— Если мы с ней снова соберемся пообедать, непременно тебя прихвачу, — со смехом отозвалась я. — Это прекрасно работает во всех смыслах.
— Буду рада.
Когда пришло время уходить, я, бросив взгляд на Клэнси и дожидавшуюся нас машину, вдруг осознала, что перед возвращением к работе мне очень хотелось бы растрясти калории.
— Думаю, после такого сытного обеда самое милое дело пройтись пешком, — заявила я. — Езжайте без меня.
— Я с тобой прогуляюсь, — тут же сказала Мегуми. — Уличный воздух будет мне только на пользу, а то офисные кондиционеры сушат кожу.
— Ну и я с вами, — предложила моя мама.
Я бросила скептический взгляд на ее тонюсенькие каблучки, но, если честно, ее трудно было представить без каблуков. И разгуливать на них для нее было тем же самым, что для меня в шлепанцах.
Обратно к Кроссфайру мы двигались в обычном для Манхэттена деловитом, целеустремленном людском потоке, и если, как правило, в нем то и дело возникали заторы, которые приходилось огибать, то, вышагивая с мамой во главе, на сей счет беспокоиться не приходилось. Мужчины расступались в стороны, с готовностью пропуская ее, а потом провожали взглядами. В своем простого покроя, сексуально-облегающем льдисто-голубом платье она по контрасту с влажным, жарким воздухом казалась воплощением свежести и прохлады.
Мы уже свернули за угол и были недалеко от Кроссфайра, когда мама вдруг остановилась, да так резко, что мы с Мегуми налетели на нее. От толчка в спину она покачнулась вперед, и я едва успела подхватить ее под локоть, чтобы дать восстановить равновесие.
Я посмотрела под ноги, гадая, что могло ее остановить, но ничего не увидев, подняла глаза на нее. Она с ошеломленным видом уставилась на Кроссфайр.
— Господи, мамуля, — сказала я, увлекая ее в сторону, подальше от основного потока пешеходов. — Ты вся побелела как простыня. Это что, жара так на тебя действует? Голова не кружится?
— Что?
Ее рука поднялась к горлу. Округлившиеся глаза по-прежнему смотрели на Кроссфайр.
Повернув голову, я всмотрелась в том же направлении, пытаясь увидеть, что приковало ее внимание.
— Что вы там вдвоем высматриваете? — недоумевающе спросила Мегуми, тоже щурясь в сторону небоскреба.
— Миссис Стэнтон… — Клэнси вышел из машины, на которой ехал за нами, держась на почтительном, но безопасном расстоянии. — С вами все в порядке?
— Вы видели?.. — начала она, глядя на него.
— Ты о чем? — встряла я, в то время как он вскинул голову, просвечивая натренированным взглядом улицу. От его абсолютной сосредоточенности по спине у меня побежали мурашки.
— Позвольте мне довезти вас всех до месте, — тихо сказал он.
Вход в Кроссфайр находился буквально через улицу однако что-то в тоне Клэнси заставило воздержаться от возражений. Мы забрались в машину, мама на переднее сиденье.
— Что это, вообще, было? — спросила Мегуми, после того как мы вошли в прохладный холл здания. — У твоей мамы был такой вид, словно ей призрак явился.
— Без понятия, — ответила я. Но мне было нехорошо.
Мою мать что-то страшно перепугало. И я понимала, что места себе не найду, пока не выясню, в чем дело.
Я так основательно приложилась спиной к мату, что у меня из легких вышибло весь воздух, и растерянно заморгала на полу, пытаясь восстановить дыхание.
В фокусе появилось лицо Паркера Смита.
— Ты попусту тратишь время, и свое и мое, — заявил он. — Пришла сюда, так и изволь находиться здесь. На все сто процентов здесь, а не витать в облаках где-то за миллион миль отсюда.
Я ухватилась за протянутую им руку, и он рывком поднял меня на ноги. Вокруг нас упорно тренировалось еще с дюжину учеников Паркера. Спортивный зал в Бруклине был полон оживленного шума и активности.
Конечно, Смит был прав. Мне никак не удавалось отвлечься мыслями от мамы и ее странной реакции на невесть что, увиденное при нашем возвращении с обеда в Кроссфайр.
— Прошу прощения, — пробормотала я. — Кое о чем не вовремя задумалась.
Двигаясь с быстротой молнии, он нанес мне, хотя и не в полную силу, удар в колено и почти сразу же в плечо.
— Ты что же думаешь, нападающий, прежде чем начнет действовать, подождет, пока ты очухаешься и придешь в себя?
Я приняла низкую стойку и заставила себя сосредоточиться. В ту же стойку, не сводя с меня внимательных карих глаз, перешел и Паркер. Его бритая голова и гладкая, цвета кофе с молоком кожа поблескивали в свете флуоресцентных ламп.
Спортивный зал находился на бывшем складе, приспособленном для новых целей, однако сохранившем многое из прежнего обличья как из экономических соображений, так и ради специфической атмосферы. Моя мать и отчим в своей чрезмерной тревоге за меня требовали, чтобы Клэнси сопровождал меня на тренировки. На самом деле этот одно время заброшенный район переживал возрождение, что, на мой взгляд, внушало оптимизм, а на их взгляд — опасения.
Когда Паркер атаковал меня снова, я блокировала выпад. Его движения стали еще стремительнее и яростнее, и, чтобы хоть как-то на них реагировать, мне пришлось до возвращения домой выбросить из головы все посторонние мысли.
Приехавший ко мне час спустя Гидеон обнаружил меня в ванной в окружении ароматических ванилиновых свечей и туг же, раздевшись, присоединился ко мне, хотя, судя по влажным волосам, уже принял душ после занятий с личным тренером. Я зачарованно смотрела на то, как он раздевается, любуясь игрой мускулов и несравненной грацией.
Гидеон забрался в ванну и пристроился у меня за спиной, его длинные ноги оказались по обе стороны от моих, обнял меня, а потом, к моему удивлению, приподнял и посадил себе на колени.
— Прислонись ко мне, ангел, — произнес он, — я хочу тебя чувствовать.
С удовлетворенным вздохом я обмякла в его крепких, нежных объятиях. Все мое тело, как всегда, с наслаждением отдалось его прикосновениям, натруженные до боли мышцы полностью расслабились. Я обожала такие моменты, когда весь мир, со всеми его заботами и тревогами, оказывался далеко позади. Моменты, когда я ощущала его любовь, пусть он никогда не произносил вслух этого слова.
— Новые синяки отмачиваешь? — спросил он, прижавшись щекой к моей.
— Сама виновата. Голова во время тренировки была занята другим.
— Случайно, не обо мне думала? — промурлыкал он, уткнувшись мне носом в ухо.
— Хотела бы.
Гидеон помолчал, а потом сменил пластинку:
— Выкладывай, что тебе не дает покоя.
Меня восхищало, что он буквально видел меня насквозь, схватывая на лету мельчайшие нюансы моего настроения. Я и сама пыталась быть столь же восприимчивой. Такого рода взаимная чувствительность была очень важна в отношениях таких непростых людей, как мы.
