— Саша.
Мы оборачиваемся: позади нас целая делегация. Отец, брат Алекса и охранник. В руках у всех белые цветы. У отца — розы, у брата — георгины.
— Доброе утро, — говорю я, и беру Алекса под руку, напоминая, что мы супруги.
— Привет, пап, — говорит Алекс.
Они обмениваются взглядами, словно силой меряются. С братом останавливаются напротив друг друга, а отец проходит к могиле и ставит букет в вазу с другой стороны памятника. Затем брат Алекса делает то же самое с георгинами.
На минуту повисает тяжелое молчание. Мы смотрим на надгробное фото, и только отец — себе под ноги.
— Почему не приехал утром, сынок? — почтив память супруги, наконец, спрашивает он. — Мы ждали тебя к завтраку.
— А что мне там делать? — Алекс крепко сжимает мою руку. — Я был с женой.
Я сжимаю в ответ его ладонь.
Какое приятно крепкое пожатие мужской руки. Меня охватывает ощущение, что я нашла человека, с которым можно встать спиной к спине против всего мира, и он не подведет. Я с детства его искала. Не любви, не сказки — опоры и надежности.
Пусть это иллюзия.
Но целое мгновение я верю в нее всем сердцем.
— А если бы ты был со своей… — сквозь зубы продолжает он. — Мы бы сейчас тут не стояли.
— Что ты сказал? — он как будто не верит, что сын сказал это вслух. — Ты как разговариваешь?
— Да что с тобой происходит? — огрызается брат, он сует руки в карманы брюк. — Хватит злиться, тебя лишили наследства ради общего блага и по твоей вине, если ты думаешь, что можешь так себя вести, то…
— Я не собираюсь это слушать, — отрезает отец.
Он быстро направляется по аллее в сторону ворот. Охранник спешит следом. Алекс провожает его взглядом и кричит в напряженную спину:
— Она погибла из-за тебя! — не выдержав, он отпускает мою руку, и идет следом. — Подожди! Давай поговорим! Я хочу разобраться, слышишь? Не смей от меня уходить!
Я смотрю им вслед, пока они не скрываются за воротами. Отец направляется к припаркованным черным авто, стоящим в ряд. Красный «мустанг» Беспредельщика смотрится на их фоне инородным, и даже припаркован в стороне, через два авто других посетителей.
— Отец! — зло орет Алекс.
Его брат остается со мной возле могилы. Я даже его имени не помню. Мне неловко, не знаю, куда себя деть и смотрю в том направлении, где скрылся мой муж. Быстрей бы вернулся…
Мысли обрывает мощный взрыв.
Такой сильный, что меня накрывает, оглушая, раскатистая и объемная звуковая волна, и я отшатываюсь назад, непроизвольно приседая. Я почти ничего не вижу, волосы падают на лицо, я закрываюсь рукой в тот момент, когда брат Алекса бросается на меня, сбивая на землю. Даже кричать не могу — воздух исчезает в легких. Я слабо хриплю в холодную землю, не чувствуя боли в отбитых коленях и руках.
В ушах появляется ощущение ваты, затем нарастает звон. Брат Алекса скатывается с меня, и я могу приподнять голову.
За кладбищенскими воротами машины разметало взрывной волной. Все в мусоре, и несколько неподвижных тел на асфальте. Мир внезапно становится серым и плоским.
Оперевшись на могильную плиту, я поднимаюсь, мало что понимая от шока. Меня шатает. Я переступаю с ноги на ногу, глядя на эпицентр взрыва на парковке, куда Алекс ушел с отцом… Громко орет сигналка. К звуку присоединяется шум сирен. Но ни одного человеческого возгласа или крика — там нет раненых.
— Алекс… — растерянно зову я, беззвучно, как мне кажется, и из-за этого начинаю истошно кричать. — Алекс!
Сквозь мутную дымку над парковкой я пытаюсь высмотреть хоть что-то, что даст мне надежду.
Глава 23
— Алекс!
Голос хрипит, я щурюсь сквозь едкие слезы. Делаю шаг вперед, чтобы рассмотреть за дымом силуэты на земле, но брат Алекса хватает меня за руку.
— Туда нельзя! — он увлекает меня за памятник, пригибаясь. Прижимает телефон к уху, дикими глазами косясь через плечо. — Алло? Взрыв, только что. Заминировали машины…
Он звонит в полицию. Звуки, которые сначала я приняла за сирены, оказались далекими завываниями автомобильных сигнализаций. Тряхнуло так, что в соседних кварталах услышали. Я сползаю по гладкому мрамору и выглядываю из-за памятника.
