наконец решить, на чьей ты стороне, — грубо цедит, смотря мне в глаза, — Ты либо с ними, либо с нами. Другого выхода нет.
— То есть…ты хочешь, чтобы я поехала с вами?!
— Да, я этого хочу, — вдруг смягчает и кивает, придвинувшись ближе к краю и забыв о сигарете, — Лили, прекрати разрушать свою жизнь, я тебя прошу. Прекрати отталкивать свою семью. Здесь ты — чужая. Вернемся домой вместе…
— Зачем? — также тихо спрашиваю, на что она хмурится.
— В смысле зачем?
— В прямом. Мне там нет места.
— Глупости.
— Разве?
— Лили…конечно, да! Твое место всегда было и, надеюсь, будет за нашим столом. Ты мне, как дочь и…
— Хватит! — грубо прерываю ее и отступаю назад, — Я не поеду. Я остаюсь тут. С ними.
— Ты им не нужна, я…
— А вам разве нужна?!
«И быть всю жизнь виновной в смерти вашей Амелии?! Увольте…» — думаю про себя, а потом опускаю глаза в пол и сжимаю себя руками.
— Я дома.
Ирис смотрит на меня долго, я чувствую это, но потом встает и холодно, отстраненно спрашивает.
— Ты хорошо подумала? Назад дороги не будет.
— Ты соврала мне. И я не о твоей смерти сейчас говорю… — всхлипываю, а потом все таки смотрю на нее и хмурюсь, — Вы могли спасти Розу, но…вам не было дела.
— Поверь мне, это не так. Если бы Артур мог ее вытащить, он бы это сделал.
— Он думал только о ней! — повышаю голос и делаю шаг на свою тетку, — Ваша драгоценная Амелия…и кому какое дело, кто останется за бортом, ради нее, да?!
Больше она со мной не говорит. При упоминании имени дочери, Ирис словно ударяют — она вздрагивает, отводит взгляд и…просто уходит. Даже не посмотрев на меня.
— …Мам, позволь мне попробовать? — слышу тихий голос Арнольда за дверью, но ее больше нет.
Она молчит. Им и не нужно особо общаться, они так тесно связаны, что словно понимают друг друга итак, но мне бы сейчас хотелось услышать что-то реальное. Не знаю почему…
— …Она просто перенервничала. Я поговорю.
Слышу тонкий стук шпилек, а через миг дверь открывается и на пороге стоит Арнольд. Он тихо усмехается и, слегка закатив глаза, заходит внутрь комнаты, а я сажусь на место тети и беру ее сигарету. Затягиваюсь.
— Можешь даже не пытаться, Арн. Я остаюсь.
— Лили, не будь ребенком. Давай без истерик, сейчас не та ситуация. Совсем не та, — серьезно говорит, а потом проходит вглубь комнаты, садится на кресло рядом и откидывается на спинку кресла.
Вижу, что он устал. Очень устал. Конечно, вряд ли последние новости способствовали здоровому сну, сама я почти и не спала. Я тоже устала да так, что все тело ноет. Хочется просто забыть обо всем, но я не могу — он тихо продолжает.
— Ты не сможешь передумать, Ли. Если ты решишь остаться, обратной дороги не будет.
— Я понимаю.
— А так ли это? — смотрит на меня, но я не выдерживаю и опускаю глаза к сигарете, — Ли, мы твоя семья, а не они.
— Моей семьей была Роза.
— Ли…
— Нет, Арн, не надо. Вы бросили ее, — всхлипываю, мотая головой, — Ради Амелии вы пожертвовали моей сестрой.
— Это неправда.
— Да ну?! А как тогда это называется?!
— Нам просто не повезло.
Смотрю на него, как на придурка, пока по щекам текут огромные слезы. Первые слезы, если честно, которые я проливаю. До этого не плакала, а сейчас, как прорвало…
— Не смотри на меня так.
— Я просто поражаюсь формулировке. Как ты смеешь…
— Послушай, — снова серьезно перебивает меня, приближаясь, — Там в лесу не было времени думать. Мы нашли следы, но они разделились. Отец пошел за Амелией, все остальные за Розой. Или ты что, серьезно собираешься судить его за то, что он выбрал свою дочь? Я тоже отец, и я бы поступил также. Когда-нибудь ты это поймешь, но Розу никто не бросал. Ее искали мы со Костей, Богданом, Маркусом, Гришей… И тебя никто не хочет бросать, но по-другому уже не будет. Если ты сейчас останешься с ними, отец не пустит тебя на порог своего дома, пойми ты наконец! У нас слишком много тайн!