Авто искорежены, как в страшном сне. Я смотрю и не верю, что это происходит с нами…
— Ты нормально? — брат Алекса поворачивает меня к себе. — Контузило?
Я ощущаю, что по щекам ползут горячие слезы, но тело стало невесомым — словно не мне принадлежит. Смотрю ему в лицо, глотаю холодный воздух и мотаю головой.
— Не высовывайся, — он вытаскивает пистолет, и прячется за памятником, озираясь. Изо рта вырывается пар, тело напряжено до последней жилки — он ждет второго взрыва или убийц, которые придут закончить работу.
Я молюсь, чтобы скорее услышать сирены. Рукой в перчатке прикрываю рот, чтобы не плакать в голос. Если они оба погибли, то из всей семьи остались мы двое. Я никому не буду нужна. Мне не вернут дочь. И очень повезет, если брат Алекса не выдаст меня бывшему или не избавится другим способом. Появляется чувство, что я на краю пропасти и следующий шаг последний. В голове гудит, мне тошно, зато полностью вернулся слух.
— Твою мать… — звучит выдох над ухом.
Я вздрагиваю всем телом и оборачиваюсь. Брат Алекса целится в силуэт, который плохо заметен за дымом — там что-то горит. Я сжимаюсь в комок, а затем, когда силуэт выпрямляется, понимаю, кто это.
— Саша? — брат тоже его узнает.
Я реву, как ребенок, в голос. Встаю и бегу к нему. Дым рассеивается и наконец, я вижу его полностью. Алекс двигается, как зомби: шатко, не ориентируется в пространстве и идет наугад. Глаза потерянные, взгляд шарит по сторонам. Он хромает, лицо в ссадинах, над бровью рассечение, глаз залит кровью. Безумные голубые радужки выделяются на грязном лице. Костюм в пыли и мусоре, сильно измят, а белая сорочка в копоти и крови. От него пахнет какой-то кислой гарью, когда я обнимаю его, подбежав.
— Саша! — его брат спешит следом, подхватывает с другой стороны и вместе мы уводим его за памятник.
Брат снова занимает позицию.
— Что с отцом? Где он? Ты его видел?
Алекс не отвечает. Сидит на мраморе, покачиваясь. Обхватывает затылок ладонями, словно у него раскалывается голова. Я реву и руками в перчатках глажу лицо и бычью шею, грязные волосы.
— Кто это, люди Захарова? Ты кого-нибудь видел?
— Не знаю… Меня вырубило, — бормочет Алекс и замечает меня. — Куколка…
— Ты в рубашке родился, идиот, — рычит его брат. — Что с отцом?
— Он погиб, Дим… Машина рванула, — Алекс замолкает, когда доносятся звуки приближающихся сирен. — Ничего не говори ментам обо мне, куколка.
— Конечно, — горячо шепчу я и с заминкой целую холодные губы.
Первыми подлетают патрульные машины. Я более-менее успокаиваюсь. Обхватив пальцами лицо, смотрю в глаза Алексу, а он едва держит фокус.
— Тебе нужен врач, — он пытается покачать головой и чуть не теряет равновесие. — Тебе плохо? Алекс!
— Просто голова закружилась…
— Саш, она права, — говорит брат.
Сбоку к нам подбирается сотрудник и выводит через другой вход. Кладбище оцепляют. Все ждут на безопасном расстоянии, пока место взрыва обследуют саперы. Предполагается, что там может быть несработавшее взрывное устройство или вроде того. Тела еще не убрали. Те двое, кого я видела на асфальте — отец Алекса и его охранник.
В машине скорой помощи Алекса осматривает молодая врач, уделяет время зрачкам. Я сижу рядом, и у меня тревожно сосет под ложечкой.
— Головокружение, тошнота есть? — спрашивает она.
— Нет, — сдавленно отвечает тот.
— Алекс, — укоризненно шепчу я.
Его слегка ведет в сторону — лжет и не краснеет. Врач это видит тоже.
— Я настаиваю на госпитализации, — говорит она.
— Нет, — отрезает он и пытается выбраться из машины.
— Алекс, пожалуйста! — умоляю я.
— Вы жена? — врач смотрит на меня, несмотря на возраст, у нее серьезные и уставшие глаза, словно она лет на двадцать себя старше. — Это контузия. Ему срочно нужно в больницу…