Молчу. Тогда Арн берет меня за руку и слегка ее сжимает.
— Да брось, не дури. Поехали с нами. У нас будет нормальный дом…Астра по тебе скучает и…черт, я скучаю. Ирис. Она тебя очень любит.
— Неправда…
— Правда. Что ты будешь делать здесь?! Снова хочешь стать предметом для насмешек?! Зачем?! Ради чего?!
— Я люблю его… — вдруг говорю, и Арн резко выпрямляется, а я, пару раз моргнув, поднимаю на него глаза, — Прости, но я его люблю.
— Если ты про Петра…
— Я про Макса.
Теперь молчит он, оценивает, а я держусь со всех сил, чтобы не спалиться. Потому что вру. Вру напропалую, прикрываюсь. Вернуться с ними обратно для меня равно смерти. При одной только мысли паника нарастает…
— Думаешь, что он простит тебя? Примет после своего отца? Лили…
— Мы занимались любовью, — выпаливаю, краснея, — Так что да. Простит. Макс меня любит, а я люблю его. Простите.
Еще пару мгновений Арн молчит, но потом поднимается и коротко мне кивает, поворачивая в сторону двери, где замирает лишь на миг, чтобы тихо попрощаться.
— Прощай, Ли. Будь счастлива.
Очень вряд ли, но спасибо, Арнольд…
11. Романс
И лампа не горит и врут календари
И если ты давно хотела, что-то мне сказать, то говори
Любой обманчив звук, страшнее тишина
Когда в самый разгар веселья падает из рук, бокал вина
И чёрный кабинет, и ждёт в стволе патрон
Так тихо, что я слышу, как идёт на глубине вагон метро
На площади полки, темно в конце строки
И в телефонной трубке эти много лет спустя, одни гудки
Сплин — Романс
Все кончилось также быстро, как началось. Они ушли тихо, спокойно, и самое главное так, будто их никогда и не было. Мы с Мишей обошли всю территорию, где не осталось ни только следов, но и "армии"(до сих пор отказываюсь называть это глупое слово серьезно). Ни тени, ни намека — ничего. От отца ничего не осталось. Будто его никогда здесь и не было.
Я могу дышать спокойно. Сейчас здесь в глубине темной ночи, я стою на террасе и дышу спокойно, свободно, абсолютно свободно. Похожего состояния со мной не было за всю мою жизнь, и я пока не совсем понимаю, как сильно она изменилась на самом деле. Я не осознаю в полной степени, что больше не будет «наказаний», упреков, приказов. Мне больше никто не позвонит и не потребует объяснений, не прикажет — ничего этого не будет. Я волен делать, что хочу, и строить жизнь, как я хочу. Она теперь моя.
Дверь на террасу тихо открывается, и когда я оборачиваюсь, вижу маму. Она кутается в пушистый плед, сама рассматривает меня во все глаза с любопытством и…нежностью, от которой внутри все теплеет. Черт, я так рад ее видеть…
— Думал, что ты спишь, — тихо говорю первым, она слегка пожимает плечами и улыбается.
— Не спится. Так много всего произошло…не верю, что я наконец-то не в том доме. Будто на самом деле все это сон.
Мама рассказала нам, что произошло. Она хотела уйти от отца, подала на развод, а он, очевидно, допустить этого не смог. Тогда, много лет назад, он сказал, что беременность проходит сложно, поэтому он отправил ее в Швейцарию к лучшим врачам. Это был четвертый месяц, еще четыре месяца мы разговаривали с ней по телефону, а он, как оказалось, пытался убедить ее отступить. Разными способами, но что-то в ней, давно надломленное, вдруг покрылось сталью и не позволило дать заднюю. Мама стояла на своем, и тогда отец решил, что раз она так хочет уйти — он даст ей это, но на своих условиях. Так она оказалась в доме, запертая там, как в клетке, на долгие годы и без возможности сбежать.
